В деревню..

Лариса ехала в деревню.  В автобусе  было жарко и пахло горелым. Это как всегда, вовсю грели печки под сиденьями, когда на улице оттепель и температура плюс два , три градуса тепла. А вот когда столбики термометров опустятся ниже десяти, а то и пятнадцати градусов мороза, то почему то печки в автобусах не работают. «Что за транспорт такой,  когда  морозы в салоне холод, а в жару  печки греют",– думала Лариса, вдыхая противный угарный воздух.  Еще и водитель курит за рулем. Она терпеть не могла запах курева. Автобус ехал почти пустым, не считая пяти пассажиров. Когда такое было…
Она прикрыла глаза.
Ей вспомнилось, как в лихие девяностые  часто  с матерью ездили в район на базар. Зимой продавать кроличьи шапки, которые  бабушка шила, а летом детскую одежду, тоже  бабушкиного производства. И вещи расходились, потому что рынок еще не был особо насыщен импортом.  Да и простому люду были по душе сарафаны  из ситца для девочек , а то из шерсти, а шапки тем более деревенским мужикам и мальчишкам очень даже нравились.  Вобщем,  жили, как могли – выживали, каждый по своему. Лариса тогда училась в другом городе и приезжала на каникулы. Транспорт в те времена был не просто заполнен, переполнен и  уехать  в деревню особенно в выходные дни, казалось нереально. О, сколько раз она топала пешком до деревни, почти двенадцать километров. А если лоси выйдут из перелеска, она страшно этого боялась. Совсем недалеко росли вдоль дороги леса.  И  нередко,   добираясь на попутках, она видела, как перебегал лось дорогу, и водитель резко тормозил.  А идти одной, когда вокруг никого, да поздно вечером  просто страшно.
В выходные дни всем  сельчанам надо было на рынок, ну просто необходимо. В основном это деревенские бабы и молодежь.  Бабы с огромными синтетическими сумками, в которых основательно упакованы трехлитровые банки с молоком,  а в банках поменьше сметана, в целлофановых пакетах творог. И это все домашнее, натуральное. Везли все, что можно было продать: фрукты , овощи, вещи.  Этим сельчане жили. Молодежь ехала в основном за шмотками,  все ж  заезжие торгаши привозили  импорт.
 Лариса, приехав, набирала молочную продукцию с собой в училище. Она улыбнулась, вспомнив, как однажды, они с матерью после торгов на рынке, стояли у   автобуса, который должен был скоро поехать в их деревню. Давка была неимоверная, ведь их транспорт заезжал еще в два или три села, поэтому кто успеет залезть в автобус тот и уедет.  А отставшим одна надежда – попутки. Вперед  пролезала быстрее всех  детвора, которая занимала места своим родным и знакомым. Так что,  когда пробирались   наконец, в салон, то  разочаровано убеждались, что мест нет. И как всегда ехать будешь стоя.  И вот объявили об отправлении их автобуса.  Из дверей автостанции выплыла контролер с путевкой для шофера в руках. Полная, грузная, с хмурым,  усталым лицом  кондуктор подошла к толпе, расталкивая людей, чтобы добраться до дверей автобуса. По пути, проверяя билеты, она двигалась дальше, но  у входа  замерла. Там было  такое столпотворение, через которое контролер  ну никак не могла продвинуться к входу в  автобус. Водитель открыл дверцы и народ, толкаясь ,хлынул  плотным потоком. Началось  что-то невообразимое. Кто успел  войти, так это дети, которые быстро занимали места. Грузные толстые сельчанки с трудом  взбирались на ступеньки, но благодаря подталкиванию  крепких рук  мужиков, они все же пролезали в автобус, если не сказать проползали, таща за собой полные сумки  снеди. В выходные все закупались в районных магазинах под завязку, на целую  неделю. В село только хлеб привозили и некоторый мелкий ассортимент продуктов.
Лариса с матерью стояли в стороне. Все равно все места уже заняты, они спокойно смотрели,  как двигалась волна людей. И уже решили идти к очереди, как опять  что-то застопорилось. Толпа замерла, недовольно гудя.  Оказывается, в дверях застряла самая грузная сельчанка  Галина. Она стояла на первой ступеньке и никак не могла подняться  выше. А рядом  зажатая мощными телесами Галины,  дергалась тщедушная старушка. Лица ее не было видно, только вид со спины.
– Галя, ну что ты там застряла? –  нервно закричали из толпы,
 –Ты Парамоновну совсем задавила!  Смотрите, как она к дверце прилипла то, и ни туды и ни сюды!
– Да возьмите же, кто-нибудь мой баул!– прохрипела  в ответ Галина, обращаясь к тем, кто уже был в салоне автобуса.
Бедная Парамоновна, пыхтя и что-то бормоча, старалась вырваться из ловушки. Но пышные бедра  задней части Галины прочно прижимали голову старущки к дверце. Наконец она изловчилась и ткнулась лицом в мягкое место Галины. Та дернулась так, что дрогнул автобус, и вскрикнула фальцетом: – Парамоновна, ты чё кусаешься?  Хохот прокатился по толпе. 
– Эй, Парамоновна, ну как тебе  филейная часть Галины?– громко прошамкал беззубым ртом старик Егорыч, который жил в селе рядом со старушкой.– Чай получше, чем ножки Буша, ты там протезы свои не оставила?  А то на новые  денег не наскребешь!
Народ шутил и весело двигался к  входу. А старушка, освободившись от плена, потирала щеку, на которой был виден  отпечаток  дверцы.
Когда Лариса с матерью протиснулись в салон автобуса, весь народ уже стоял, плотно прижавшись к друг другу.
Лариса огляделась, надеясь найти место, чтоб усадить мать. Все напрасно, сиденья были все заняты и даже по три человека на два места.
Автобус чихнул, дернулся так, что  народ встряхнуло и стало даже  как то свободнее. И, переваливаясь с колдобины на колдобину, автобус выехал за город.
Рядом стояла  с сумками  их соседка пенсионерка. Она что-то говорила сидящей видно знакомой ей  старухе. Было шумно, но Лариса  услышала:  – Слушай Мария, ты меня помоложе будешь, уступи место то..
– Да что ты, Петровна, я тоже давно на пенсии.–  отвечала та, удивлено глядя  на нее и по сторонам.
–Нет ты намного  моложе, дай посидеть. – твердила другая. Уступи, ноги не держат.
–Да я всего на четыре года тебя моложе! Садись на коленки!  Ларисе было и смешно и жалко этих бабусь. Но что поделаешь, ехать как-то  надо. Все и так стояли набившись как селедки в бочке.   А бабка все же села на худые острые коленки подруги. И никто из молодежи не предложил своего места.