В Закарпатье
И вот я уже в поезде, у нас верхние полки, только купе рядом, его место за стенкой. Ехать больше суток, толстенная книга Виктора Гюго «Отверженные» на весь долгий путь и удивленные глаза соседки по купе: как можно такие книжки читать. Изредка выходила на стук в стену нового знакомого, его Сашей зовут. Запомнились огромные груши, которые он мне отдал, прощаясь днем. В Москву Саша приезжал в командировку на монтаж огромного экрана на Калининском проспекте — Новом Арбате. Я с ним один раз встретилась под часами на Таганке, когда он в следующий раз приехал в Москву: мне показалось неловко ему сразу по телефону отказывать – сделала при встрече, а лучше бы по телефону. Как-то он не лестно отозвался вдогонку о москвичках, ну да Бог ему судья. С Сашами у меня никогда хорошо не получалось. Мне хотелось просто дружить, мне были просто интересны люди, а с ними было все не просто.
Поезд приехал в Мукачево к часу ночи, встретили меня муж Татьяны Вадик и его друг Виктор, едем ближе к венгерской границе в небольшой городишка Берегово, так мне объясняли дорогу по ходу. Между собой здесь говорили на венгерском языке, Вадик и чешский хорошо знал. Ночь украинская черная – ничего не видно, остановились у ворот, открыли, заехали во двор, завели в дом. А там улыбается толстая бабуля, как она себя назвала, в комнату повели и поселили меня с ней. Оказалось, что это мама Виктора. Это я потом узнала о таком обычае в этих краях: невесту приглашают жить на пару недель в дом жениха и смотрят на что она годится. На следующий день мы съездили в деревеньку, где Татьяна с годовалой дочкой Юлей жила у бабушки- прабабушки. Дочку оставили на шуструю прабабушку и вернулись в Берегово к родителям Вадика в городскую квартиру в центре города. Учителя были все в этой молчаливой семье, кроме Тани. Она постоянно тараторила, говорила о какой-то толкучке, чего там только нет, только часов в шесть надо встать. Мама моя мне дала лишнюю сотню на финский плащ, а Таня собиралась меня туда сводить, дело оставалось за малым: очень рано встать и зайти за ней. Пару дней просыпалась я гораздо позже шести, бежать не хотелось. На третий день Татьяна, фыркнув, укатила в деревеньку к дочке, а я осталась без плаща и не очень огорчилась по этому поводу.
Обычный день проходил довольно скучно, так единственная главная улица, которая мне показалась интересной поначалу из-за аккуратных европейских домиков, исхожена вдоль и поперек. Обходили, как всегда, все кофейни и забегаловки, где Вадик и Виктор, опрокидывая маленький стаканчик, интересовались, не буду ли я, и я от скуки один раз кивнула: – « И мне 100 грамм». Незнание иностранного языка поставило меня в неловкое положение. Что ребята заказали я поняла, когда передо мной стояли три стаканчика: два – по половинке и один целый – для меня, и довольные их ехидные рожицы застыли в ожидании. Я отказалась и мы пошли в следующую кофейню. Кофе со взбитыми сливками мне нравилось пить, но не в таком количестве. И ведь это продолжалось изо дня в день. На мой вопрос, что есть где интереснее? – Виктор молча повез в кемпинг на природу к реке. Молочная горная река, изумрудные склоны таких близких и одновременно далеких гор, удивили, но далеко – не дойти, а кажутся совсем рядом. Подошел неожиданно Володя, наш Денди, как гром с ясного неба, живое лицо из Москвы, и в Москву сей же час уезжающий. Отпуск заканчивался, а то бы остался, сокрушался он и исчез. Я даже не поняла кого он подхватил по дороге, обняв за талию, казалось на Любашу, его жену, она совсем не похожа. Или просто показалось. Виктор пожал плечами, отвернувшись. Нам определили игрушечный домик для размещения, но про вещи я не подумала, у меня было то, что на мне: ситцевый купальник, платье и босоножки. Виктор был молчун: молча рулил, молча решал, ничего не предложив, молча ставил перед фактом. И я не щебетала. Слаженная молчаливая команда. Зато многочисленные его