Летний отпуск

Сестрички в Господе: Галина
Вера, Люба, Валентина!
Я шлю вам пламенный привет,
Хотя я вовсе не поэт,
Но силой духа облечённый,
Своей душой разгорячённой,
Хочу вам выразить куплетом,
Что пережил я прошлым летом,
Что я увидел, что слыхал,
Что бренным разумом познал.
Начну с того, как на работе
Моей терзающей заботе
Положен Богом был конец.
Меня в госотпуск, наконец,
Через непомерные потуги
Грехом пленённые хапуги
Пустили с тяжестью в груди.
Но было нечто впереди,
Что мне дорогу освещало,
И сердце с радостью прощало
Всем этим нудным бюрократам
За их пустую время трату.
Но это в прошлом. Вот я еду
Наперекор седому деду –
У них стою я на квартире.
«Не едь в такую даль, – просили, -
Туда и денег надо много,
Не едь в Батуми ради Бога!»
Но жалки эти наставленья
С желаньем близкого общенья.
Вот, наконец, матарабели
В Батуми лихо залетели.
Душа в восторге, сердце пело:
«Как ты прекрасна, Сакартвело!»
Под игом первых впечатлений,
Что чрез окно ко мне влетели,
Я важно вышел на перрон,
Как принц английский, как барон.
Мне пальма низко поклонилась,
Листвою нежно шелестя,
И слёзы чистые струились
После обильного дождя.
Но я всё дальше простираюсь,
Найти скорей ваш дом стараюсь.
И вот нашёл, хоть нелегко.
Мадлобт картвели бичико!
Он указал мне путь-дорогу,
И вот я в доме, Слава Богу!
В обитель вашу я вошёл,
Конец мытарствам – всё нашёл!
Был принят вами я как надо:
Под виноградником прохлада
Дала членам успокоенье,
И чувствам пылким миг смиренья.
И я нашёл покой и мир
Под звук златых душевных лир.
Потом мы с Любой в тихом зале
Наедине всё рассказали:
Кто где работал, кто где жил,
Кто где учился, где служил.
Итак до вечера сидели.
Разговаривали, пели –
И вот приятна и мила
Сестричка Галочка пришла.
Как карамелька в целлофане,
Во школьном чёрном сарафане,
Величья, кротости полна,
Мне ручку-пышку подала.
Я не без радости, конечно,
Её приветствовал сердечно.
И вмиг со мною освоясь,
И кривотолков не страшась,
Галина с Любой согласились
Со мной идти гулять решились.
И вот мы в радости сердец
Пришли на пристань, наконец.
Какая прелесть, чудо-юдо,
А сколько здесь огней и люда.
Ночную мглу насквозь пронзая,
Снопом лучей залив лобзая,
Прожектор сильным своим глазом
Блуждал по пристани, и разом
Всё становилось видно ясно,
Куда бросал он взор прекрасный.
И вот, залитая огнями
Стоит «Виктория» пред нами.
Какой корабль, блеск и шик,
Как он прекрасен и велик!
Вся эта прелесть теплохода
Созвала множество народа.
И сотни взглядов восхищенья
Устремлены на воплощенье
Людского гения дерзаний
И человеческих стараний.
Так мы стояли мало- много
Всё рассмотрели, Слава Богу!
И от соблазнов сих и чар
Мы удалились на бульвар.
Там было тихо. Вечер лунный,
Смирил немного город шумный.
К тому ж приплывший теплоход
Привлёк гуляющий народ.
Там минут сорок посидели,
Поразмышляли, что-то съели.
Мне неудобно открывать,
Так как гостинцы покупать
Должна не девочка, а мальчик.
Но я открою сей секрет –
То были триста грамм конфет.
Из стен театра гул катился
И по бульвару разносился.
То интуристам в развлеченье
В театре было представленье.
Пред нами море простиралось
В ночной красе, и чуть плескалось.
И, неги девственной полна,
В нём отражалася луна.
И что-то вроде вдохновенья
Объяло нас, и наслажденье
Сердца до края наводнили.
Мы в тот же миг уйти решили.
И вот мы дома. Пора спать.
Мы помолились и в кровать.
Всё в забытье в ночном дремало,
И веки нежно нам смежала
Как-будто ласковая тень...
Но вот уж утро. Новый день,
Блеснув причудливо лучами
И пробежав под-над холмами,
Спустился в город пробуждённый.
