Би-жутерия свободы 323

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 323
 
Вам когда-нибудь встречалось худосочное, но единодушное молчание? У меня оно возникает у писсуара, когда ощущаю себя литейщиком. Здесь оно полное, и никому не взбредёт в голову посадить его на диету, даже если в комнате расставлены силки-стулья. Это говорю вам я, не боясь быть помещённым в отделение, где мне грозит расправа психотропными средствами лечения.
Конец процесса познания – это начало разложения человека как личности и мне всё кажется, что я осуждён на умозрительное заключение с испытательным сроком печени заядлого пьяницы за нелестные замечания в адрес, который неизвестен, а также за крамольные мысли типа:
«Если бы призраки и приведения пили, оставляя вмятины и отпечатки на бокалах, то опоздавших к столу на разогревочные и плокостопные тосты, витавшие над столом, набралось бы достаточное количество для сформирования штрафного батальона».
Информация, не обладающая субстанцией, получаемая из центра... Вселенной, где мне предложили роль инспектора, поглощается мной расплывчато, в миллионы раз превышая скорость света, и это опять же не так как на Земле, где, чем больше у вас пламенных сторонников, тем выше шанс выгореть дотла.
Увлекательные путешествия в другие Галактики проводятся в рамках эфирмерной программы: «Насладись экзотикой Неосязаемого, стремясь к Совершенству без песни идиотов «Жила бы страна родная, и не было б больше забот»». А где ещё найдёшь успокоение, как не перед вселенским, отполированным до мини-микронов, зеркалом, в котором отражается идеологические лейтмотивы: «Много снега из ничего» и  «Не в свои самки не садись».
Нервные косули в нижних слоях тропосферы пускаются вразнопляс. Обострённые чувства в мире световых эффектов отсутствуют напрочь, а кому их не хватает, загружаются ими в относительно доступных стихах на выдуманной планете «Эмоции эгоцентриста»:

Я вас искал, нашёл и убедил
в том, что вы даже не подозревали –
я Геркулес, Антей и Автандил,
я жеребец, томящийся в коралле.

Хочу быть краеведом сочных губ
и антропологом сквозного будуара,
преодолев естественный редут,
ласкать придатки летнего загара.

Язык освоить нежным монпасье,
растечься к горлу не без оснований.
Хочу предстать, но не таким как все,
что ищут встречи липкими руками.

Вам предлагаю дьявольский альянс –
покинем вместе мир несправедливый.
Моя любовь – осознанный аванс,
дальнейшее обсудим с кружкой пива.