друзья, с которыми он беспрестанно знакомил обходительностью покоряли. В одного венгра я аж влюбилась на пару дней. Красив, внимателен, стать и чистая витиеватая русская речь выделяла его из всех. Куда Виктору низкорослому, коренастому до него. Такая же его венгерка-спутница. Мы были с ней две молоденькие леди среди разновозрастных мужчин, суетящихся на берегу со снедью. Кто готовил грибы, кто рыбу. Трехлитровую банку с густыми сливками привезли , вложили деревянную ложку – пробуй. Фрукты и ягоды разложены в вазах на ножках и в обычных мисках, конечно много вина в разных бутылях в плетенках и бутылках, всё своё. Доставали из багажников своих машин, которые сгрудились вокруг сколоченного из длинных досок грубого стола. Нас было человек пятнадцать, или больше, которые изредка сменялись: кто-то забегал на минутку, поздороваться, недосуг – работа, кто уезжал и вскорости возвращался с новой снедью. В высокие рюмки разлили белое вино. Взяли. Я глотнула и виноградинку оторвала от кисти, попробовала, тут же последовала реплика: – «Вам пожрать бы, смотрите как Наташа! Вино пригубила и лишь одну ягодку в рот». За этим столом я почувствовала себя королевой или скорей принцессой. Все внимание мужчин двум женщинам. Для нас с ней раскинута палатка для переодеваний, искупалась и снова в палатку, в тепло. Выжав купальник, хотела надеть, но моя соседка возразила, увидев это. Подарила мне в крошечной коробочке чудные бело-розовые нежные мягкие трусики: – « Надо беречь себя!» – в них я и легла в игрушечном домике под простыней среди черной ночи. Свет почему-то не включился, в полнейшей темноте, в основном на ощупь мы все же добрались до своего ночлега. Уже засыпая, я почувствовала руку Виктора на своем плече и машинально ее скинула. Следующий день начинался. Когда я вышла из домика умыться к реке, натянув платье и накинув полотенце на плечо, первым мне попался красавец венгр, прихорашивающийся после купания перед зеркалом, висевшим на стволе березки. В его длинные по плечи волосы медленно входил гребешок с редкими зубьями, который умещался в его крепкой ладони, как будто он просто оглаживал свои волосы сверху, сбоку, снизу... и это завораживало и располагало к непринужденной беседе и я защебетала, как ошарашенная сразу обо всем. Неожиданное появление Виктора меня огорчило, я притихла, больше с венгром мы не пересекались. На берегу в палатке я нашла свой высохший купальник, переоделась, в коробочку, что лежала тут же, сложила подарок и, готовая к дальнейшим приключениям вышла на божий свет. Народу прибавилось – выходные. Запруженная людьми река не привлекала. День прошел неинтересно. Виктор в основном здоровался с вновь прибывшими и опрокидывал с ними стопочки. Показал всем фокус с откусыванием края стеклянной рюмки. Вроде как пожевал недолго и ушел куда-то. Я даже не помню, ели мы или нет в этот день.
Дело было к ночи, которую мы провели в четырехместной палатке вначале вдвоем с Виктором в разных углах, потом двух девушек к нам подселили, когда Виктор спал. Приоткрыв палатку и осветив фонариком пустую середину, кто-то тихо сказал: – «Здесь пусто!» – я отозвалась, что нет, не пусто. Шепот продолжился: – «Тут девчонкам бы переночевать?» – я разрешила, Виктор даже не шелохнулся. Утром я встала первая, вылезла из палатки, прогулялась по пустынной территории. Вернувшись, заглянула в палатку и увидела очумевшего Виктора, продирающего глаза. Он замер в неожиданности от поразившей его картины: две незнакомые девушки спали рядом с ним, широко раскинув руки-ноги в разные стороны, прикрытые одной простыней. Я рассмеялась. Он, наконец, обрел дар речи и спросил, кто это. Я пожала плечами, выдержала паузу, потом рассказала, как они появились. Он потом долго рассказывал каким-то своим знакомым эту историю и каждый раз в новых красках, что единственным оказалось веселым из всего путешествия. По началу и я смеялась, потом стало и вовсе не интересно.
