Имя на поэтической поверке. Евгений Блажеевский

«По дороге в Загорск» - 15-ый сонет.

По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
Затеряла июньскую удаль и августа пышную власть,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Что пустеют поля, и судьба не совсем удалась.

Что с рожденьем ребёнка теряется право на выбор,
И душе тяжело состоять при разладе таком,
Где семейный сонет заменил холостяцкий верлибр,
И нельзя разлюбить, и противно влюбляться тайком.

По дороге в Загорск понимаешь невольно, что время –
Не карман, и судьбы не дано никому перешить.
То ли водка сладка, то ли сделалось горьким варенье

Коли осень для бедного сердца плохая опора,
И слова из романса «Мне некуда больше спешить»
Так и хочется крикнуть в петлистое ухо шофёра.

«По дороге в Загорск» - романс на основе магистрала венка сонетов «Осенняя дорога», замечательного поэта Евгения Ивановича Блажеевского (05.10.1947. г.Кировабад – 08.05.1999.Москва).

Магистрал – финальный, 15-й сонет венка, состоящий из первых строк предшествующих  14-ти сонетов и заключающий в себе основной смысл венка.
Магистрал этого венка сонетов «Осенняя дорога» - стал популярным романсом «По дороге в Загорск».

В начале 2016 года, в финале популярного телевизионного шоу «Голос», уже ставший знаменитым, иеромонах Фотий исполнил именно этот романс-сонет, под названием «По дороге в Загорск».

Евгений Иванович Блажеевский родился 5 октября 1947 года, в азербайджанском городе Кировабаде, теперь Гянджа. Его отец, военный врач, умер, когда сыну исполнилось три с половиной года. Женя его почти не помнил. Мальчика воспитывала мама и бабушка, дочь предводителя дворянства, которой сам Илья Репин давал уроки живописи.

Женя унаследовал и дар прекрасного рисовальщика, свои картины он бескорыстно раздавал и близким друзьям, и случайным знакомым, и многие его живописные работы, по силе дарования не уступали его стихам.

В детские годы Евгений увлёкся спортом и впоследствии никогда не терял формы, всегда мог постоять и за себя, и за друзей. В юности Евгений Иванович был профессиональным футболистом, играл за кировабадское «Динамо», выступавшее какое -то время даже в высшей лиге.
 
Но однажды на поле ему умышленно сломали ногу, и после слёзных материнских уговоров Евгений Иванович оставил футбол.

 Он уехал в Москву, поступил в Полиграфический институт, всерьёз занялся поэзией. Скитался по коммуналкам, женился, у него родилась дочь, и наконец, не без помощи матери, купил квартиру в столице.

Литературная судьба Евгения Ивановича ,на первых порах складывалась относительно благополучно, он печатался в «Юности» и в «Новом мире», был участником Всесоюзного совещания молодых писателей, в 1984 году вышел первый сборник его стихов «Тетрадь».

Вторая же и последняя и последняя прижизненная книга «Лицом к погоне», увидела свет через одиннадцать лет, в 1995 году. Ещё две книги: «Черта» -2001года и «Монолог» -2005 года увидели свет после смерти поэта.

Тогдашние друзья и приятели Евгения Ивановича, из легендарного поколения дворников, истопников и сторожей, многие из которых потом прорвались в литературную  элиту, и о Евгении Блажеевском как бы «забыли», хотя поначалу Евгений кое-кому из них даже оказывал некоторое покровительство.
 
Они, в середине 70-х, были близки друг другу и по социальному статусу, и по эстетическим предпочтениям, даже по пристрастию к одним и тем же спиртным напиткам, к дешёвому и крепкому портвейну.

Евгений Иванович сознательно оборвал общение со многими из тех, с кем когда –то начинал, ибо они ушли от него далеко, в литературной  «иерархии». Он никогда не завидовал друзьям, прославившимся исключительно благодаря дарованию, отчасти и связям.
 
«Я, к счастью, принадлежу к тем, кто, видя, что у соседа хороший забор, думает не как бы его спалить, а как усовершенствовать свой собственный…» - ответил Евгений Иванович. Когда его спросили об отношении к славе Ивана Жданова и Александра Ерёменко, имена которых ещё недавно были на «знамени» его поколения и которые так же тихо, сошли на обочину с литературно - тусовочной магистрали.

Евгений Иванович Блажеевский был одним из первых, кто открыто заговорил о проблеме дедовщины в армии, об издевательствах «дедов» над новобранцами, о самоубийствах в армии, в стройбате, Евгений Иванович и сам был жертвой, не раз, казарменного хулиганства, унижающего человеческое достоинство.

