1812 Безмолвие ч263

Ч 263
Безмолвие

Москва застыла в горе от содеянных грехов,
Немой слезою и великим откровеньем,
Впитав в себя итоги битвы двух миров,
Испепеливших Дух войны любви знаменьем.

Послав искать в округе, обаянием поры,
Истоки радости , ушедшей править вскоре,
Дух сладострастия элиты гения войны,
Воспрявший от победы в бранном споре.

Кто прав в сиянии величия услад,
Веками ,сотворявших радость в речи,
Надеясь на величие наград,
От личной с Александром встречи.

Витавшей счастьем мира в октябре ,
Взывая Дух любви и славы,
Нести покой французского величия стране,
Лишившейся величия державы.

Ступившей на тропу ведических основ,
Пришедших славой в памяти народной,
Изгнать врага без всяких слов,
Творя настрой земли свободной.

От принципов ведения войны,
От знаний обретённых миром ране,
Взяв за основу Дух народа и страны,
Беду изгнать вместе с гостями.

Не осознавшими ещё утрат,
Внесённых на горнило святости и веры,
Ковавшей на Руси Величие Солдат,
Встававших на пути развития химеры.

Плод естества по роду и крови,
Воздав творцам жестоких воздаяний,
Вернув в сердца Голгофы вечной дни,
И веру во Христа Величие Страданий.

Солдат,готовых продолжать поход,
И на штыках нести величие свободы,
Не сознавая дух земли щедрот,
Увлёкшись веяньем творца велеречивой моды.

     Каждое утро нашим солдатам и особенно кавалеристам приходилось отправляться далеко на поиски за пропитанием, чтобы запасти его на вечер и на утро следующего дня, а так как окрестности Москвы и Винкова опустошались всё больше и больше, то эти экскурсии становились всё отдаленнее. Люди и лошади возвращались истощенными, да и не все возвращались, потому что каждая мера ржи, каждая охапка сена доставались с бою — приходилось отнимать их у неприятеля.
Нас повсюду встречали неожиданности, битвы, беспрестанные потери! К русским солдатам присоединялись крестьяне; они предавали смерти тех среди себя, которые, соблазнившись высокой платой, доставляли в наш лагерь кое-какие припасы. Некоторые из них зажигали свои собственный деревни, чтобы выгнать оттуда наших фуражиров и предать их в руки заранее предупрежденных и скрывавшихся в засаде казаков.
       Крестьяне же захватили Верею, город, расположенный около Москвы. Один из русских священников сам, как говорят, задумал и выполнил этот решительный план.
Он вооружил жителей, получил несколько отрядов от Кутузова, затем 10 октября еще до рассвета он с одной стороны подал сигнал к фальшивой атаке, а с другой сам бросился на наши укрепления. Разрушив их, он проник в город и велел перерезать весь гарнизон.
      Таким образом, война была повсюду: впереди нас, позади и на флангах; наша армия ослабевала, неприятель с каждым днем становился всё изобретательнее. И это наше завоевание постигла та же судьба, как и другие: всё, что было захвачено сразу, утратилось постепенно.
      Сам Мюрат забеспокоился, наконец. Он увидал, что в ежедневных стычках растаяла половина оставшейся у него кавалерии. На аванпостах при встречах наших с русскими офицерами, эти последние оттого ли, что они устали от войны или движимые тщеславием, а может быть военной откровенностью, доходившей до нескромности, выражали сожаление по поводу угрожавших нам несчастий. Они показывали нам еще почти диких, едва объезженных лошадей, с длинными достающими до земли гривами. Разве это не указывало нам на то, что к ним со всех сторон прибывает многочисленная кавалерия, тогда как наша гибнет? Бесконечные звуки выстрелов, раздававшиеся внутри их лагеря, не говорили ли нам о том, что множество рекрутов учится стрельбе, пользуясь перемирием?
        Императору были известны все эти предостережения, но он не придавал им значения, не желая падать духом. Охватывавшее его беспокойство обнаруживалось в жестоких распоряжениях. Тогда же он велел ободрать из кремлевских церквей всё то, что могло служить трофеями для Великой Армии. Эти предметы, покинутые на разрушение самими русскими, по его словам, принадлежали победителям по двойному праву — благодаря победе, а главным образом, благодаря пожару!
Стоило неимоверных усилий, чтобы сорвать с колокольни Ивана Великого её гигантский крест. Император хотел воздвигнуть его над инвалидным домом в Париже. Русский народ приписывал целость своего государства обладанию этим крестом. Во то время, как снимали этот крест, стая ворон беспрестанно кружилась над ним и Наполеон, которому наскучило их унылое карканье кликнул: «Кажется, будто эти зловещие птицы хотят защищать его!» Неизвестно, о чём думал он в своем критическом положении, но все знали, что он склонен к всевозможным предчувствиям.
Его ежедневные прогулки под сверкающим солнцем, когда он пытался снова увидеть звезду своего счастья и показать её другим, эти прогулки не развлекали его. К печальному безмолвию Москвы присоединялось безмолвие её пустынных окрестностей и угрожающее молчание Александра.
Слабый звук шагов наших солдат не мог вывести из задумчивости нашего императора, не мог рассеять его ужасных воспоминаний, его еще более ужасной прозорливости.
Его ночи были особенно томительны, большую часть их он проводил с графом Дарю. Только тут он признавался в опасности своего положения.
Воздавая должное той силе, которую он приобрел, благодаря своей постоянной безошибочности, он с содроганием говорил о первом ударе, нанесенном ей: «Какие ужасные, разрушительные войны последуют за моим первым отступлением! Поэтому не следует осуждать моего бездействия. Да что ж, разве я не знаю, что Москва не имеет никакого военного значения? Но Москва для меня и не является военной позицией, это — политическое завоевание. Все принимают здесь меня за генерала, тогда как я здесь — император!» Затем он воскликнул: «В политике никогда не следует возвращаться назад; нужно во что бы то ни стало удерживаться от признания в собственной ошибке; это — подрывает достоинство и если придется ошибиться, то нужно идти вперед до тех пор, пока не удастся убедить других в своей правоте».
Поэтому он упорствовал с той настойчивостью, которая всегда была его главным качеством, а в данном случае его главным недостатком.