К понедельнику мы вернулись в Берегово. Мать Виктора сетовала на долгое наше отсутствие, широко улыбаясь, даже похохатывала, тряся всем своим необъятным круглым телом, что наконец-то мы вернулись. Разошлись на ночлег. Виктор – куда-то, а мы с ней в ту же комнату, погасив свет. С утра проснулась поздно. Мать готовила на обед суп из белой фасоли. Расспрашивала меня, что у нас в Москве готовят, я охотно поделилась о борще с фасолью и без нее, а суп с белой – не пробовала. Сегодня попробуешь, сказала она. Когда пришел Виктор мы снова пошли «на Брод вей», как они называли выход в город. В каком-то ресторане, похожем на обычную дачную веранду с тюлевыми занавесками за длинным столом нас ждали какие-то «начальники», как назвал Виктор солидных седовласых мужчин, оживленно приглашающих нас. На столе водка и боржоми с легкой закуской. Стопочки те же, что с водой, что с водкой. С водой я выпила демонстративно, будто водку, мне вновь налили водки, а я с водой стопку у Виктора взяла, снова выпила, попросив у Виктора боржоми. Рюмочек прибавилось. Кто-то из «начальников» заметил подмену, я не унималась и снова меняла водку на воду и пила только боржоми. За этим занятием застали нас Татьяна и Вадик, которые неожиданно к нам присоединились. Таня пустующие стаканчики обнюхала, нашла в них запах водки и осуждающе на меня взглянула, ахнув от такого количества. Мне показалось это забавным, когда я снова подняла стопочку, Татьяна выхватила ее, но поняла, что это вода, поставила. Не выпив ни грамма водки, я оказалась в ее глазах не в меру пьющей. Мне здесь надоело. Виктора я попросила купить обратный билет. В дорогом и уютном местном ресторане, где заранее заказали столик на 8 часов вечера, легкая мясная закуска в середине круглого стола, где мы присели надолго вчетвером в мой последний вечер. С хорошим вином, музыкантами и ползающими под столами местными детьми, родители которых, сунув вскоре уже совсем их сонных в коляски, продолжали свой вечер до закрытия. Вино было приятным, бокал я допила. Продолжение было у двоюродной сестры Виктора с черным кофе и ароматным ликером в маленьких ликерных рюмочках. Она все хотела научить меня по венгерски сказать Виктору «я тебя люблю- эт сэрэ тлек», так, кажется, если я не ошибаюсь. Рассказывала мне о здешних традициях. Так я узнала о традиции пожить будущей невесте в доме жениха. Попросила кофе из Москвы прислать непременно растворимый. Научила взбивать его с небольшим количеством воды в пену. Кофе получился изумительно нежным. Милая женщина. Мы посидели вдвоем. Сытно поела первый раз за всю неделю, пока мужчины говорили в соседней комнате до утра. Завернула курицу с собой в дорогу.
Перед поездом мы заехали за чемоданом, под подушку я сунула червонец, не зная как по другому отблагодарить за гостеприимство эту смешливую бабушку. Мне в чемодан положили две бутылки домашнего виноградного вина и к восьми часам утра поезд тронулся на Москву. С мамой в Москве мы собрали посылку: баночки растворимого кофе, из своих запасов рыбные консервы и отрез байки на халат маме Виктора. От сестры Виктора пришло в ответ письмо. К осени Татьяна вернулась, позвонила, попросила меня зайти в гости. Зашла. Вернула сотню, которую Вадик у меня занял летом в Берегово. Выговорила мне, зачем я ему ее дала. Тетя Надя кольнула, что Виктор не хочет меня видеть. Пожав плечами я ушла ни капли не разочаровавшись. Потом было приглашение в ресторан Славянский базар. В такси перед домом ждали Виктор, Володя и Татьяна и мы поехали часа в три дня. Говорили в основном брат с сестрой, Володя с Татьяной, вечно друг друга перебивая. Татьяна предложила мне сигарету: – «Будешь?» – я отказалась, она почему-то долго объясняла, что в ресторане можно покурить, даже если совсем не куришь. Водка, блинчики с икрой, квас с хреном. Водку я не пила. Закуска была хорошая, на горячее мясо. К вечеру мы вышли и гуляя по городу забрели по настоянию Володи в пивбар Жигули на Новом Арбате. Кружку я не допила, но креветки съела. Захмелела. Володя умудрился в пиво и мне , наверно, водку добавить, как это я не заметила? А ведь видела, как он наливал себе и Виктору. Татьяна, как водится с ним ругалась по этому поводу. Вернулись на такси к их дому. Я к ним поднялась всей толпой, а к одиннадцати Виктор меня проводил до подъезда. Из кустов к нам вышел Олег. Вот ему я обрадовалась, познакомила с Виктором. И Виктор ушел. И мы, поболтав с Олегом, вскоре разошлись. На наши с ним отношения эта поездка никак не отразилась.