От сна восставший, обобрённый,
Чтобы опять творить, дерзать.
Я тоже вынужден был встать.
Под хладным краником умывшись
И Богу тихо помолившись,
Я был на кухню приглашён,
И сытной снедью угощён.
То был как раз денёк субботний.
Остался я один как есть
И сел за стол, чтобы прочесть
Роман «Штундист Руденко Павел»,
Где говорится как избавил
Господь от вечного огня
Руденко Павла, как меня.
Но вот и день к концу катится,
За горы солнышко садится,
Обойдя свой круг земной,
Как бы уходит на покой.
А христиане на собранье
Спешат гурьбой, как на свиданье
Спешит влюблённый молодой.
Пришли тем временем с работы
Сестрички, все свои заботы
И боль житейского креста
Снесли к ногам святым Христа,
Который силен всё понесть
И, если вин не перечесть,
То всё Христос простить сумеет.
Лишь Он тебя поймёт, согреет,
И скажет: «О, душа, иди!
И впредь лишь только не греши!»
После собранья в стороне,
Как вы советовали мне,
Стою и жду, научен вами,
Подойдут ли братья сами?
И сёстры первы подойдут ли,
К знакомству руку подадут ли?
Не потух ли огнь вниманья,
И христианское сознанье
Не притупилось ли совсем?
Наше такое испытанье,
Проверить братское сознанье,
Оправдалося вполне.
Меня все дружно обступили:
«Ты кто, откуда?» – расспросили.
И все внимательно глядят
Я соглядатай или брат?
Но вот рассеялись сомненья,
Я признан братом, и в мгновенье
Уста скользили по устам,
И разошлися по домам
После обильного общенья.
Дабы достичь себе спасенье,
Назавтра снова все сошлись.
Мольбой одной Творцу слились, -
То было светло воскресенье.
А в понедельник снова в жизнь
Все обыденною вклинились.
И снова та же суета,
Заботы, тяжести креста...
Галина в школу с двух ходила
И только в восемь приходила.
Но вот заметили, что тень
Черты младые омрачила,
И юну душу напоила
Коварной грусти страшным ядом.
И удручённым, томным взглядом
Галина грудь мою терзала,
И мне открыто не сказала,
Что душу робкую гнетёт.
Иль нерешительности гнёт
Томит изнеженное тело,
И потому идти не смела
Со мной на кладбище, на море,
В сад ботанический и в город.
И когда спросил девчину
Указать её причину,
Она ответила невнятно:
«Оставь при мне сие, понятно?!»
С тех пор оставил я в покое
Сие создание младое.
И перестал надоедать,
Её с собою приглашать.
Одел главу свою печалью,
И безотрадной этой шалью
Я чувство бурное связал,
И день отъезда ожидал.
Один по городу бродил я,
Нигде покой не находил я,
Порой на море удалялся,
И красотою любовался
Его безбрежной синей дали,
Его волнующейся цхали.
И тогда на миг короткий
Шептал мне нежно голос кроткий:
«О, успокой свой дух мятежный,
Я напою любовью нежной
Твои хранилища пустые,
И чувства святости простые
Будут тобой овладевать,
И уж не будут задевать
Ошибки слабых твою душу,
Ничто покой твой не нарушит:
Не неожиданный сюрприз,
Ни юной девочки каприз
Тебя ничуть не потревожат.
Не так, как ныне сердце гложет
Тобой надуманное горе,
Поверь и будешь на просторе,
А не в стеснении сих уз.
Ты их порвёшь и в Мой союз
Ты вступишь, юноша мятежный» -
Мне всё шептал тот голос нежный.
О, Боже, верю, это Ты
Внушаешь истины благие,
Как  ни дерзки мои мечты,
Ты принимаешь и такие.
И как своих пастух овец,
Так Ты Вселюбящий Отец
Меня от бед оберегаешь,
Глаголы вещие влагаешь
Мне в сердце пылкое младое,
Чтоб время юности златое
Я не отдал железной власти
Порочной похоти и страсти.
И чтоб в своей земной юдоли
Всё покорял Христовой воле,
И кротко ждал Твоих велений
В тепле Твоих благословений.
И чудным гласом ободрённый,
Из мест своих уединённых
Я возвращался,и в покое
Стучало сердце молодое.