Шедеврами, его «армейского» цикла стихотворений стали два стихотворения «Пётр Соловеевич Сорока» и «Шмелёв».

Сонет Евгения Блажеевского «По дороге в Загорск» стал популярным романсом, исполняемый такими певцами как Жанна Бичевская, Иосиф Кобзон. Поющие его в домашнем кругу люди, даже и не знают иногда, кто сложил этот пронзительный сонет – романс «По дороге в Загорск, понимаешь невольно, что осень…»

   В последние годы жизни Евгений Блажеевский публиковал стихи практически исключительно в журнале «Континент», благодаря содействию редактора журнала Игоря Виноградова, который высоко ценил поэзию поэта.

«Континент» - русский литературный, публицистический и религиозный журнал, издаваемый первоначально (1974 – 1992) –в Париже, (1992 – 2013) – в Москве. Печатался  4 -е раза в год.

Журнал, как литературный орган русской эмиграции, обращался к насущным проблемам и задачам «освободительного» движения.
В режиме открытой дискуссии выражались различные мнения о жизни и литературе, прошлом, настоящем и будущем России.
С большими трудностями номера журнала попадали в Советский Союз, где за его чтение можно было получить срок заключения.
В разные годы в «Континенте» печатались: В.Аксёнов, С.Довлатов, А.Сахаров, А.Солженицын, И.Бродский, В.Войнович, А.Галич, Б.Ахмадулина, Ю.Кублановский и другие. С 2013 года журнал выходит как интернет -издание.

В течение семи лет Евгений Блажеевский опубликовал в журнале «Континент» девять стихотворных циклов.

  Евгения Ивановича любили все. Все, кому дорога была его поэзия, все, с кем он засиживался допозна на своей маленькой кухне, все, чьи рукописи он неутомимо пристраивал в разнообразные редакции. Евгений Иванович Блажеевский умер 8 мая 1999 года, после чего обнаружили, что он перенёс уже два микроинфаркта на ногах и сердце уже не выдержало.

   На панихиде в Малом зале Центрального Дома Литераторов было не протолкнуться. В день его похорон, на майские праздники пошёл снег, ложившейся в ещё не засыпанную могилу. Похоронен был в Кунцево, на Троекуровском кладбище.

Евгений Блажеевский, поэт, трагический голос которого со временем, безусловно, станет одним из символов русской поэзии конца века.

Почти не замеченный критикой, ибо не участвовал в игрищах на ярмарке тщеславия, он, поэт милостью Божьей, достойно прошёл свой крестный путь, творя Красоту и Поэзию из всего, к чему бы ни прикасался.

   Те, для кого русская поэзия – смысл жизни, знают, кого они потеряли. Иным ещё предстоит, счастье познания, открыть для себя, этого блистательного лирика.

Из поэтического наследия Евгения Блажеевского.



«Осенняя дорога» - 1-ый сонет.


По дороге в Загорск понимаешь невольно что осень
Не желает уже ни прикрас, ни богатства иметь.
И опала листва, и плоды разбиваются оземь,
И окрестные дали оплавила тусклая медь.

Что случилось со мной на ухабистой этой дороге,
Где осеннее небо застыло в пустом вираже,
Почему подступает неясное чувство тревоги
И сжимается сердце, боясь не разжаться уже?..

Вдоль стекла ветрового снежинки проносятся вкось,
В обрамлении белом летят придорожные лужи,
А душе захотелось щекою к продрогшей природе припасть
И вдогонку тебе, моя жизнь, прошептать: «Почему же
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть?..»

Когда гуляет листопад…
Когда гуляет листопад
В глухую пору по округе
И листья, покидая сад,
Кружат по улицам Калуги,
И кто – то шепчет в полусне,
Что старой вишни больше нет,
Лишь только чеховским пенсне
В траве лежит велосипед,
А за оградой строгий дом,
В котором лестница, как локон,
При освещении таком
Похож на Александра Блока…
То понимаешь, что пора
Избавить душу то привычки
Не стоит даже мокрой спички,
Поскольку знаешь наизусть
О чём поёт лукавый табор…
В провинции такая грусть,
Что обойдёмся без метафор.

Товарняк.

Как горько сознавать: тебя никто не любит,
Как страшно одному – на остром сквозняке…

Солома шебаршит и хваткий ветер лупит,
И бочка – ходуном в пустом товарняке.

Качаются, скрипят продутые вагоны,
Колёса в темноте разматывают нить.