Тетя Надя попросила меня связать шапочку из мохера. Я к тому времени их целую кучу навязала родственникам и знакомым. За один вечер – и шапка готова. Увидев мою работу, Татьяна сокрушалась, что не мне дала связать свою, а какой-то безрукой тетке. Я ей шапку перевязала. Татьяна училась на курсах Кройки и шитья и научилась кроить брюки. Для тренировки и мне предложила свои услуги: брюки на меня скроила, сняла мерки и скоро у меня появилась чудесная выкройка брюк -клеш по новой моде. Я сшила летние из сатина с желтыми огурцами. Жалко, что на одно лето – мода прошла. В тот период мне нравилось рукодельничать. Тетя Надя, встретив как-то нас с Олегом на улице, потом говорила: – Олег тебя очень любит, – а у нас тогда очень до-о-лго длился конфетно-букетный период.
Володя с Любой развелся и снова на ней женился. Неспокойный он был человек. С тяжелым взбалмошным характером. Второй раз развелся, а Люба беременная. Они снова сошлись, но третий раз не расписывались, мол, нечего людей смешить. Володя часто к матери заходил и с Любой и без Любы. Дочка у них родилась Леночка. Ходили к роддому на красоту эту посмотреть. Татьяна все одергивала его, мол люди кругом, что подумают. Он в своих костях не помещался, то начинал орать, то городить околесицу. С эмоциями в этот момент любому трудно совладать. Выпил он немного – своей дури хватало. Вернулись, поделились с их родителями увиденным, впечатление грандиозное – человек родился! Все были взбудоражены и мало кто кого слышал. Я собралась домой, Володя вызвался проводить. Пошли. В подъезде он меня завалил между вторым и третьим этажом и тут же я услышала открывается наша дверь, мама громко позвала: – Наташа! – я ответила, что иду, вырываясь, почувствовала осколок зуба на языке и вкус крови. И его, бормотание, мол я знаю, что ты с Виктором. Мама звала настойчивее: – Ты скоро? Сейчас отца позову! – и Вовка как ужаленный сбежал. Мама спускалась. Я встала, иду, а она: – Мне тетя Надя позвонила, беги встречай свою дочь, Вовка неадекватен, боюсь что-то будет. Ты что так долго? Все в порядке? – мне не хотелось говорить. В подъезде было почти темно, юркнув в туалет, рассмотрела зуб, вернее что от него остался пенек и торчала пломба. Больше к ним я не ходила. По рассказам мамы я знала, что Татьяна с Вадиком переехали в новую кооперативную квартиру, вскоре и Люба купила квартиру в том же доме, в соседнем подъезде. На что Татьяна стонала-хныкала: – «Видно по судьбе нам придется рядом жить».
