Федье. Голос Друга

        Это выражение, «голос друга», появляется на стр.163 Бытия и времени, в середине тридцать четвертого параграфа, который озаглавлен: «Da-sein и слово. Язык» . Вот этот текст:

        Взаимосвязь речи с пониманием и понятностью проясняется из одной принадлежащей к самой речи экзистенциальной возможности, из слышания. Мы не случайно говорим, когда не "верно" расслышали, что не "поняли". Слышание конститутивно для речи. И как словесное озвучание основано в речи, так акустическое восприятие в слышании. Прислушивание к... есть экзистенциальная открытость присутствия как событие для других. Слышание конституирует даже первичную и собственную открытость присутствия для его самого своего умения быть в качестве слышания голоса друга, которого всякое присутствие носит с собой».

        Внезапное появление этого голоса друга и сегодня остается для меня таким же ошеломительным, как тогда, когда я прочел этот пассаж в первый раз.

        Несомненно, дружба – это нечто такое, о чем каждому человеческому существу в общих чертах известно и с чем, больше того, мы можем быть знакомы на опыте в наших отношениях с тем или другим человеком. Но тот факт, что она так решительно помещена в самое сердце экзистенциальной структуры Dasein, той модальности бытия, которая отличает нас и где нам надлежит сыграть нашу роль до конца (быть тем, кем мы должны быть в открытости: держа открытым вот-здесь) , где явиться может не иначе как всё, – вот что сразу же отрывает дружбу от всего того, что можно узнать из простой обыденности.

             Ф. Федье. Голос Друга.


        В этом начале, В хайдеггеровских словах, в удивлении и впечатлении от них Федье, в его "открытии", я прочитываю или мне сразу же слышится - "Светлый Друг" Флоренского, к которому он обращается, сидя в келье, "Истинный Друг природы" Гёте, с которым Гёте пытается собеседовать на страницах своих сочинений, "Друг мой, друг мой, я ужасно болен" - есенинских строк, кажется именно эти люди, высокие и светлые своей душой - "порождали" и "возраждали" такого Друга рядом с собой.
        И значит, Хайдеггер прав, когда вписывает это в какую-то общую формулу. Не для всех так, но для открытой, свободной экзистенции - так. Невольно предполагается рядом Друг, такой же открытый, внимательный, чуткий.
Но не плодит ли и Зло, доходящее до определённых пределов своего двойника? Демонов, бесов, самого Дьявола? Это возникновение "второго" словно из ниоткуда появляется на определённом уровне свободы или же на определённом уровне потери её.
        "Второй должен быть" - я нахожусь где-то в таком месте, что "второй" просто обязан быть - быть здесь, рядом со мной. Только вот самим этим "вторым" может быть как Зло, так и Добро.
        "Пошли мне господь, второго" - заклинает Высоцкий.
       Откуда же приходит этот "второй"? Что он такое? Как мне с ним быть?

     Не означает ли такой Друг персонифицированный образ самой человеческой открытости? Созерцая себя как дружбу, первоначальную дружбу - живёт человек. Не тоже ли самое мы обозначаем и словом "мир" - "мир" в смысле лада?
"Не ладно скроен, да крепко сшит" - о чём говорит такая пословица? Здесь "ладно скроен", наверное бы обозначало скроен по ладу, по дружбе. Но изначально скроенный по дружбе человек, разве не может, достигая своей "самой самой" возможности быть - ощутить собственную сердцевину именно как дружбу? А вот о том человеке, о котором говорит пословица, такого не скажешь - он скроен не по ладу, не по дружбе, он - "сшит" - что имеется ввиду? "Крепко сшит" - прочно спаян, тесно слит - тут вот какие синонимы наверное. Тут говорится об единении, а оно такой крепкости и прочности редко достигается, сам факт такого единения уже чудо, и всё же он не равнозначен дружбе, пословица как раз на это и намекает, об этом и сообщает нам.
      В чём же разница?
    Под дружбой скорее всего мы имеем ввиду такое единение, которое допускает и даже предполагает "другое", то есть предполагает дистанцию, свободу каждого - это как два свободных человека друг с другом, это как - здесь есть место и тебе, и мне.
    Когда же говорят о "крепости сшития" подразумевают отличное от такой дружбы единение - такое, в котором двое неминуемо сливаются во что-то одно, единятся в одном.
    Мы едины, но при этом нас двое, при этом каждый не теряет своё лицо, свою самобытность - вот дружба.
    Мы едины в чём-то третьем без границ друг с другом - значит "сшиты", "слиты, "спаяны" - значит два в одном.
    Можно ли проводить здесь моральные характеристики - что лучше, а что хуже, что выше и что ниже? Пожалуй, нет.
    Перед нами, очевидно. два равнозначных по своей ценности или лучше сказать по своей бесценности способа единения - различных, но равнозначных.

    Сплавиться друг с другом люди могут лишь при одном условии, когда есть нечто третье, что их соединяет, даже в любви - последнем и первом нашем "сплавлении" - это третье - сама любовь. Попробуйте соединить одного человека с другим абсолютно без чего-то третьего, это будет ад, это будет монстр, урод, это будет извращение. Однако в чём-то третьем, отличном от одного человека и второго человека - двое прекрасно соединяются и могут становится полностью "как одно". Наличие чего-то третьего, общего позволяет говорить о какой-то двойке как об единице, и следовательно, за двойкой и о множестве как "едино есть".

    Но совершенно иные отношения мы наблюдаем в дружбе, как-будто то, что служило основанием для слитого единения, переворачивается с ног на голову. В дружбе само единение уходит в "землю", в "почву", чтобы служить опорой ногам двоих. В дружбе именно двое выступают на передний план. Ведь те, что слились в полном единении не могут дружить друг с другом, им не хватает расстояния между ними, пустоты.
    Полное единение заглатывает и поглощает двоих, для того, чтобы выпустить на передний план ЕДИНСТВО.
    Дружба подчиняет себе и поглощает в себя единство, для того чтобы процветали двое со всей их своеобразностью.

    И не в силу ли этого, дружба вовсе не простое, обычное дело, а высокое искусство, встречающееся ещё реже, чем "слитное единение"? Лишь самые лёгкие формы намёка на истинную дружбу становятся доступны человеку - "приятельство", "знакомство", но они не хранят в сердцевине своей такого единения, которое открыло бы путь к полноте каждого из двух лиц, которое делало бы эти лица максимально открытыми.