Любви, причём большой, желают миллионы,
Никто не хочет сам кого - то полюбить…

Прощание.
Когда подступает тоска.
Когда я и замкнут, и скован,
И, как от забора доска,
Оторван от мира людского,
Тогда в серебристую рань,
Забыв о снегах расставаний,
Целую тебя через ткань
Годов и больших расстояний.
Целую сквозь грустный покой
Октябрьской нечаянной сини.
Ты - чудо, ты будешь такой
Во мне и со мною отныне.
У счастья секретов не счесть,
И я от судьбы не завишу –
Ты кажешься лучше, чем есть,
Но разницы я не увижу…

Беспечно на вещи гляди…

Беспечно на вещи гляди,
Забыв про наличие боли.
- Эй, что там у нас впереди?..
- Лишь ветер да поле.

Скитанья отпущены нам
Судьбой равнодушной, не боле.
- Эй, что там по сторонам?..
- Лишь ветер да поле.

И прошлое, как за стеной,
Но память гуляет по воле.
- Эй, что там у нас за спиной?..
- Лишь ветер да поле.

   Продажа дома.

Волненье челюсти свело.
Соседки утварь разобрали.
И стало в комнате светло
И пусто, как в безлюдном зале.

Он поглядел в дверной проём
На вырванный кусок проводки.
Гудел пустой высокий дом
И гудом щекотал подмётки.

Здесь он родился, здесь он рос,
А здесь в кругу семьи обедал…
И стало горестно до слёз,
И стало стыдно, словно предал.

Всё то, чему названья нет.
И он шагнул к дверям понуро.
Полез за пачкой сигарет –
В кармане хрустнула купюра.

Переступил через порог,
Подветренной судьбе покорный.
И потянул, и поволок
Невырываемые корни…

     Возвращение.

Я вернусь в ноябре, когда будет ледок на воде,
Постою у ворот у Никитских, сутулясь в тумане,
Подожду у «Повторного» фильма повторного, где
Моя юность, возможно, пройдёт на холодном экране.

Я вернусь в ноябре, подавившись тоской, как куском,
Но сеанса не будет и юности я не угоден.
Только клочья тумана на мокром бульваре Тверском,
Только жёлтый сквозняк – из пустых подворотен.

    Туркменская зарисовка.

Верблюд и чёрная цистерна,
Стоящая наискосок…
Моя тоска почти безмерна:
Верблюд, цистерна да песок…

И нищая до безобразия,
Тондырный пробуя замес,
На корточках уселась Азия
Вдоль полотна: барма – кельмес!..
Барса – на выжженные тыщи…
Кельмес – тебе не хватит ног…
И, как зола на пепелище,
Повсюду властвует песок.

О, это смуглая окалина
В солончаковом серебре!..
О, Родины моей окраина,
Где на горячем пустыре
Верблюд, поджавший губы тонко,
Орёл о четырёх ногах,
Где зноя выцветшая плёнка
Легла на стёкла в поездах…

Примечание: Барса – Кельмес – остров на Аральском море, в переводе с казахского языка – «пойдёшь – не вернёшься».

***
Благословенна память,
Повёрнутая вспять.
Ты будешь больно падать,
Да редко вспоминать.

Осядет снегом горе,
Дитя увидит свет…
В естественном отборе
Для боли места нет.

Лишь память о хорошем,
О том,
Что стало прошлым,
О нежности,
Которой
Ещё принадлежу,

О голосе любимом,
О том,
Что стало дымом,
Необъяснимым дымом,
Которым дорожу…

Из цикла «Профиль стервятника».

Те дни породили неясную смуту
И канули в Лету гудящей баржой.
И мне не купить за крутую валюту
Билета на ливень, что лил на Большой
Полянке,
где молнии грозный напарник
Корежил во тьме металлический лом
И нёс за версту шоколадом «Ударник»
С кондитерской фабрики за углом.

Весёлое время!.. Ордынка…Таганка…
Страна отдыхала, как пьяный шахтёр,
И голубь садился на вывеску банка,
И был безмятежен имперский шатёр.
И мир, подустав от всемирных пожарищ,
Смеялся и розы воскресные стриг,
И вместо привычного слова «товарищ»
Тебя окликали: «Здорово, старик!»
И пух тополиный, не зная причала,
Парил, застревая в пустой кобуре,
И пеньем заморской сирены звучало:
Фиеста…коррида… крупье…кабаре

А что ещё надо для нищей свободы?
Бутылка вина, разговор до утра…
И помнятся шестидесятые годы –
Железной страны золотая пора.
1992 год.