II. Сход-развал и развал-сход

                СХОД-РАЗВАЛ И РАЗВАЛ-СХОД

      Восемь месяцев я по дому толком ничего не делал. Не было желания… Конечно же, по выходным я пылесосил пол и стирал с мебели пыль; два раза сделал влажную уборку… Краны на кухне и в ванной комнате стали подтекать, но равномерный звук капель мне не мешал, а наоборот – создавал некий шумовой фон в пустой двухкомнатной квартире. Ходики не работали уже давно – года полтора. Они висели на стене для интерьера, напоминая о давнишнем нам с женой свадебном подарке от бывших совместных коллег из Госплана СССР с пожеланием: «Чтобы отмеряли вашу совместную счастливую жизнь, дорогие молодожёны!».
      Госплан незапланированно, после распада Союза, приказал долго жить в связи с переходом страны на рыночную экономику, и мы с Надеждой были вынуждены искать новые места работ. Супруге повезло практически сразу: устроилась в новую тогда крупную организацию «Газпром» экономистом-плановиком по вопросам внешней торговли, а я, помыкавшись, поменял за последние двадцать с небольшим лет несколько работ. Довелось преподавать экономику в колледже, который потом преобразовался почему-то сразу в академию; позже работал охранником на телевидении, после чего, опять же – охранником в адвокатской конторе, где по совместительству научился ремонтировать иномарки. Последние двенадцать лет я работаю в одном из столичных филиалов автотехцентра компании «БМВ», о чём нисколько не жалею!
      У нас с Надей хоть и старенькие, но в отличном состоянии БээМВэшки. Она свою машину называет «мой дорогой Бумер», а я – «моя прекрасная Бэшечка». А вот дочь Бронислава на свою свадьбу запросила от нас «Лексус», так как в «Жигулях» жениха она себя чувствовала ущербной, аргументируя: «Я же не на помойке у вас нашлась?!..» У современной молодёжи запросы, конечно, ещё – те!.. Мне почему-то жалко её мужа – моего зятя, с которым я быстро нашёл общий язык… С тёщей – женой Надеждой – у Мишки почти сразу сложились натянутые отношения.

      …Генеральную уборку в квартире я затеял вчера – в субботу после обеда; повыбрасывал много совершенно давно ненужных в хозяйстве вещей, особенно ширпотреба, кастрюль без крышек или ручек, поломанной бытовой и кухонной техники, захламляющей антресоль, шкафчики и углы лоджии… Отнёс на помойку и некоторые вещи из гардероба, которые мне не нужны и которые я уже никогда не надену. В квартире стало намного просторней, светлей и чище. Сам не знаю зачем, решил поправить матрас нашей двуспальной кровати.  Между матрацем и боковой доской вдруг обнаружил колготки Надежды, и отнёс их в мусорное ведро. Бросив дырявые колготки, я сделал себе молочный коктейль с бананом и присел на барный стул, облокотившись на стойку… Воспоминания сами накрыли меня волной, хотя и старался как можно меньше заострять на больной для меня теме внимание.

      С Надеждой мы учились в разных вузах разных городов – я в одном из московских университетов, а она – в омском институте, но специальность у нас была одна. Закончили обучение мы в один год и по распределению попали работать сразу в Госплан СССР. С устройством мне помогла моя тётя – старшая сестра отца, работавшая тогда там же, а Надежда, как защитившаяся на красный диплом – имела право выбора. На работе вскоре мы и познакомились. Другой молодёжи в Госплане было не очень много и нам, как сверстникам, общаться было в радость. Надежде выделили койко-место в общежитии у чёрта на куличках, а я жил в районе метро «Войковская» в двухкомнатной квартире, оставшейся мне от родителей. Я был сиротой с восемнадцати лет. Мои родители погибли в горах Памира за две недели до моего совершеннолетия; при очередном восхождении на пик, которое они хотели посвятить моему вхождению во взрослую жизнь и оставить на вершине мою фотографию, их отряд накрыла лавина. Специально снаряженная поисковая группа их не нашла; все тела нашли, а именно моих родителей – нет… Меня иногда навещала тётя, которая всё время, сколько я её помню, устраивала и никак не могла устроить свою личную жизнь. Чаще я сам заглядывал к ней в гости покушать домашней, а не столовской, пищи.
