Поэма о витязе

                I

Жил витязь средь равнин восточных стран,
Где чтут арабы истинно Коран,
Где птицы гладь реки царапают крылом
И солнце спит, укутавшись песком.

Он был храбрец, и статный, и пригожий.
На лик его был месяц лишь похожим,
В руках копилась сила неземная,
А в сердце кровь бурлила, закипая.

Как витязь шёл по городу дневному,
Всех юных дев лелеяла истома,
У всех сердца кусались и рвались —
Он лишь смотрел в заоблачную высь.

Красавец был не в шутку озабочен,
Иной раз спать не шёл прекрасной ночью.
Всё думу думал, головой кивал,
Да, что понять хотел, не понимал.

Его терзала боль, не отпуская,
И мысль порхала возле и вздыхала.
Вздыхал и витязь, с разумом не дружен,
Своею думой враз обезоружен.

Никто понять его тогда не мог,
Он город покидал чредой дорог,
Шёл на реку при полночи купаться,
Воде несмело слёзно открываться.

Он сам себя понять не мог тогда,
И, что сказать, бессилилась вода.
А люди города героя уважали.
Пусть странен он — его заслуги знали.

Бывало, подойдёт под стены супостат,
И витязь в бой вступал под злой набат.
Со стражей городской он шёл вперёд,
Кончал победой каждый свой поход.

Но сердце греть триумфом не ему,
Скрывался победитель днём во тьму,
А ночью вновь под месяцем ходил
И сердце снова мыслью бередил.

Ему на свете жить и не было отрады —
Он жаждал смерти, как большой награды,
Своим тщеславьем внутренним разбит,
Он сам себя затягивал в гамбит.

Смысл жизни затеряв в обилье дней,
Лениво верил лжи он сам своей.
А где друзья? Он быть их не оставил.
От сердца вон в изгнание отправил.

При нём был только верный хилый раб —
Могучий духом, был он телом слаб.
Слуга был господину даже друг,
Случилось так, нам спорить недосуг.

Печален был на свете челядин,
Он знал, чем озабочен господин.
И день и ночь Аллаха раб молил,
Чтоб он владыку у судьбы отбил.
Ведь знал слуга давнишний знак гадалки,
Боялся поиграть с судьбою в салки.
В пещере ведьма громко предсказала:
Ждёт гибель витязя или ворота рая.

Запомнил раб вердикт судьбы суровый,
Но думал выпросить у Бога жребий новый.
Страдал ночами гордый господин,
А раб бубнил под нос мольбу один.

Слуга не просто прятался несмело,
Однажды ночью он затеял дело.
В песок пред юным витязем упав,
Его молил, ладони целовав.

— О господин, одумайся ещё,
Ведь скоро канешь ты в небытиё.
Раба спокойно витязь отпустил,
Слуга, как прежде, истово молил:

— Прошу, Аллах поможет в сей же час,
Покайся, он простит обоих нас.
Раб искренне просил и со слезами
Валился ниц пред юными очами.

Он в исступленьи руки искусал,
А отрок только горестно вздыхал.
— Не стоит, труд напрасен, — говорил
И дальше по пустыне уходил.

И трясся раб, стенанья испуская,
От гибели спасти юнца желая.
Ведь час летел к минуте роковой,
Мертвел незримо витязь молодой.

                II
Не глухо оказалось провиденье,
Знать, до небес дошло слуги моленье.
Среди пустыни вился караван,
Неся товар из дальних горных стран.

И меж ковров, шелков и дивных трав
Вдруг просветлел безумца горький нрав.
Увидел витязь девушку одну
И с той поры не поддавался сну.

Всё понял раб и получил приказ:
— Коней седлай, мы едем в сей же час.
За караваном, страстию гонимы,
Слуга и витязь ехали незримо.

Летели дни, — ну кто же их считает? —
Они спешат, как снег весною тает,
И жизнь идёт песчаною дорогой,
Улыбкой смерти улыбаясь строго.

И нам за жизнью надо поспешить,
Чтоб против Бога страшно не грешить.
Впустую время тратить — грех большой,
Идёт расплата следом за тобой!

Однажды караван остановился,
Чтобы хозяин Богу помолился.
И в тот же час наш витязь молодой
Подъехал к стану на своей гнедой.

И издали красавицу приметив,
Вдруг засиял, рабу притом заметив:
— Достань мне эту девицу, слуга,
Из сердца выйдет тут же боль-туга.

Сказать легко, а выполнить — беда,
Но верный раб помочь был рад всегда.
Он в лагерь иноземцев поспешил,
Пред старцем главным голову склонил.

— Откуда вы и путь куда лежит,
Кому сей караван принадлежит?
Сам тихо за девицей наблюдал,
Хотя другим и виду не подал.

Сказал старик: «Мы отроки магриба,
Путь в Мекку держим, также и к Ясрибу.
Хотим мы центр мира повидать,
Хвалу Аллаху искренне воздать.

Туда же и дары свои несём,
Чтоб ублажить нам Господа во всём.
Торгуем же с окрестными градами,
Что двери открывают перед нами.

А ты куда на лошади спешишь,
Копытами пронзая ночи тишь?»
Раб что-то им в ответ пробормотал
И скрылся с глаз, как будто не бывал.

— О господин, — вернувшись, раб сказал, —
Всё, что желал, владыка, я узнал.
Я ночью в лагерь скрытно проскользну,
Дознавшись больше, тотчас улизну.

Сказал ему на это витязь тихо:
— Пускай всё это будет нам не к лиху.
Укрылся холодом ночной песок пустыни,
Алеют лишь костры у бедуинов.