Когда во мне состыкуются эгоист с фантастом, я с удовольствием предоставлю слово последнему, а он – пьяный танцор произнесёт заплетающимися ногами – аутотренинг для автогениев.
Вспоминаю, как один из них (холодный как огурец по весне, и это был я) захватил второразрядную баню (в первой стрельба не удалась – затвор заклинило и она сменилась на пальбу). Тогда я понял, что довести идею до кондиции, чтобы она при этом выжила, тоже большое искусство.
Обращали ли вы внимание на то, что домашняя муха по своей привязанности ничем не уступает дрессированной собаке или учёной кошке. Мы называем это назойливостью, не задаваясь вопросами: «Под кем из больных накренилось судно?» и «На кого надулись паруса?» Какая несправедливость!
Я выступаю в защиту насекомых – она, эта муха, хочет поиграть с человеком, требуя от него чуточку внимания. Но мы злимся и по-изуверски убиваем её, чтобы не о’калевала по-фински.
Разве это не безнасекомно, или, выражаясь тевтонском языком, с точки  зрения мухи не безмушинно?! Ведь согласитесь, что с точки зрения яиц Фаберже и секс опустошителен.
И вот ещё одно безотлагательное «что», я ведь не пытаюсь доказать вам, что Мкртчан из крымчан с их неразрешимыми задачами жилищных условий.
Удивительным представляется выявленный факт, что мужчины, с лёгкостью покидающие семьи, не могут бросить курить. Не свидетельствует ли это, что неугасимая личная страсть сильнее вялых общественных связей? Хватит изнывать от скуки по плохому.
Заканчивая экскурс в мир, перегруженный пороками, и не забывая, что разит врага наповал, без притираний отправляющегося в односпальную кровать с пожилым орангутангом – нужно выпить ещё три бутылки Пльзеньского. Извращенцы тлеют сколько угодно, никого не растлевая на поляне, выстланной дорогим сукном.
В космосе существует и доминирует осязательная цель – не быть затянутым в Чёрную дыру. Там расщеплённого белого человека больше всего одолевают чёрные помыслы вразлёт – перехватить инициативу и ниточно накручивать её на выставленный средний палец. Сахарно-белые подвержены панической идее заполнения освоенного ими арбузного пространства чёрными семечками. 
А у вас, похоже, опять шахидка себя взорвала до второго пришествия полицейских, и её – это классическое на сегодняшний день производное недоразумения найти по частям не могут.
Тот Он, к которому я приписан, семьдесят с чем-то девственниц в бессрочное пользование не предоставляет. Можете себе вообразить несчастных правоверных, на плечи которых взваливается столь экзотичная обуза? Пребывание в мусульманском запогребеньи спорно, но аксиомно предполагаемо. Слухи о прибытии попугайчиков-самоубийчиков, породившие сомнения, пока не подтвердились. Считайте, что с этой точки зрения меня можно причислить к избранным или везунчикам. Информационные источники излучений пытаются внести  пульсарные поправки в данные, пронизанные микроволнами (из которых состоят мне подобные). Предполагается, что где-то далеко внизу, там, где черти водятся, находится вселенский омут. На текущий световой год сам  по себе факт остаётся неподтверждённым. Эта «маза» временно исключена в доминирующих электромагнитных измерениях. 
Принятое на Земле Беспонятие включает в себя доминирующее Я, – а это тысячи разновидностей несостоявшихся хобби, определения которым нет, и о предназначении которых человеческий мозг не имеет ни малейшего представления. Известно только, что:
никто никого не учит и не направляет на прививку привычек,
ничего не происходит в укомплектованном мире,
всё течёт само по себе в смесителе чувств.
Потребления и отбросов не существует, так же как осязаемых: его, меня, их, находящихся во взвешенном состоянии  присутствия в моменты, когда мысли взмылили ввысь.
Время и пространство сливаются воедино на колышущемся батуте квазикарпускулов, источаемых нейтронутыми явлениями, поставляемыми квазипульсарами.
Узнавание повсеместно отсутствует. Здесь нет пальцев, которые манипулируют. Здесь не приобретёшь еврейский будильник, звенящий на идиш ровно в 7.40. Это не то, что в доме алкашей, где и петух беспробуден, и яйца несушек отдают спиртными, за пивом следует Кагор, а за ним водка, и опять пиво с водкой...
У нас в Безвоздушном не поприсутствуешь на открытии первой сессии (ВКПБ) Всемирного Комитета Питейной Библиотеки имени неподшитого президента и не распишешься в несостоятельности в «Книге жалоб» Министерства Прожиточного Минимума.
