Transitory

Той весной лепестками на плечи летела боль, заплетая года вязью липких недолгих уз. Перепачканные, переплавленные судьбой были двое. Один - на века эгоист и трус, но пронзенный волшебным копьем, среди лунных фаз ждал прилета драконов и сказочных кораблей. А второй оседлал повседневность избитых фраз, честно жаждал семьи и обычных бетонных лет.

Той весной умер ворон. Любовь вслед за ним умрет чуть позднее, чем ряст, обессилевший от жары. Корабли не пришли, пчелы тратили первый мед. Эгоист находил сотни дел, чтобы слыть живым, в наводнении скорби цепляясь за скользкий плот. Честный белых драконов-стремлений седлал в сердцах, оторвав часть себя, соскребая рабочий пот, безраздельно отдавшийся пламенным месяцам.

Той весной горькой кровью пролился ненастный май, и разбились пути, как отрубленных два крыла. Эгоист был под ливнями, чтоб не сойти с ума, и лилась в подреберье тягучая топь-смола. Честный швы подлатал, и продолжил идти, как шел, растворяя следами дороги - увы, не те. Были двое. И каждый тоску увязал в мешок на бессчетное множество диких земных недель.

Той весной, перетекшей в осенний глухой туман, распластались две жизни мороженной камбалой. Сил осталось - ползти сквозь препятствия по домам чужеродных пространств, от себя уходя долой. Океаны без дна, будто печь, наполнять людьми. И объятия не разомкнет для любви нигде ни один из двоих, что когда-то держали мир, а потом упустили скользящий к закату день

Той весной эгоистом и трусом случился я. И вовек не срастить леденящий в душе провал. Честный дишит весной, и драконова чешуя украшает доспехи, и щит, как заря кровав. Но не знать, что под ними досада свила гнездо. Чувство было однажды, все пришлое - сор и навь. И секунды, слагаясь в минуты, стальным песком вместе с солью весны высыпаются из меня