Баня, лирико-эротическое фэнтези

Баня, лирико-эротическое фэнтези
сочинённое в состоянии сильного душевного
волнения и стресса, от непрекращающегося
несколько дней снега и тяжкой служебной обязанности
сторожа-вахтёра - убирать его денно и нощно

                Светлой памяти почивших
                и во здравие ныне здравствующих
                дворников посвящается.


На лопату всею силой,
полной грудью навалюсь,
жизнь и снегом будет милой ,
и отступят боль и грусть.

Снегопадам всем в проклятье
и метелям всем назло -
не устану убирать я,
снег грести не западло.

Нет, я вовсе не ругаюсь,
это так, для связки слов.
Я работой закаляюсь
и во мне кипит любовь.

Все снега, аж до асфальта,
той любовью растоплю
и надбавку от начальства -
в семь окладов получу.

Моё фото в «Комсомолке»
пропечатают на днях -
я в кальсонах и бейсболке
лихо плаваю в ручьях.

Ведь снега, что растопились -
вдаль ручьями потекли
и от счастья прослезились
люди - жители Земли.

За то фото в «Комсомолке»
мне прислали гонорар,
деньги ляжку жмут и холку,
я по Марксу, на товар -

Эти бабки поменяю,
но конечно же не все.
Девок в гости приглашаю,
буду гладить по... ноге.

Ну, ещё, коли позволят -
все приятные места.
Девок этих не неволю,
напросились неспроста.

Обниму - на сколь рук хватит,
остальные – по домам.
Сам вальяжный весь, в халате.
а вокруг одни мадам.

Обнимают и ласкают,
гладят бороду мою,
я от ласки просто таю,
девок тех глазами пью.

Вдруг по радио объява -
"Снег идёт! Пришёл циклон!"
протрезвел я, как от яда.
горькой вестью поражён.

Надеваю рукавицы,
телогрейку натянул.
Девки быстро, как синицы
разлетелись, ветер сдул...

Что принёс в края родные,
надоевший людям снег.
Стали дворники все злые,
грешен слабый человек.

Вышел я, скрипя костями
и лопату в руки взял,
снег кидаю не горстями...
и гребу, гребу завал.

С грустной злостью глянул в небо,
крикнул снегу : « Да, уймись!»
горечь дворницкого хлеба
разделил с тобою - жизнь.

Ты ж не стонешь и не плачешь -
дождь ли ветер, снег идёт,
слёз своих от нас не прячешь,
веря в то, что всё пройдёт.

Вот и я, твоею верой -
«Всё пройдёт!» так заряжусь,
рассчитаюсь и примерно -
в женской бане потружусь.

Буду бабонькам, голубам
бирки в бане выдавать,
так работа будет люба,
ведь там снегу не бывать.

Буду тружеником банным,
стану - банный ветеран,
наслаждаясь словно манной -
видеть голеньких мадам.

И за вредность, и за вредность
пить я буду молоко.
И, хоть баб люблю безмерно,
только видеть - тяжело.

А другого на работе
сами знаете - ни, ни...
В бане я у баб в почёте,
спинку шоркнуть – лишь мигни.

Так отделаю мочалкой -
до чиста и до красна!
Скажет, - «Ах, как стало жарко!
Жаром пышет вся спина.

Ну, спасибо, ну, уважил,
ай, да дед! Ну, молодец!»
На скамейке вся вальяжно,
как приляжет - мой конец...

Встанет так, что разорвутся
в клочья новые трусы.
Бабы вскрикнув - разбегутся,
я же, хмыкнув лишь в усы...

Прошагаю бодрым шагом,
на свой банно-бабий пост
и халатовым обшлагом -
спрячу член, как чёрта хвост.

Буду бабам улыбаться,
«С лёгким паром!»- говорить
с мыслью – « Вот бы пое...
и на лавку завалить...

Красотулю – молодуху,
что с парилочки пришла,
что таким пылает духом,
что с конца – шампунь пошла.

Сунул в воду ледяную,
охлаждая свой конец
и подумал – «Вот такую б,
был бы молод – под венец»

Жду, на пенсию проводят,
мемуары напишу -
как в парилку бабы ходят,
все нюансы опишу.

Зачитайтесь, молодые -
прозой банного былья,
где прошли года златые,
где всего был банщик я.

И, хоть Нобелевской премии
мне за это не видать,
знаю, много поколений
будут с радостью читать.