Огненный

Его ничем не примечательная внешность разжигала огонь среди людей. В нем не было той красоты, которую так любят миллионы, но он имел кое-что другое, что выказывало все его чувства и мысли. Совершенно неэмоциональный, каменный, холодный, он имел ту искру, какой не существовало ни в ком другом. Несмотря на лед, находившийся на его лице, можно было понять, что он чувствует что-то тайное, необычное к этому миру, хотя и боится, что люди прочтут в его глазах светлые отголоски любви. В его карих, совершенно неподходящих к его целому образу глазах не было страсти к жизни, не было оптимизма и счастья. Однако по ним можно было открыть для себя, что он понимает каждого, кто сидит перед ним. Посмотришь в глаза этого человека – и увидишь: тебя понимают, тебя желают слушать, тебя видят насквозь. А потом наступало спокойствие, которого нельзя обрести нигде на свете – только в глазах, глазах светлых и чистых, таких как у ребенка, не испытавшего всю боль, которую несет нам жизнь.
Его светлые, еле заметные веснушки, придавали ему мягкость и сглаженность круглого лица, на котором, как бы подходяще, сидела борода – огненная, в некоторых местах показывающая белую кожу. Она смеялась, когда уголки его слегка розовых губ хотя бы немного поднимались вверх или опускалась, когда его улыбка переставала сиять на лице. Он почти никогда не улыбался в зубы, но если и делал это, то у него получалось не очень естественно и привлекательно: показывался белый оскал, неприветливый и пугающий, и ничего более. Он не придавал ему злости или некой агрессивности, но каждый раз, видя его неправдоподобную улыбку, хотелось убедиться в том, что ты не сказал ничего глупого или обидного, не сказал того, что могло бы заставить этого человека посмеиваться над тобой или еще хуже – ненавидеть твои недостатки.
Русые, совсем не сочетающиеся с бородой, редкие, прямые волосы послушно лежали на макушке и еле доходили до лба. Они не скрывали его белое лицо и не мешали увидеть на нем все то, что позволило бы нам узнать об особенностях внешности этого человека. Волосы были почти незаметны, скорее всего, по той причине, что они сливались с бледной кожей, на которой не было ни единого шрама, ни единой морщинки, хотя именно они смогли бы придать живость и натуральность его лицу.
Несмотря на простоту внешнего облика, он обладал совершенно странной мимикой, но не лица, а мимикой рук, которые также были обтянуты белой и холодной кожей. Он не мог объяснять что-то без покачивания ладоней или разгибания скрепок, которые он всегда оставлял на столе.
В остальном он был совсем неподвижен и всегда сохранял внешнее спокойствие, хотя любой, сидящий перед ним человек, с легкостью мог понять, что ему не терпится скорее либо уйти, либо замолчать и насладиться тишиной.
Его короткое тело не мешало ему выглядеть элегантно в любой одежде: будь то черный костюм или же одеяние, предназначенное для прогулок. Он ходил медленно, неуверенным, слегка широким шагом, таким, который характерен только для мужчин его небольшого роста.
Порой было забавно наблюдать за тем, как он задумчиво и заинтересованно смотрел на людей, что-то говорящих рядом с ним, или за тем, как он быстро переключался с улыбки на грустную гримасу, но интереснее всего было видеть то, как загорались его глаза, когда кто-то произносил его имя или название предмета, без которого он не мог жить. Наверное, это единственное, что давало смысл его обычной, ничем не примечательной (хотя со стороны казалось иначе) жизни.