Кыжа первая часть

  Кыжа сидел на  столе, свесив с него лапы. До скамейки они не доставали, и чтобы они не затекли, он ими тихонько болтал, то вперёд и назад, то в бок и кругами, то вместе, то в разброс. Залезая на этот столик, он имел лучший обзор. Так он лучше видел поле, село, купол церкви, и крест церкви соседнего села. На сухих досках было приятнее, чем на сырой земле. Но вот только лапы затекали.
Наконец это сидение на столе ему  надело, он неуклюже слез на скамью, с неё на траву, и сделав несколько шагов, оказался на краю жёлтого рапсового поля. Надо было оглядеться. Нет ли коршуна, или ворона.  Справиться они с ним всё равно не смогли бы, но лишние хлопоты  Кыже  были не нужны. За много лет он научился и хорошо прятаться в лесу и замирать кочкой в поле. И в реке мог любого сома перехитрить. А вот в селе не часто удавалось замаскироваться. Многих он пугал. Потому и крайне редко туда наведывался. Но сегодня особый случай. Нужна святая вода. И вон в том доме на окраине она есть. Во всяком случае, была всегда. Поле преодолел без хлопот, но учихался и пожелтел от пыльцы.  И тут его встретил сюрприз. Ели бы не чихал, то не встретил бы. У забора в тенёчке  под самодельным навесом из покрывала спала девочка. От чиханья Кыжи она проснулась.
 - Ой, ты кто?
 - Кыжа я. А ты?
 - Маруся.
 - Маруся старая была, а ты дитятко. Ты та прошлая Маруся, или новая?
 - Я не могу быть прошлой я настоящая. И бабушка настоящая, она живая,  а не прошлая.  Вот умрёт тогда будет прошлая, потому что жизнь прошла.
 - Нет, эта может и новой быть. Зелье у неё было молодильное. Я сначала подумал, что ты это она, только слишком   много зелья выпила.
 - Так разве бывает, чтобы помолодеть? Все ведь только растут и стареют. Мне мама рассказывала. А зелье у нас дедушка пьёт, только не молодеет почему-то. И бабушка не молодеет.
 - Ладно забудь, это что-то я сам напутал. Кыжа проболтался и нужно было сделать так, чтобы Марусина память не зацепилась за этот момент их беседы.
 - Сколько тебе годиков Маруся?
 - Что ты со мной, как с маленькой? Надо спрашивать не сколько годиков, а сколько лет. Я уже большая, мне пять лет вчера исполнилось. А тебе сколько лет?
 - Десять. Но тут особый счёт. Мы по десять лет спим, по десять лет живём. И так уже  десять раз было. По вашим меркам выходит, что мне 200 лет и двести первый год пошёл.
 - Тогда ты должен быть совсем старенький и больной, а ты только мохнатый, и без палочки. Ты леший или домовой?
 - А ты откуда про леших и домовых знаешь? Нету их, есть мы - Кыжи.
 - Про леших мне мама книжку читала и про домовых.  А Кыжи это кто, бесы?
 - Чур, меня, бесы. Бесы есть, но мы не они... И не поминай этих всуе.
 - Как Господа?
 - Ещё сильнее, чем Господа не поминай. А про Господа тебе тоже мама книжку читала?
 - Нет, бабушка. И в храме.
 - А святая вода у Маруси есть?
 - Есть, в бутылке в буфете стоит. Она мне её в час по чайной ложке даёт, когда я болею.
 - Налей мне в эту бутылочку. Я тебе за это зайчат покажу.
Кыжа достал из своей шерсти шнурок и привязанную  к нему деревянную бутылочку с деревянной же пробкой.
 - Только бабушке не говори, что это мне.  И чтобы не расспрашивали, скрытно налей.
 - Ладно налью. Зайчата где?
 - В лесу.
 - Мне одной не разрешают со двора выходить.
 - А я  и ты  - это уже два нас, не ты одна.
 - Сейчас  принесу.
  И Маруся заторопилась в дом. Бабушки нигде не было. Вода в бутылке за стеклом. Но дверца закрыта на замок. И ещё табурет подставить надо. Ключик где-то в выдвижном ящике. Поискала и под ложками с вилками нашла его. Аккуратно, чтобы не пролить ни капли зря, наполнила кыжину бутылочку. Даже на четверть воды не убыло. И бегом обратно к забору.
 - Вот налила, только там мало получилось. Твоя бутылка только с виду толстая, а внутри худая.
 - Не худая, а не вместительная.
 - Зайчата далеко?
 - Да прямо за беседкой вашей на опушке, чуть-чуть в горку подняться. В кустарнике сидят.
 - А сколько их?