Ещё напомню, не тая,
Люба, Галочка и я
Пошли смотреть на все щедроты
Благоухающей природы,
Что южным солнцем приласкана,
Из одной прелести соткана,
Идёшь и смотришь наслаждаясь,
И Божьим даром восхищаясь
Благоуханьем чайной розы,
А вот стыдливые мимозы,
Бананы, пальмы, кипарис –
Природы краше арарис.
В саду мы целый день гуляли,
Под вечер вышли, подождали.
И вот приходит с Верой Алла,
И с ними фоторепортёр.
Я для приветствия простёр
Свою десницу, и в любви
Мы дальше по Мысу пошли.
Нас брат снимал в различных позах:
На древе, лестнице, не в розах,
Где я так пламенно желал.
И кто-то тут же мне сказал,
Что дескать, он только снимает,
А плёнок он не проявляет
И не печатает открыток
Мол, не хочу я этих пыток.
Сиди, как филин, до полночи,
Я чуждый бремени сверх мочи.
«О мой любимый брат, мой гений,
Не ради властных повелений,
А ради к людям уваженья,
Будь добрым, сделай одолженье:
Где фотографировались мы,
Всё напечатай, прояви.»
Мы поздним вечером домой
Весёлой дружною гурьбой,
Как созерцаньем насладились,
Домой в двенадцать возвратились.
Ещё однажды я и Галя,
А с нами вместе Вера, Валя
Договорились и решили
Поехать к Пете в Цихис – Дзири.
И вот мы едем к брату Пете,
Вот поезд встал, нас брат тот встретил.
Он нас приветствовал сердечно,
Повёл к питомнику конечно.
Там я увидел чудо-сцену:
Пять женщин резали драцену.
«Куда же лист такой годится?» -
Успел я тут же удивиться.
А Петя мне: «Что за вопрос?
На упаковку чайных роз.
Листом, как вервью обвивают
И на Москву их отсылают.
А что по прочности годится,
Ты в этом можешь убедиться.
Возьми вот этот листик малый
И перерви, силач бывалый.»
Как я не тужился, но брату
Пришлось сказать: «Прочней шпагата!»
Нам Петя сделал предложенье –
Пойти к нему на угощенье.
Мы согласились. Что ж пойдём
И вот мы в доме за столом.
В любви трапезу разделили,
И к брату Лёне поспешили.
Фотографировал нас Лёня
На фоне гор, на фоне моря,
Одно осталось впечатленье –
Большой любви и восхищенья!
И все довольны похожденьем,
Отдохнули с наслажденьем,
Тогда вернулись все домой
В Батуми чудный город свой.
На крыльях время дни уносит,
Мой день отплытия приносит.
И вот тот день уже настал,
«Петродворец» к причалу встал.
Все суетятся и мятутся,
Жужжат у трапа и толкутся,
Лишь я в стороночке стою,
С друзьями мирно говорю.
И помню ясно, что не мало
Меня сестричек провожало,
А брат был только лишь один.
Но вот послышалось: «Динь-динь!».
То знак к отплытию раздался,
Тут я с друзьями распрощался,
Потом зашёл на теплоход.
Смотрю растроганный народ
Шумит, волнуется, трепещет...
О пирс волна тихонько плещет
И судно малое колышет,
Разлуку сердце моё слышит,
И говорит в своей тревоге:
«Стоишь ты, Виктор, на пороге
Уютной сакли, где росла
Та гого, что тебя влекла.
И думал ты, она судьбою
Твоею будет и одною
Стезёй пойдёте к Небесам...
Соделай всё, Спаситель, Сам!
Вы все стояли предо мною,
И, как одна, своей рукою
Махали мне, и я ответом
Махал вам розовым букетом,
Который Петя мне привёз,
И аромат душистых роз
Пел песнь о Грузии прекрасной,
Подобной розе этой красной.
А теплоход всё удалялся,
Во мгле ночной Батум скрывался,
И вас уже не стало видно,
И тут мне стало так обидно,
Что ночи мрак отнял своих
И я один среди чужих.
Ну, что ж, прощай прекрасный город,
Мимозы, пальмы, розы, горы!
Привет тебе, моя стихия, -
Морской простор и волны голубые.

15 июля 1962 года

Примечание:
Матарабели – поезд; Сокартвело – Грузия; мадлобт картвели бичико – спасибо грузинскому мальчику; цхали – вода; гого – девочка.