Обстоятельства жизни. Глава8

        Подходило время отчётно-выборного колхозного собрания, и Кулаков усиленно подбирал кандидатуру на место председателя ревизионной комиссии, да и вместо меня надо было принять подходящего человека. Эти люди должны были быть покорными, молчаливыми, готовыми беспрекословно выполнять любые указания хозяина. Но он ошибался в одном: угодливые люди так же легко отворачиваются в самое неподходящее время, при первом же удобном для них случае..

               Кулаков остановил свой выбор на место председателя ревкома на Анатолии Илюхине, о котором и был недавний разговор с парторгом. Этот небольшого роста, довольно угрюмый, молчаливый тридцатипятилетний Илюхин работал в колхозе заправщиком горючего. Лицо его было всегда однообразно-серьёзным. Особым умом он не отличался, и это качество подчёркивало выражение его маленьких серых глаз.

Илюхин никогда вслух не выражал своего мнения, и, казалось, молча, со всеми соглашался. Неизвестно почему, но он так ни разу и не женился: то ли уж больно разборчивым был, то ли слишком несмелым, да разные слухи ходили об этом в деревне. В дом к нему никто не ходил – никого не впускал, как не допускал никого и в свою душу.

Являясь членом ревкома, он усердно выполнял все указания бывшего председателя ревизионной комиссии. О нём часто говорили: « в тихом омуте черти водятся!» И не напрасно: уж чертей в этом омуте было предостаточно! Но никому и в голову не приходило, что тихоня и на самом деле втайне давно мечтал уже о власти, – дорасти до председателя комиссии, а затем!..

А затем навести свой порядок во всём хозяйстве! Уж больно приглянулся Кулакову этот тихий, исполнительный, немногословный Илюхин, и тайная, заветная мечта заправщика горючим осуществилась! Но с этой минуты покой в маленьком царстве Кулакова навсегда нарушился…

            Илюхин, когда ещё работал заправщиком, затаил обиду на хозяина, когда его несправедливо обвинили в расточительности в уборочный период. За перерасход горючего ему тогда пришлось выплачивать из своего кармана большую сумму денег. Кроме того, его лишили частично премии и зерна выдали на заработанный рубль значительно меньше причитающегося.

Он годами ходил, не зная, как избавиться от этого груза обиды, не дававшего ему покоя ни днём, ни ночью, и всё ждал удобного случая отомстить хозяину. И вот он, этот случай! Теперь все документы в его руках! И он принялся за дело…

              До Кулакова стали доходить слухи о деятельности ревизора, который, приступив к работе, тут же начал копаться в колхозных документах, выискивая нарушения. Илюхин быстро нашёл среди населения своих сторонников – обличителей хозяина во всех смертных грехах. Одним из таких сторонников сразу же стал Гребнев.

             Гребнев, узнав о том, что его перевели на разные работы, был вне себя от возмущения. Жена его, красивая, синеглазая женщина, уставшая от бесконечных разборок мужа с председателем, пыталась угомонить своего неутомимого мужа:

             – Саша, давай лучше уедем отсюда!? Посмотри, как ты поседел за последнее время, непрестанно куришь! И на детей в школе тоже  уже косо смотрят, попрекают тобой. Поживём спокойно, найдёшь работу, всё забудем…

              –  Не переживай напрасно, ты же меня знаешь, – я им всем покажу, с кем имеют дело! И к учителям загляну ещё, разберусь! – Гребнев любящим взглядом посмотрел на свою жену. С ней он был неузнаваем: дома никогда не разговаривал грубо, не выливал на неё своего плохого настроения, всегда был подтянут, словом, был настоящим мужчиной.

              Написав очередной иск в суд, Гребнев вышел из дома и направился в контору, чтобы ещё раз переговорить с председателем. В дверях конторы он лицом к лицу встретился с Илюхиным, которого, словно подменили: тот, будто и ростом даже стал выше!