Всё спит вокруг, не спится лишь двоим.
Уходит раб, хозяин недвижим.
Змея пустынная скользит за поворотом,
Слуга ей вторит, тих и изворотлив,

Сквозь стражу сонную спешит к шатру большому
И к щели льнёт, с песка сгоняя дрёму.
А там не спят. Купцы седые молвят,
Друг другу чаши соком винным полня.

О чём-то спорят, шепчутся, смеются,
Как будто над вопросом сложным бьются.
Судьбу решить красавицы желают,
Владеть которой все купцы алкают.

— Мы к шаху поклялись её доставить!
— Забудь про шаха, сколько ему править!
— Тогда кому девицей обладать?
— Нам нужно жребий истины кидать.

Раб проскользнул сквозь стражу глубже в стан:
В цепях девица спит из дальних стран.
— Так вот где подлость — быстро раб смекнул
И за угол поспешно завернул.

Мгновенно, озаряемый луною,
Вернулся к витязю, раздавленный бедою.
Когда дознался юноша про деву,
То наземь пал в обьятьи злого гнева.

Не мог заснуть, под звёздами метаясь.
Не спал слуга, его унять пытаясь.
Пока глаза закроет, подождал
И на ухо покорно прошептал:

— Натуру я твою не разгадал,
Лишь ложе сторожил, пока ты спал.
О витязь, сон твой чуток, слаб и тих,
Дозволь сложить же ночью лестный стих.

Дозволь у ног твоих страдальных примоститься,
За дело правое твоё в тиши молиться.
Пусть Бог тебя от гибели спасёт,
Душа печальная же света луч найдёт.

Слуга твой верный будет небеса
Терзать мольбою, стоя на часах.
О витязь, этот мир не покидай,
Есть только здесь ключи от двери в рай.

Внемли собой пленённому рабу,
Не дай увидеть солнца лик в гробу.
Спи, воин, тихо спи в своём шатре,
Пусть горе тлеет в каменном костре.

О господин, пусть будет путь спокоен,
Внемли рабу, челом прекрасный воин.
Алел восходом юным небосвод,
А лик слуги был полн солёных вод.

                III
С зарёю в путь поднялся лагерь шумный,
За ними ехал раб и воин юный.
К полудню время сонно приближалось.
В песках сиянье часто разливалось —

Манил мираж погибельной красой,
И смерть звала к себе на водопой.
Был ветер знойным, веял страстью ярой.
И дух пустыни сеял злые чары.

Вдруг буря средь песков образовалась,
Процессия купцов поколебалась.
Не ветер пыль клубил, на бой сбирая, —
Слетался враг стремглав, как туча злая.

Разбойники, как вороны шальные,
Спешили обнажить клинки стальные.
И с криком, с воплем диким и кошмарным
Купцов разили, разойдясь попарно.

Бой закипел, запели духи смерти,
Плевались чёрной кровью злые черти,
Прошли минуты, поле опустело,
Лишь кое-где ещё горело дело.

Тут юный витязь больше не сдержался,
В исход сраженья яростно ввязался.
За деву жизнь и честь отдать готов,
Разить клинком он принялся врагов.

Слуга к нему на помощь поспешил,
Песок дороги кровью обагрил.
И вот конец уж замаячил сече,
Знать, смерть-сестра подкралась недалече.

Был побеждён разбойников глава,
Купцов в живых осталось только два.
Но тут же пали в битве и они.
Юнец и раб остались лишь одни,

Разбойники остались да девица,
Что плакала в палатке, как в темнице.
Был близок витязь юный к пораженью —
Его спасло всего одно движенье.

Удар клинка — и два врага убиты,
Но были сразу сарацины квиты.
Предательски вонзился со спины
Клинок в слугу со скоростью стрелы.

Он пал в песок, уткнувшись головой,
Виновник вмиг оставил мир земной.
Впервые витязь стон издал ужасный,
Лик помертвел его, всегда прекрасный.

— Нет, ты меня покинул слишком рано,
О, дай, Аллах, чтобы закрылась рана.
Но раб промолвил: «Я теряю свет,
Живи, владыка юный, много лет».

Всё кончилось, глаза укрылись тенью,
Лежал мертвец под финиковой сенью.
Опомнился красавец молодой,
Оставил мёртвого, чтоб встретиться с живой.

В цепях красотка витязя ждала,
Спокойно и протяжно изрекла:
— Спасибо за спасенье, мой герой,
Свободна я и возвращусь домой,

Разрежь верёвки, юноша прекрасный,
Чей лик сияет белым солнцем ясно.
И спали путы с изнемогших рук,
Что сплёл ещё купец, как злой паук.

Внезапно дева перстень полый сняла,
Глотнула яда, юноше сказала:
— Прощай, спаситель мой, храни Аллах,
Я умираю на твоих глазах.

Отомщены обидчики мои,
Мне жизнь уже не даст плоды свои.
Закончен путь в позоре и бесчестье.
Прощай герой, счастливых дней предвестник!

К семье, к отцу и матери пойду,
На небе я спокойствие найду.
И пала на песок, как лёгкий волос,
Забрав в могилу свой прекрасный голос.

Был бел, как смерть, сражённый горем воин,
Ужель он жить на свете не достоин?
— Прости, Аллах! — тут отрок завопил
И прямо в грудь свою клинок вонзил.

— Я растерял всю жизнь, кого имел,
Такой мне, видно, Бог отдал удел.
И пал, сражённый собственным ударом,
Гадалка, знать, была искусна даром.

Шло время. Над тем местом окаянным
Вдруг заторел проход для караванов.
Спустя сто лет там город уж звенел.
Стоял, да вскоре в пепел погорел.

                19–29.12.2017