То ли смеяться... то ли плакать...

«Давид Израилевич был портным...»

Знаете, Сёма, бруки таки гораздо важнее жены!  Есть много мест, куда можно пойти без вашей Софочки, но совершенно невозможно без брук!..

«Давид Израилевич всю жизнь был брючным мастером. Лишь однажды он изменил своей профессии, во время войны. Было ему тогда лет двадцать пять, и его расстреляли. Вернее, не только его, а вообще всех евреев городка, где он жил. Но очнувшись поздним вечером, он обнаружил себя заваленным трупами, с кровоточащим плечом, но живым. Больше живых в куче трупов не было. Ни его жена Лея, ни пятилетний сын Мотя, ни родители, ни сестра Хана, ни еще пару сотен евреев...»

- Чьих вы будете кровей?
- Мы не будем, мы еврей...
 
«Я убил Купцова, деточка. Знаете, кто это был? Так я вам скажу, кто это был. Это был главный полицай и командовал моим расстрелом. Я знал его до войны, он работал товароведом. Однажды его чуть не посадили за какую-то растрату. Наверное, он был не очень хорошим товароведом. Как оказалось, полицаем он тоже был не очень хорошим, потому что даже расстрелять нормально меня не смог. Когда в сорок третьем пришли наши, Купцов прятался в лесу за дамбой. Но мы-таки его нашли. Я тогда никогда не убивал людей, деточка, а тут не знаю, что на меня нашло, сам вызвался. Меня поняли и не стали мешать. Но знаете, что я сделал? Спросите старого Давида, что он сделал, деточка?
 
— Что вы сделали, Давид Израилевич?
— Я его отпустил.
— Как это отпустили?
— Я сказал ему бежать, и он побежал. А я выстрелил ему в спину и попал.
— Но зачем? Зачем вы сказали ему бежать?
— Я хотел быть лучше, чем он.
— Но вы и так лучше, чем он!
— Любой человек, деточка, который стреляет в другого человека, становится убийцей. Не важно причины, главное, что он убил. Так вот я напоследок подарил ему надежду. И он умер с надеждой на спасение. Это намного приятнее, чем умирать, понимая, что обречен. Я знаю, как это, я так умирал. Но выжил. А вот мой сын Мотя нет. И жена моя тоже нет. И остальные нет. Нам не дали возможность надеяться. А Купцову я эту возможность подарил, потому что не хотел быть таким, как он. Купцов таки был не очень хорошим товароведом и полицаем, я был не очень хорошим партизаном, но кто мешает быть мне хорошим бручным мастером? Никто мне не мешает. Надежда — это очень важно, деточка, очень, можешь мне поверить, чтоб ты мне был здоров. Всё, примерка закончена. Приходи послезавтра, бруки будут готовы. И это будут не бруки, а песня о буревестнике, чтоб ты там себе не думал…» (Автор: Александр Гутин, в сокращении).

И комментарии... и всё про евреев... «Странное дело. Вроде ВСЕ пишут правильно, но... всё больше про национальность.  А вот про смысл написанного-редкие посты. Ну прямо по Салтыкову-Щедрину». (Владимир Акомов)

так повелось уже давно,
еврей не нация - клеймо,
будь повар он или портной,
оседлый или выездной,
и пусть храбрец, и пусть герой,
но где-то щёлкнет за спиной:
- ты его знаешь?
- да, еврей, он у меня в кругу друзей...
Не Миша, Петя, Коля, Вася,
а, блин, еврей, блин, в ипостаси!