Пару слов о родине

- Да брось ты, какой там патриотизм, какая родина, о себе надо думать, а не слушать, что говорят по телевизору. Все это ерунда, родина там, где тебе лучше. Оставайся здесь, будешь работать и зимой, а жилье предоставим, - так говорил Самвел, седовласый мужчина средних лет, владелец отеля, уговаривая меня не уезжать.

Сезон на побережье Краснодарского края закончился, надо было возвращаться домой, в Горловку.

- Ну скажи, что тебя там ждет, зачем тебе такая жизнь под обстрелами?

- Как Вы не поймете, я не могу оставить все то, что дорого мне. Это сильнее меня.

Он говорил и говорил, а я стояла перед ним и не находила слов, чтобы донести до него свою правду.

- Игорь, скажи свое мнение, ведь я прав? - обратился Самвел к высокому молодому человеку, приехавшему из Санкт-Петербурга и работающему здесь уже три года.

- Я думаю, что все они там придурки, воюют не понятно за что, - ответил не задумываясь Игорь.

Меня как-будто ударило током, в висках пульсировала кровь. Отчаяние, чувство непонимания и бесконечная боль за судьбу своего народа - это то, что я чувствовала в те минуты. Мне не хотелось больше ничего доказывать, я молчала, а перед глазами у меня стояла одна картина, так врезавшаяся в память, что, наверное, никогда не смогу ее забыть...

Весна шестнадцатого. Мне надо было в больницу, я решила пройтись пешком через железнодорожный вокзал, затем по мосту, мимо машиностроительного завода. Я шла по вокзалу, и слезы текли из глаз сами собой, когда я смотрела вокруг. Разбитые кафе, магазин с дырой в стене, размером чуть ли не в рост человека, мой киоск, сиротливо пристроившийся у обочины. От него остался один лишь корпус когда-то ярко-желтого цвета, а теперь краска поблекла и потрескалась. Ни дверей, ни окон уже  не было, и только занавеска грязная и потрепанная развевалась на ветру, как белый флаг, умоляющий не стрелять. Когда-то здесь кипела жизнь, все работало, пассажиры толпами сновали туда-сюда. Мы, работники вокзала, продавцы, таксисты, линейные милиционеры работали,  жили здесь одной большой семьей,  дружили, ругались, мирились, но  это была наша жизнь, мирная. Это было когда-то, до войны.

Стояла оглушительная тишина, не было ни таксистов, ни ребят-линейников. Никто не объявлял электрички и поезда.  После обстрелов со стороны Украины  нашей Горловки, были разбиты железнодорожные пути - били по вокзалу прямой наводкой, не щадя ни людей, ни инфраструктуру.

Я прошла по мосту, дальше мой путь продолжился мимо завода. Огромное трехэтажное здание стояло без единого целого окна. Страшное запустение, напротив разбитые дома, а кое-где вместо домов остались пепелища. Дикая, чудовищная тоска овладела моим сердцем. Ни одного человека я не встретила по дороге. Мертвая зона. Но что это? По мере приближения к разбитому зданию завода, я все четче слышала какой-то звук, скорее, это был стон тяжело раненного, умирающего живого организма. Завод не жаловался, не просил помощи, не кричал - он просто стонал! Этот звук разорвал мою душу пополам. Там, внутри него, видимо какой-то цех работал, пытаясь реанимировать то, что осталось после бомбежек. Несколько человек мелькали в окнах, явно что-то делая, быть может, какую-то мелкую работу под заказ. Оттуда, скорее всего, и шел этот звук, который и произвел такое впечатление на меня. Там работали люди, которые не покинули свое место работы, свой город. Они пытались спасти все то, что осталось. Вопреки всему, порой ценой своей жизни. Я шла дальше, а этот протяжный отчаянный стон все стоял у меня в ушах. Последнее, что меня добило морально до конца - это огромная надпись на стене, выведенная кем-то зеленой краской: "Продан кому-то, предан кем-то". Я не знаю, что хотел сказать автор этих строк, не знаю кто он, и жив ли, но эта надпись и этот звук боли навсегда останутся у меня в памяти.

- Оставайся!- Самвел продолжал меня убеждать. Я смотрела на него, а перед глазами была картина разбитого завода и стон отчаянья смертельно раненного, но не сдавшегося еще живого завода.

Сентябрь,2018