E MC2

- Помоги, помоги я тебя прошу, - это были последние слова Оли, бывшей жены моего хорошего друга, сказанные в истерике и потерянном крике, а дальше разговор прервался, я бросил телефон на край стола, налил себе чашку кофе, и зафыркал про себя, - господи, как же я могу тут помочь, Витя уже давно сошёл с ума, закупорив себя от внешнего мира и помешавшись на астрофизике, ладно, съезжу, съезжу к нему. И здесь, наверное, прежде чем набрать его номер квартиры в серебристом домофоне, стоило бы описать немного те кляксы, что оставлены прошлой жизнью Оли и Вити. Поженились они, когда молодость только-только приоткрыла свои двери для настоящей жизни, по-моему, если память мне не изменяет, им было лет по 20. Пара была эффектной. Витя учился на физическом факультете, и уже тогда сильно выделялся на любой студенческой пьянке своими несуразными и неуместными суждениями; огромные очки, кудрявые, черные волосы, заучённость и отрешённость в каждом слове, но он был красив, чёрт побери, по-своему индивидуален и изыскан. Потому Оля, воздушная и беззаботно желаемая красавица всех вечеринок, подсела на его фразы и вдумчивые глаза. А дальше, дальше первый ребёнок, дочка, второй, и тоже дочка, а Витя всё также в мире физики, никакой коммерции, его теории чужды и непонятны основному консервативному научному миру, и денег в общем нет. Когда уже Оля устала тянуть и верить, струна лопнула, любовь задребезжала металлическими звуками и перестала играть мелодию их совместной жизни. Она ушла. Я тогда сам был не в том состоянии, чтобы вникать в чужие проблемы, своих, как говорится хватало, развод, влюблённости, новые страсти и глупые ошибки. Теперь ко многому я опустел, но не к друзьям своей молодости, потому я, так сильно ища себя, готов найти ещё кого-то среди моих старых приятелей.
Итак, номер квартиры 344, набираю, тишина, точнее монозвук какой-то непонятной и глупой мелодии, дверь открывается, вышли жильцы, и я внутри. Квартиру я помню, этаж тоже, поднимаюсь на лифте, звоню в дверь, стучу, тишина. Толкаю, открывается. Витя сидит на кухне с отрешённым взглядом, взъерошенными волосами и в одних трусах. Вокруг какие-то приборы, книги, немытая посуда и спёртый воздух.
- Ах, привет, привет, заходи, - это прозвучало настолько адекватно и честно, что я обрадовался, подумал, что всё нормально, всё сейчас обсудим, но дальше, дальше началось, - Стас, садись, послушай, тут какое дело, мне кажется я всё понял, - он нервно докурил сигарету, схватил огромную исчирканную тетрадь и начала втаскивать в меня тяжёлые астрофизические понятия: гравитация, скорость света, масса, энергия, бесконечность пространства, пространственно-временной интервал, квантовая механика, - Скорость света ведь абсолютна, - протяжно бормотал он, - она неизменна и выше её быть ничего не может, так откуда же мы решили, что пространство бесконечно, оно конечно, в нем также есть масса. Оно конечно настолько далеко и неосязаемо, что нам проще назвать это бесконечностью. Ты думаешь нашей Вселенной 14 миллиардов лет, да, да, знаю так считают все. А вот и нет, я это доказал, Вселенной триллионы, гуголы лет, она каждый раз сжимается от силы гравитации и снова взрывается. И она конечна, как и пространство и скорость, и время. Проходя свой жизненный цикл, она поедает саму себя силой гравитации частиц меньших, чем кварки. Я это всё сумел найти, я знаю, как работают эти частицы, понимаю, как сделать гравитацию невероятно сильной, как придать ускорение из ничего чему-то, как создать гравитацию в пустоте, как сделать невообразимую по силе энергию из ничего. А это сильнее, поверь мне, чем атомная бомба.
- Блин, - сверкнуло неистово в моей голове, желая заменить буквосочетание «ин» на «ять», - Витя, ты сбрендил, - Ты знаешь, Света, твоя старшая, скоро школу закончит, Оля крутится как может, дружище, ей ведь тяжело.
- Да, да, я понимаю, на, возьми, - он посмотрел в мои глаза, замер на секунду и вложил мне в руку маленькую, потрёпанную записку, выведенную на обрывке клетчатой странички, исписанной формулами, но аккуратно сложенной, - передай Оле, пожалуйста, потом, потом, когда всё сам поймёшь.
Наш разговор был обречён на неудачу, я в физике полный профан, хотя помнится в школе даже выигрывал олимпиады, но теперь я жил в другой физике, физике чувств, искал людей и думал, что в этом решение и ответы.