Леночке было лет шесть, когда я встретила их троих вместе зимой: они шли от дома родителей Любы – это в соседнем с нашим двором. Я была в метрах десяти от них. Леночка на повороте по заснеженной тропинке побежала, за ней Володя: – « Куда ты такая большая и длинная, от нас такая большая и длинная», – остановил, взяв ее за руку, обернулись. Любе она дала другую руку. И , судя по тому, что девочка еще не раз и не два обернулась, на меня посмотреть, я поняла, что они обо мне говорят. Я пошла медленнее, а после поворота со двора, когда я вышла на улицу их след простыл. Потом я узнала, что Люба вышла замуж за торгаша, так передавала тети Надины слова моя мама, что он ее бил и к тридцати годам ее не стало, умерла от рака. Бедная женщина,«замуж выйти – не напасть, дабы замужем не пропасть», вероятно про таких несчастных так говорят. К тому времени я была замужем и нашему сыну было три года. Мои родители получили квартиру и уехали. Тетя Надя часто встречалась мне на улице. Я останавливалась и ее выслушивала, что Володе дали комнату от завода «Молния» и что она отыскала деревенскую невесту для своего Володи. Довольной от этого не стала, правда с радостью внука нянчила. Володя ушел с завода, работал таксистом. Один раз меня Володя с утра на остановке подхватил на своем такси. Пока ехали до Кузьминок, где я тогда работала, он только о себе и говорил, мол что развелся и со второй деревенской женой и теперь через суд платит им всем всего 33 процента на двоих детей: на Ленку и сына, мол хватит им. Хвалился как всегда, как потом констатировала тетя Надя. Нашел чем хвалиться, подумала я тогда. Дети-то в чем виноваты, что у них такой отец.
В Ершово на даче детского сада от завода «Молния» мы с сыном жили все лето, я работала как всегда музыкальным руководителем, на выходные приезжал муж. В тот август 1991 года в телевизоре «Лебединое озеро», от новостей содрогание. А мы, как стемнеет, за картошкой, таскали кому не лень, запасались. Наткнулась и здесь на Володю, он молча на дороге стоит столбом, как приведение – жуть... Померещилось что ли? Мария Николаевна, воспитательница из нашего детского сада, шла сзади нас: – «Володя, что стоишь? Напугал», – значит мне не померещилось.
Моя мама, будучи уже вдовой к тому времени, собралась вместе с тетей Надей в санаторий в ближнее Подмосковье. Только разместились в отдельной комнате, тетя Надя даже чемодан не стала разбирать, побежала почему-то звонить домой, а вернулась такая молчаливая и расстроенная и, ничего не объясняя, уехала. Мама, хорошо отдохнув и вернувшись, рассказала мне, предположив, что тете Наде не дали отдохнуть разногласия между ее мужем и сыном.
Шло время, когда я уже овдовела и работала в частной школе второй или третий год, оправившись от своего горя. Было это на 8 Марта,, я принарядилась: в коричневой новой шубке из выдры, в зеленом с красными розами платке и в красных сапожках на каблучке цокала через дорогу навестить золовку. Вырос Володя как из-под земли, раскинув широко руки, шел мне на встречу: –«Кого я вижу?», – за метра два я выставила вперед руку, чтобы остановить его порыв. Руки он опустил и извиняющимся тоном, мол позволь обнять, с женским праздником тебя поздравить. Поздравил, рассыпаясь в комплиментах и что он меня так любит. Я оборвала его на полуслове: – «Маме привет!» – и пошла дальше.
Однажды, поздно засидевшись у золовки, возвращалась затемно. Присела на лавочку в ожидании автобуса на остановке. Подъезжает черная «волга». Я не обратила бы никакого внимания, если бы не окрик из машины: – «Для чего я стою?» – мне приключения не нужны и я, поднявшись, направилась обратно к дому, а потом сообразила, что это был голос Володи, а он с места по газам – и как не бывало. Как черт с помелом. Вжик! И след простыл.
Еще раз он мне встретился, распинался и жалел. что у нас с ним ничего не получилось. Мне это было не интересно. Потом на какое-то время они исчезли из нашего поля зрения. Мама спрашивала меня, не видела ли я их, звоню, но почему-то никто трубку не берет. Оказалось, что они разменяли квартиру и комнату Володи и уехали.
А сыночек около нее был до самой смерти, больше никому не был нужен. Таня, съездив в Египет, от плеврита скоропостижно умерла, за ней ушел ее отец, не выдержав печали сердца. Эти новости тетя Надя поведала, когда они с Володей вернулись снова в наш район, снова поменяв квартиру в ближайшей пятиэтажке. К тому времени и мой сын женился. И девочкам, внучкам тети Нади, лет по 30 было. Только раз я видела Татьянину дочь, когда она шла с тетей Надей: – «Это моя внучка Юленька», – познакомила нас она, на что Юля ответила:
– « А я вас помню». Юля внешне очень на свою мать похожа. Об этом я ей сказала, а тетя Надя сообщила, что Юленька на врача выучилась. Я, одобрительно кивнув, что это хорошо, когда есть личный врач! Домашний доктор.
