Рабица

Степан Тарасович выходил в чащу глухую и кричал: а кому рабица?
однако в чаще глухой было недопонимание или еще чего. и обычно ничего не шелестело.
Степан Тарасович тряс железной сеткой. говорил еще громче, кому рабица?
и никого не выходило, тем не менее.
и глядя на ржавое изделие, вздыхал Степан Тарасович и оседал. и говорил, что никому-то ты не нужна в этом страшном мире, кроме меня. и даже я не приложу понимания куда тебя подевать. и охранять дом не можешь. и вот уже ржавая и скрипучая. и денег не приносишь. и ладно бы свет дарила или тепло, но ведь одна прохлада и темнота.
и рабица молчала угрюмо.
а еще, говорил Степан Тарасович, даже если взять полено это, сколько возни с ним было, но все же нашел какой-то способ, нашел ключик из золота. хотя, возни, конечно, было. и не надо говорить, что там по дереву, а здесь вот железо. это не важно, понимаешь?
но рабица молчала угрюмо.
и Степан Тарасович бросал рабицу в снег с полным намерением. топал ногой и уходил в сердцах.
и тогда начинали струиться какие-то звуки. вступали откуда-то арфы какие-то, тромбоны там, литавры там и прочие инструментарии.
а Степан Тарасович не оглядывался, и уходил в сердцах.
и тогда скрипучий и ржавый голосок, отдающий железными нотками. начинал выводить:

У Курского вокзала 
стою я, молодой. 
Подайте, Христа ради, 
червонец золотой.

Вот господин какой-то, 
а рядом никого. 
Цепочка золотая 
на брюхе у него.

и Степан Тарасович ощупывал брюхо, а потом прыгал обратно, аки лев кудлатый, хватал рабицу и кричал, что хрен-то там, нету никакой цепочки и нечего тут выводить голоском затасканным. что повадились-расповадились тут. а нынче и порядки другие и все очень конкретно. не можешь приносить пользу, не можешь вписаться в рынок - так и не нужен ты никому. и это вот правильно. потому что прогресс идет вперед семимильными прыжками, перепрыгивая через упавших.

и рабица замолкала.

а Степан Тарасович хватал ее в сердцах. и тащил в дом.