      Надежда была весёлой, заводной девушкой. Мне нравился её искренний смех. Одевалась она скромно, но всегда опрятно. Единственное, что часто было не в порядке в её гардеробе – это колготки. Она их постоянно где-нибудь цепляла. Мы и познакомились-то из-за колготок.  Сдав одежду в гардероб, я увидел впереди себя поднимающуюся по широкой мраморной лестнице девушку. На правой её ноге сзади повыше колена тянулся светлый след-затяжка. Я уже знал, что её зовут Надежда – сталкивались дважды: в отделе кадров при трудоустройстве и в профсоюзном отделе при постановке на учёт, но с ней не заговаривал. Не умел я знакомиться с девушками… Да и в армию скоро… Но тут как-то само собой у меня вырвалось:
      – Девушка, Вы так ногу потеряете – вывалится из колготок…
      Она сконфуженно ойкнула и улыбнулась:
      – Опять где-то порвала, что ли?!.. Не везёт мне с колготками, хоть совсем без них ходи. А где порвалось-то – не могу увидеть?
      – Я могу, конечно, пальцем показать, но боюсь случайно сделать ещё одну дырочку; да и боязно – ещё и схлопочу за приставание…
      Она оценила шутку:
      – И правильно, что боитесь! Если все будут тыкать пальцами женщинам в колготки, то нашей лёгкой промышленности никогда не выбраться из застоя.
      Мы рассмеялись.
      – Меня зовут Игорь, а Вас – Надежда, по фамилии Сафонова…
      – Ну и память у вас!.. Дырявая, как мои колготки. Из Софроновых я, товарищ Миронов.
      – Да ну?! А так похожи на Сафонову!..
      Мы опять рассмеялись. Она подала мне руку:
      – Зовите меня просто – Надя, а не торжественно… И вообще, предлагаю перейти на «ты». И так тут всем «выкать» приходится.
      – Вы ошибётесь, если подумаете, что я буду возражать.
      Сегодня я не узнавал сам себя. Откуда что взялось? Я вырос в своих глазах, хотя по прежнему стоял на ступеньку ниже. Надо это исправить: я встал рядом, и оказалось, что выше её всего сантиметров на пять. А, ну да! У неё же каблуки – эвон какие!..  Появившийся было червячок сомнения тут же спрятался внутрь. И мне было приятно, что она запомнила мою фамилию. На третьем этаже, где находился её отдел, мы дружески расстались и я потопал к себе, думая о Наде.
      Суперкрасавицей её, конечно же, не назовёшь, но она была очень симпатичная, миловидная… женственная такая. Отчего-то я застыдился этого слова, хотя мне оно сейчас очень нравилось. Сам я себя не считал ни красавчиком, ни мачо, ни Аполлоном и не Ален Делоном, но и не «крокодилом-обезьяной». Убрать бы прыщики!.. В университете от сокурсниц я много раз слышал фразу: «Миронов, тебе бы причёску стильную сделать да одеть в фирмУ – ты бы был неотразим!..» А я лишь горько усмехался, так как стыдился своих прыщей на лице, сменяющихся один за другим. Тётя Аня говорила: «Женишься – всё пройдёт! Главное, не дави и не карябай их, а то заразу какую-нибудь занесёшь – потом следы останутся». Карябать я их не карябал, а вот давил врага постоянно с ненавистью защитника родины. На моём лице постоянно было по два-три прыщика, которые меня смущали. В основном, из-за этих прыщей, я и был стеснительным в общении с девушками.