Здесь мне не надо таскать с собой электронные часы, чтобы взвешивать вопросы, прежде чем задавать их кому-либо.
Знайте, я вернулся туда, откуда появился.
В утробе Вселенной меня со скрипящими ставнями ног, сопровождал хор с вооружённым до зубов инструментами сводным оркестром, который я нигде и никогда прежде не видел и не слышал. Здесь одно пространство без банных пространщиков. Обладая паранормальными способностями, отказываюсь от предмета тайного обожания – таллерового капустняка. Антипатия становится понятием неизвестным, как синусоидальный насморк.
Время без часов, а для Витька Примулы время – это пространщик в бане, подающий мыло, мочалку и полотенце. Не доверять Витьку, как пользователю Сандунов, у меня нет никаких оснований. Одной из причин этого является его убеждённость, что муж и жена должны стать выборными должностями, и в зависимости от перформанса переизбираются на последующие сроки, а это в корне меняет привычное нам мировоззрение.
Передо мной расширяются горизонты и зрачки любимой женщины. Замечаю, что становлюсь храбрецом, которому нет необходимости повторять себе: «Жизнь, умоляю тебя, не убивай во мне пересмешника». У меня появляется зависть к земным пьяницам – они умудряются закатить гулянку под стол. Там им определённо надёжно, выгодно, удобно хранить налившиеся тела. Пахнет потными носками и гуталином. Эта комбинация действует отрезвляюще – утром не надо опохмеляться. А здесь одни трезвенники и космогонных аппаратов нет и в помине. Я так вжился в свою роль, что меня не выселишь даже с предъявлением решения Божьего суда. Моя душа – это суверенная территория, вопиющая в пустыне о независимости, и я начинаю понимать украинцев. Но понять евреев здесь мне не дано, видимо для этого надо создать космическую диаспору и раскинуть сеть магазинов со скидкой с каждого носа.
Что касается принятого на Земле Бога, думаю, он направлен сюда из системы органов слежения за космическими аппаратами и женщинами, когда ветром не расчёсывает косматые тучи. Лично у меня отсутствует желание тратить то, чего у меня нет, и  к Нему  претензий не имею за исключением одной – он, замечательный храбрец, забирает у меня оставшуюся жизненную энергию на импровизированных летучках, не оплачивая счета, а предъявляя их.
Кстати, у моего деда – члена партии оперных голосов с 1916 года, всегда было припрятано шотландское виски в свитых гнёздах ячеек свитера а-ля Шон Коннери, и он год проторчал на обочине столетия, чтобы только протолкнуть меня в священнослужители.
Но я выступил против этой затеи, сказав ему, что опаздываю на званный обед на четыре лопасти, и негоже служителю Господню прислуживать земным властелинам. Только после этого старикан, сражённый отрезвляющим циничным заявлением, отцепился. Меня же больше всего устраивали напутствия – это означало, что в скором времени их некому будет мне делать.
Не упущу удобный случай, чтобы процитировать прекрасную печаль беллетриста Гадыша Вичневского: «Верить в Бога надо, но верить Богу вовсе не обязательно». Это лишний раз подтверждает мои предположения «Если Бог стоит на раздаче времени, никто не знает сколько достанется каждому» и «Богатство сулящее положение, может обернуться положением, сулящим богатство. В звёздном мироздании, не требующем покраски, я сравним с самодостаточной частичкой – чипсом сублимированной энергии, заложенной в триллионы информационных данных. Знаю, что не бриллиант, да оправиться не во что, когда провозглашаю: «Запорам – отпор!» Тогда мне исполняется полночь, угрожая реставрацией отношений с лужёными глотками лудильной «Лужу Южноафриканскому Союзу!»
Здесь в период солнечных хитросплетений в Чёрных дырах я не скучаю. Мимо пролетает дух корректора детского японского издательства «Ну-ка, мура!» Изи Каца, вылетевшего из человека с традиционным обонянием и назвавшимся Исао Кацапомура. Последнее время японским духом в космосе пахнет всё больше. Биологические часы невыразительного циферблата лица Исао, занимавшегося в школе раскопками грифельных досок мелового периода, показывают упущенное время, видимо на островах опять прогнозируется землетрясение. Иногда к нам сюда долетает прерывистый лай на звёзды любителя-гавстролога, неподражаемого йоркшира Мошки, часто засматривавшегося на дочь консьержки Еже-Вики Шнайдерман, введшей в обиход понятие «За стакан гранёной нищеты» и замешанной в передрягах по поводу сдутых шин велосипедов.