              – Здорово, Петрович! Как дела? Ну, что, ты удовлетворён решением членов правления на счёт тебя? – пожимая руку Гребневу,чётко проговаривая каждое слово, произнёс Илюхин. Гребнев на миг даже растерялся: « оказывается, шустрый малый!..» – подумал он, отвечая крепким рукопожатием.
             –  Удовлетворены будут они, когда я восстановлюсь на своей работе! Я ведь не ленивый, доведу своё дело до победного конца! И у тебя тоже фронт работы теперь большой, есть над чем поработать!

            – Да, я это уже успел почувствовать. Давненько хотел я с этими армянами разобраться, – хватит колхозную денежку разбазаривать! Сейчас с документами сижу, аккордные наряды проверяю. На предстоящем колхозном собрании подниму этот вопрос. 

 Гребнев даже поёжился от удивления: до чего же быстро может измениться человек, почуявший вкус власти! Лицо Илюхина выражало непоколебимость, уверенность в правоте своих действий и слов, и он продолжал:

            – На днях собираюсь на личный приём к прокурору, он всё проверит и подтвердит. Ну, пока, бывай! – И они разошлись каждый своей дорогой.

           Гребнев вошёл к председателю. Кулаков сидел в своём, как всегда, прокуренном кабинете, за столом, подперев руками голову. В пепельнице догорала сигарета, и голубая струйка дыма змейкой тянулась вверх и, растворяясь, исчезала. «Это конец. Работать не буду. Пусть на собрании меня освободят и работают сами, как им нравится», – думал он, и от этих мрачных мыслей кровь всё приливала, и в висках и во всём организме  больно стучало.

«Как же так? Как это могло случиться? Вот тебе и тихоня!…» – мучительно задавал себе вопросы Кулаков, и ему снова вспомнился недавний разговор с Илюхиным:
           – Василий Иванович, до колхозного собрания я проведу проверку всей финансово-хозяйственной деятельности, и пусть главбух  даст все показания и ответы на все вопросы членов ревизионной комиссии!  – Хозяин в изумлении  чуть рот не раскрыл от его наглости, ведь ещё никто из колхозников не смел  c ним так дерзко говорить! От  возмущения у него чуть не вскипела кровь, но, взяв себя в руки, он попытался даже пошутить:

           – Ох, ты и горяч, Анатолий! Ты больно-то не кипи, тебе ещё жениться надо, прибереги пыл-то свой! – вымученно улыбнувшись, произнёс председатель, и всё лицо его стало ещё более багровым.
           – Пыла моего, Василий Иванович, хватит на три жены! Вот проведём собрание, тогда и женюсь, – словно не замечая тревожного состояния хозяина, ответил Илюхин, удивляя Кулакова своей разговорчивостью…

             «И ведь поздно уже, я своими руками поставил его на место председателя ревкома!И как я мог так ошибиться? Почему ни один член правления не предупредил меня, не отговорил от такого решения?» – думая, мучился Кулаков и вдруг с ужасом вспомнил о том, как молодой парторг не раз предупреждал его: «Он навредит тебе ещё, Иваныч!»…

     И эти слова с новой силой молотком застучали в его висках… В это самое время и вошёл Гребнев, поразившийся виду председателя с осунувшимся лицом и потухшим взглядом. Хозяин, будто ничего не слышал, о чём говорил Гребнев. Не поднимая головы, Кулаков продолжал курить, не реагируя на слова другого своего «врага», и даже не заметил, как тот удалился. Затем, раньше, чем обычно, Кулаков уехал с работы домой.

              Ольга Петровна встревожилась не на шутку: таким она никогда не видела своего мужа.
                – Вася, что с тобой? Что случилось? На тебе же лица нет! Сердце? – И она быстро подала стакан с водой мужу, добавив сердечных капель. Кулаков, молча, выпил, поглаживая грудь в области сердца, и прилёг на диван. В голове всё стучало, будто часовой механизм отстукивал оставшиеся секунды до взрыва смертельной мины…   
(продолжение следует)