      Следующая наша очная встреча с Надей состоялась недели через две в комитете комсомола, уже после поездок на уборку картофеля (наши отделы ездили в разные колхозы-совхозы, и мы не виделись).  Два раза я на днях её видел, но стеснялся сам подойти. Кураж той встречи куда-то пропал… Комсомольцем я не был (сначала – был, а потом за неуплату взносов в университете сам вышел без шума из комсомола – мне, как сироте, пошли навстречу). В начале октября комитет комсомола собрал всех четверых молодых специалистов. Комсорг – мужчина под тридцать лет (ничего себе – комсомолец!), входивший ещё и в бюро горкома ВЛКСМ, проникновенно сказал:
      – Наш комитет отвечает за привлечение к общественной жизни всей молодёжи, независимо от их принадлежности к ленинскому комсомолу. Товарищи, скоро – 7 ноября! От нашей комсомольской организации на торжественный концерт, которым завершится торжественное собрание, нам с вами необходимо представить три номера художественной самодеятельности. Вся надежда в этом году, в основном, на молодых специалистов, то есть на вас – недавних выпускников вузов – на Надежду (прошу прощения за тавтологию!), Марину, Игоря и Аркадия. У вас в памяти ещё свежи студенческие мероприятия. Кроме двух индивидуальных номеров будет ещё один сводный. Он будет  небольшой, но яркий, запоминающийся, те сезеть, показательный. Этот номер уже утверждён. Вам его нужно лишь выучить и достойно показать на сцене. У меня, правда, всего два отпечатанных экземпляра; тут сами разберётесь, кто у кого будет брать. Репетиции – в актовом зале с 16 часов по понедельникам, средам и пятницам. Ваше руководство в курсе и вас будут отпускать на репетиции, на которые нам даётся по два часа. Понятное дело, что художественные номера от вас не должны быть хуже, чем от старших наших товарищей. Вот и всё! Первая репетиция – в ближайший понедельник. К этому времени прошу выучить сценарий! Пропуски репетиций будут приравниваться к невыходу на работу или как не приход на демонстрацию. Всё, товарищи! Мне срочно надо в партком, потом – в горком… Всем – до свидания!..
      – Миронов… Игорь! – это Надя окликнула меня, – предлагаю тебе первому взять сценарий, а с утра в пятницу отдашь мне; я за выходные его в общаге выучу. Маринка с Аркашкой будут вместе учить – у них отношения возникли и они уже готовятся к свадьбе.
      Эту сплетню я ещё не знал и она меня немного уязвила. С Мариной мы учились на одном потоке в разных группах, и она мне немного нравилась. «Немного» – это преувеличение. Она мне сильно нравилась и я о ней мечтал в одиночестве по вечерам, но стеснялся сам навязывать себя. Прыщи – это мой бич и комплекс. Я немного разозлился словам Нади:
      – Согласен! Пусть они сами, а мы – сами… Кстати, можешь в субботу, если свободна, приехать ко мне домой и поучить сценарий… Приставать не буду!
      – Дурак ты, Миронов! Давай адрес.
      Я записал в её красивый ежедневник свой адрес и домашний телефон:
      – Позвони сначала, а то вдруг у меня тётка будет…
      – Тёлка? Это интересно!..
      – Да не-е – тётя моя; Тётяня (тётю Аню я всегда называл кратко –Тётяня) иногда по субботам приходит ко мне. Я один живу.
      – Понятно!.. В пятницу, Миронов, с утра встретимся у гардероба. Забирай сценарий и «Пока!».

      Всё это было, по-моему, во вторник, а до пятницы произошли небольшие события, повлиявшие на всю мою дальнейшую жизнь. Меня вызвали в военкомат и сообщили, что я обязан послужить Родине в качестве офицера, так как имею высшее образование с военной кафедрой. Учитывая, что я – сирота, мне предложили самому выбрать место службы. Я выбрал спортроту в Туркестанском военном округе. Мне позволялось это в связи с тем, что до восемнадцати лет я занимался лёгкой атлетикой и успел выполнить норматив «Мастера спорта СССР» по десятиборью; после гибели родителей примерно через полгода я перестал активно заниматься спортом. По утрам и вечерам продолжал делать физические упражнения, чтобы держать себя в тонусе, и иногда выступал на студенческих соревнованиях на «старом багаже». Выезжать к месту службы в Ташкент надо было ровно через 10 дней.
      Утром в пятницу мы встретились с Надей, как и договаривались, у гардероба. Я помог ей снять плащ; она продрогла и её колотило. Я сходу обрисовал ей сложившуюся ситуацию, протянул сценарий и сказал:
      – Придётся тебе, Сазонова, самодеятельность без меня показывать.