Володя, работая таксистом, попал в аварию и стал еще дурней. Ему нужно пиво каждый день, чтоб голова не болела, как он говорил, тетя Надя видно зажимала, и он как маленький ребенок капризничал, кричал на нее, что слышно было издалека. Я их встречала чаще вместе: она плелась за своим любимцем и молча выслушивала его недовольства. Завидев меня издалека в толпе, где-нибудь у метро или на какой другой улице кричал: – Мам , смотри кто идет? Мам ! Это Наташа ! – и все тот же вопрос ко мне:
– Ты где живешь?
– Все там же, дома.
– Это наша Наташенька! Мам. – говорить было не о чем. Всем все понятно.
Тетя Надя в теплую погоду осенью или весной сидела в своем дворе на скамейке с другими бабками. Володя тут же крутился или из окна подъезда высовывался. Глядя на проезжающую по двору машину, спрашивал: – «Это не Лена приехала?» – на что тетя Надя отмахивалась, даже не отвечая. Летом, здороваясь, на мой вопрос, как поживаете, ответила: – «На дачу собираемся».
Однажды, возвращаясь из магазина, я увидела тетю Надю, сидящую во дворе перед моими окнами с моими соседками. Я поздоровалась, а тетя Надя говорит: – «Я думала ты дома, у тебя балкон открыт. Я звала, а ты, оказывается, ушла. Зачем же ты балкон открыла?»
– «Проветрить квартиру».
– «Надо закрывать все, когда уходишь, мало ли что!», – я пожала плечами и дальше разговора не получилось. Потом моя соседка Клава рассказала в другой день, что тетя Надя меня звала, думала, что я дома, раз балкон открыт, и много обо мне хорошего рассказывала, правда что именно не сказала, и я не спросила. Зачем? Клава училась со старшей сестрой, первой Вовкиной жены Любы, посетовала на удручающую судьбу Любы, что умерла так рано, а ведь какая красавица была. «Не родись красивой, а родись счастливой» – это я помнила с далекого детства, когда мне это сказала наша воспитательница девчачьего корпуса из санаторно-лесной школы в Фирсановке, глядя на провожавших меня мальчишек.
Как-то одна тетя Надя шла. Увидев ее издалека, я подошла. Мы с ней прошлись, посидели у клумбы с отцветшими цветами и поговорили. Она многое мне рассказала. Всплакнула, вспоминая рано ушедшую дочку и мужа, и как ей без них тяжело. Выговорилась за долгое время. Тихо и печально говорила о своей теперешней жизни. И вдруг, более оживленнее что ли, говорит, ты знаешь, у Виктора трое детей и сейчас он здесь в Москве работает завхозом в частной школе Вадика. Я ничего на это не ответила. Виктор хотел в Москве жить. Какие были перспективы в Закарпатье? Не зря столько украинцев, молдаван и других таких же понаехало в Москву и по накупало квартир. Мечты должны осуществляться. На то они и мечты. Рассказала я ей о своей маме, как мама умирала. Тетя Надя так моей маме и не позвонила, и мне почему-то не дала свой новый номер телефона для нее. Мы помолчали, сидя на лавочке, каждый, наверно, думал о своем, а в конце, прощаясь уже, на меня не глядя, тетя Надя неожиданно бросила:
– На тебе мне надо было Вовку женить, – встала и пошла.
Как это меня Бог уберег от этого? Это были ее последние слова. В этом году я их больше не встречала. На лето их всегда на дачу вывозили внучки, а в прошлую осень они не вернулись, или не выходили уже. Спросить не у кого, да и надо ли.
Я никогда не жалела времени потраченного на общение с людьми. Возможно было с ними и грустно, и весело, и пресно или интересно. Все равно эта страница жизни останется в моих воспоминаниях.
Свидетельство о публикации №118120704811