 - Я троих видел. Но может рядом ещё где-то сидят. Ждут когда мать вернётся. Некогда было считать. К вам шел. Ну, ты сильно то не беги, твои ноги в два раза длиннее моих.
 - Я знаю, где эта беседка, вон в той стороне. Меня дедушка туда водил, мы Пальму выгуливали на пушке.
 - На опушке, ты хотела сказать, ну потише же иди. Еле поспеваю за тобой. Я не могу медленно ходить, как-то выходит, или слишком тихо, или, если скоро, то тогда тебе меня не догнать. Вот такая кыжовость у нас лапная. Видишь тропинку, мои следы. Туда давай.
  И они скрылись в рапсе.  Точнее скрылся только Кыжа. А Марусина голова возвышалась над этим золотым морем, и двигалась в сторону опушки леса, где селяне устроили беседку для проведения пикников и просто посиделок.
 - Чего-чего ты руками машешь, не укусят они, ты же не еда для них.
 - Меня пчела кусала, знаешь как больно было!
 - А не надо было её рукой бить. Она же защищалась. Ты вон какая большая. А она - пчела - тебя во столько раз меньше. Ты маленьких не тронь, не обидь. Кое-кто и больно может сделать. Сама виновата. Струсила вот и давай махаться, а не надо было. И кто тебя напугал, что пчёлы жалят больно? Да не машись ты опять!
 - Дедушка говорил, что они кусаются больно,  и правда больно, и вот тут всё...
 - Нет у них зубов! Жало у них есть. Вот жалом они и жалят. Как иголкой.
 - Жалом жалить жалко... Не правильное слово...Ой, боюсь!
 - Да не машись ты ручищами своими и не ужалят. Ладно! А ну-ка, пусти меня вперёд. Буду пчёл отгонять с дороги.
 - Это как?
 - Сейчас увидишь.
    И Кыжа, обогнав Марусю, подняв своё лицо к небу, вытянул левую руку вперёд, и так шли до беседки. Пчёлы к ним больше не подлетали.
 - Туда за кусты иди.
 - А ты?
 - Не боись, догоню.
 - Так ведь я же не знаю, где они.
 - Тогда обожди, колючка в лапу попала.
 - Дай посмотрю... Нет это не колючка, железное что-то.
 - Вот  на кой ляд  вы люди в лес эти крючки тащите. Уже не первый раз лапы занозываю.
 - Больно?
 - Нет. Просто сила уходит. Спать сразу хочется. А мне нельзя — рано ещё. По вашим счетам ещё девять лет хозяйничать надо. А тут вона чё. Тряпица есть у тебя с собой?
 - На платок, он чистый.
  Кыжа вынул из лапы кусочек металла и закопал в землю. Платок только на несколько секунд приложил и проурчал, как кот, что-то над своей лапой. Платок тоже зарыл рядом. Ранки  как не бывало.
 - Идём, рядом уже. Вон там за осинкой в корнях смотри.
 - Ой! Серенькие. Живые! Шевелятся.
 -Куда! Руками не тронь.
 - Но я погладить хочу, подержать.
 - Я тебе обещал показать, а не хватать, как лиса. Посмотрела и будя.
 - Ну, Кыжа. Можно подержать?
 - Нет, никак нельзя. Сгинут они потом от такого.
 - Как сгинут?
 - Не скажу и думать не буду даже. От таких думок только хворь расходится. А возьмёшь, я тебя по голову в землю зарою. Тебя тогда мураши растаскают по кусочкам!
  Маруся и обиделась, и испугалась.
 - Я обратно хочу, к бабушке. Злой ты.
 - Это я злой? Я злой! Тебе капризы  - им погибель! Тебя разве не учили?
 - Бабушка со мной в лес не ходит, не учит. Говорит, что без меня больше дел делает. Отведи меня обратно.
 - А чего тут трудиться? Вон, на. Тропу проторили. И  машинные езды тут есть. Хочешь по тропке, хочешь по тракту.
 - По тропке, там пчёлы. А по дороге сильно далеко в обход надо. А там собаки соседские большие.
 - Я тебе показал, как от пчёл уберечься. Так и сделай. Только не бойся. А мне надо бежать уже. Пока.
  - И Кыжа скрылся за осинкой, как испарился. Только что-то протопало незаметно рядом частыми бегом. Маруся сделала, как делал Кыжа. Подняла лицо вверх и вытянула вперёд левую руку.
Главное - не бояться!
И удивительно - ни одна пчела к ней не подлетела за всю дорогу к дому.
  Только вот с бабушкой Марусей после этой прогулки был у внучки Маруси очень серьёзный разговор. И с упрёками, и с долгими расспросами, и со слезами, и с наказанием, и с прощением, и с обнимашками, и с карамелькой.