Безумно мешают негативные воспоминания детства, когда мои родители, сами вычисленные по национальным призракам,  увидели выброшенного на улицу котёнка. Они, как по заказу, не сговариваясь, превратились в гуманистов. Посмотрели на плачущего меня и пришли к единодушному решению «Мы этого так не оставим!» В тот же день папка с мамкой отдали меня на воспитание к бабке с дедом, а сами разошлись с акульими оскалами подлодок.
Через двадцать лет я осмелился  спросить, почему со мной так поступили? И папа ответил: «Чтобы не гонял спущенным футбольным мячом беспризорные мысли в голове». Тот же вопрос мама прояснила с присущей ей откровенностью: «У нас во дворе были кусты, и ты – типичный результат кустарного производства».
Только по достижении земной атмосферы появляется возможность Рейн-карнации доморощенных мыслей в том понимании, в каком они воспринимаются нами в подлунном материальном мире. Остаётся найти подходящую оболочку в утробе будущей матери и возродиться, но не из искры, представляемой коммунистическим самокатом в будущее. Хотя мне это делать несколько рано, ибо я нахожусь в группе душ, пролетающих constellation «Constipation» (созвездие «Запора» и «Рака» со звёздами навыкате, а также преуспевающего «Тельца»). Возможно здесь замешана обтекаемая политика. Интересно, когда я сжигал калории на ауто-да-фе любви к себе, давая концерт из произведений Л.Т.М., космический зал забился до отказа в конвульсиях. Слетелись даже те, кому на Земле было отказано в даре слуха. Но когда я брался за скрипку, у ангелов появлялось ощущение как будто рашпилем по душе провели и их улыбки, при неоновом свете отливавшие ртутным блеском, пропадали. Не представляю, что бы с ними было, если бы они узнали, что меня отчислили из института «Благородных яиц», за то что я не смог пересказать содержание телефонного справочника.
Тогда же я понял, что я дальтоник – наделённый ослиным упрямством пидор, сдавший анализ мочи с голубоватым оттенком. Кто-то скажет, что я изобилую погрешностями и просчётами в  пространных описаниях, пока по телевизору показывают прыщики с трамплина, что ж, пожалуйста, опровергайте, кромсайте, сжигайте, как это имеют обыкновение делать нехристи-христопродавцы и – праведники – миссионеры-христоторговцы во главе с Валерией Линзой, год проработавшей салатницей на ресторанной кухне.
Солнце спасает от рассеянного склероза, и о тактильном ощущении здесь наверху не упоминается нигде, не зря же я работал вращающимися дверьми в госдепартаменте, занятом Узурпацией Сласти, где дальнобойщики от экономики читали трактир «Трик-Трак» и обедали в трактате.
Признаться, я развлекаюсь на полную катушку (чего на худых зариться) в тысяче световых лет от вас и от Бога, не чувствуя особой вины перед танцующим президентом, считавшимся влиятельной особой при дворнике Ураганове, сметавшем всех на своём пути. А вы попробуйте отказаться от горестных пилюль, преподносимых жизнью, чаще глотайте таблетки солнечного счастья, пока слова врезаются в память и садятся на клей эпитетов.
Мне, например, это очень помогало в написании мемуаров «О нахождении не в положенном месте», за что одно из издательств подарило мне на Новый год  в виде аванса праздничный набор слов и гоночный «Нагоняй» с десятью  передачами стального цвета. В поучительном сказании кто-то прислушивается к внутреннему голосу, а некто к потусторонним отголоскам, и стоит ли зачитывать бесплодные результаты неудачного зачатия немощного воображения, когда женщина занята раскрытием своей... сути.
Пусть строчки вытянутся в шеренгу, заигрывая с грациозным вопросительным и прямолинейно-восклицательным знаками, но чаще всего они завершаются капельной точкой. Но я постараюсь не подвергать вас соблазну фрагментарного повествования, учитывая, что у вас внизу политические паяцы-акробаты, пробавляющиеся прибаутками, ходят на руках нога в ногу и закатывают по блату сцены, в которых отталкивающее впечатление производят вислоухие лодки от тихой пристани, чтобы выбить слёзы у профессиональных грешников и вытребовать себе хлопчатобумажные аплодисменты неразборчивых поклонников.
Иногда мне кажется, что я звучу, как врач-натуропад, обучающий вольтижёров без сетки группироваться под куполом цирка в циркулирующих слухах о падении моральных устоев, когда скрипкам надлежит молчать.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #324)