Витя умер через три года, и завещал только мне все свои формулы, бешеные записи и сумасшедшие умозаключения. Оля еле сводила концы с концами, и младшая её дочка всегда донашивала и без того замученные вещи старшей дочери. Я уставал жить, и во многом мои консервативные мысли раньше превратились во что-то новое, и как-то раз, одним обычным воскресным, измученным вечером, я вытащил коробку с тетрадями из шкафа, психанул и поехал в свой университет. А вдруг сумасшедшим был не он, а я, и мы все. Физики народ оголтелый, я отдал коробку и с ухмылкой пожал руку какому-то доценту. И тут началось, доцент сошёл с ума, и мне пришлось с большим трудом забирать записи Вити из рук нашей «альма матер», оправдываясь и распинаясь.
А потом я прочитал их сам, моё философское образование блеснуло здесь своей терпимостью и допущениями, я почувствовал, что Витя был гением, формулы я читал едва ли, но поверхностно их смысл ловил и понимал. И когда я уже окончательно начинал сходить с ума, путая конечное с бесконечным, понимая, не понимая, что разницы нет, что всё конечно, но для нас бесконечно, тогда в наш прекрасный город приехал лауреат Нобелевской премии по физике, Крихтор Айнберг. Я взял коробку, пришёл на его лекцию и вручил ему.
- Вы можете подъехать в отель Европа, пожалуйста, Крихтор хочет вас видеть, - так началось моё утро с нежного голоса секретаря лауреата, и я приехал.
- Твою мать… - странно слышать подобные фразы от ученного, особенно когда ты понимаешь, что приставку «еб» он бы добавил с удовольствием. Крихтор, крехтя и вздыхая обнял меня и сказал, что это прорыв, что это больше, чем Эйнштейн. Что теперь Общая теория относительности, наконец-то, соединилась с квантовой механикой. Это много, очень много.
Вите дали Нобелевскую премию, и множество новых изобретений, серьёзных и неожиданных, были сделаны благодаря его формулам, и первый чек, с которым я поехал к Оле был неприлично жирный.
Дверь открыла старшая дочь, игриво улыбнулась с возгласом проститутки в глазах, - Мама болеет, может зайдёте потом, сейчас не лучшее время, - и она, медленно виляя задом молодой феи, растворилась в одной из комнат обшарпанной квартиры.
Оля постарела и лежала на диване, теряясь в мыслях, бельё было грязным, а вид её уставшим. Волосы казались сухими, но ложились жирными ломтиками на серую подушку.
Я протянул ей чек, - Вот, это от Вити.
- Это всё? – шепнула она, - это всё? – и она улыбнулась цифрам на бумажке, закашляла кровью, посмотрела в мою сторону и опять спросила, - Это всё?
- Нет, - едва слышно ответил я, достал записку на выгоревшей клетчатой бумаге, которую я никогда не читал, и отдал Ольге.
Она прочитала и улыбнулась. Проститутка - дочь не раз ещё открывала дверь в комнату, пытаясь понять, как мама себя чувствует. А мама улыбалась и смеялась, и смеялась, и смеялась, бросив записку Вити на пол.
Я вздохнул, выдохнул, задохнулся, но взял записку в руки и прочитал:
«Оля, прости меня. Я знаю Космос, вижу его, но не знаю тебя. А ведь ты и есть весь смысл существа моей души, я испугался жить ради вас, я не смог найти формулу любви, я нашёл конечное в бесконечном, я изменил гравитацию в капле ничтожной молекулы, но изменить в себе то, что я люблю тебя так и не смог, прости, прости, меня, прости, пожалуйста.»
Я фыркнул слезой, Оля посмотрела на меня и едва слышно шепнула, - Иди домой, я сама всё знаю.
Дочь- проститутка ещё раз открыла и закрыла дверь, тяжёлый лифт спустил меня вниз. А лёгкие мысли бездумно крутились в моей голове, я вышел на улицу, и бормотал, бормотал, - гений, ты был гений, Витя, но козёл.
На хрен кому теперь нужна эта бесконечность в конечном, кому ещё понадобится в гуголах Вселенная, у тебя дочь проститутка, а жена умирает.
- Я знаю. – прохожий улыбнулся, обнял меня и продолжил, - дружище, я победил время, я победил смерть, - И Витя медленно поднял свои глаза, уставился на меня, а я потерял сознание.
Бесконечное в конечном, мы сами то не знаем, для нас всё также не конечно и всё также бесконечно, ибо мы как мухи бьёмся о стекло горящей лампы.
SH