 Сегюр Филипп-Поль - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I
(4 ноября 1780 — 25 февраля 1873) — французский бригадный генерал, входивший в окружение Наполеона. Оставил воспоминания по истории наполеоновских войн.
Ему принадлежит несколько исторических трудов, но все они не имели того успеха, который выпал на долю его наиболее известной книги, опубликованной во времена реставрации в 1824 году под названием «История Наполеона и его Великой Армии в 1812 году» (Histoire de Napol;on et de la grande arme pendant l’ann;e 1812). Она выдержала менее чем за три года десять изданий, следовавших одно за другим. Её автор был избран в 1830 году членом французской Академии, где заседал сорок три года до смерти.

Крест вечной веры и любви,
Парил над покаянною страною,
Затмив деяния величия войны,
Творя врагам позор Божественной Рукою.

Дух христанства направляя в чашу зла,
Вознёсшую величие столетий,
Над верой в истины Величия Добра,
Над смыслом жизни в пору лихолетий.

Сгоравших в душах повелением оков,
Невидимых в сражениях и битвах,
Восславив в них рунический остов,
Сияющий язычеством в молитвах.

Культ смерти вознося в судьбу веков,
Основой человеческого права,
Быть там , где дар величия умов,
Творит покой души и нрава.

Взращённого Великой революцией основ,
В скрижали рода верой вознесённой,
Величием любви истории даров,
Отвагою ,в войне миров заговорённой.

Прославившей величие побед,
Перед вселенским третьим оком,
Унявшим горе частых европейских бед,
В краю для противостояния идей жестоком.