      – Из Софроновых я, товарищ лейтенант… Жаль, Игорёк! Я уже сценку для нас с тобой подобрала… Ой, что-то морозит меня… Миронов, а ты в Афган не попадёшь?
      – Вряд ли! Спортсменов туда, обычно, не посылают. С кем там соревноваться? С душманами, что ли?!..
      – Ну да, ну да!..
      – Надь, моё приглашение на завтра остаётся в силе…
      – А у тебя есть дома малиновое варенье?
      – Не поверишь – есть! Тётка с дачи несколько банок привезла мне. Слушай, а зачем до завтра ждать? Вон ты, кажется, простудилась… Поехали прямо сегодня!..
      – Неожиданно как-то, Миронов… Да и девчонок по общаге я не предупредила, что задержусь. Переживать начнут, шум поднимут…
      – Ну так позвонишь от меня на вахту.
      Она мило улыбнулась, а потом построжела:
      – Только – чай с вареньем и никаких музык! Понял, Миронов?!
      – Да как скажешь!.. В шесть вечера встречаемся здесь же.
      …В шесть вечера она сбежала по лестнице к гардеробу:
      – Представляешь, я опять где-то колготки порвала! Вот что мне с ними делать?!
      – Лук суши, деньги складывай… или выброси.
      – Выброси… Их ещё купить надо… Эх, дырочка – прямо над коленом!
      – Надь, ты как себя чувствуешь?
      – Получше, но к вечеру обещает ухудшиться… В нашем отделе из всех простудилась только я – сибирячка…
      – Тогда поехали, сибирячка, уничтожать твой вирус!..
      – Поехали! Всё равно в общаге кроме анальгина с аспирином ничего не найду… Слушай, а у тебя музыка-то есть?
      – Есть, не волнуйся!.. Так ведь кто-то предупреждал тут с утра…
      – Дурак ты, Миронов! Женских капризов совсем не понимаешь…

      …Ей хватило полминуты для осмотра моей двухкомнатной квартиры:
      – Мда! Похоже, тётя тебя не часто навещает. Женской руки совсем не чувствуется.
      Странно! Я практически ничего не менял в обстановке квартиры за почти три года после гибели родителей: как мама поставила любимые поделки из камней, найденных ими с отцом в разных горах и местах их восхождений, так они и стояли. Каждая поделка, выточенная отцовскими руками, представляла собой макет пика или горы, где она была найдена. Салфеточки под поделками, плетённые мамой, тоже лежали на своих местах. На кухне тоже ничего не менялось… Ё-моё!.. Я же в ванной не убрал сушившееся своё нижнее бельё. Я покраснел – Надя только что в ванной комнате мыла руки.
      – Надь, ставь чайник и карауль; как засвистит – сразу выдёргивай розетку.
      Такие чайники со свистками появились недавно. Очень удобная утварь, скажу я вам! Последний писк или свист кухонной моды! «Достал» по блату у сокурсника, устроившегося на блатное место в ЦУМ. Кстати!..
      – Надя, у меня знакомый есть хороший – в ЦУМе работает. У него можно спросить колготки… Можно и косметику польскую…
      – Да ладно?!.. Классно! Я покупаю отечественные, но они такие непрочные, эти колготки. Давай завтра к нему съездим?!
      – Завтра – суббота; не знаю, работает ли он. Щас я ему звякну. Он уже дома, наверное…
      Борька оказался дома, и тут же согласился помочь с одним условием – пригласить его на свадьбу. Я улыбнулся в трубку и сказал: «Замётано!»
      – Надя, он сказал завтра подъехать к десяти утра – он как раз заскочит туда по своим делам. Ты успеешь подъехать?
      – Миронов, а ты что – меня и чаем не напоишь?! Уже выпроваживаешь?
      Уфф! Такое впечатление, будто я уже напился чаю с малиной и вспотел…
      – Надь, в холодильнике – торт «Птичье молоко» - доставай и режь. Блюдца – в левом шкафчике, а нож – в ящике стола.
      – Миронов, да тебя раскулачивать надо! «Птичьем молоком» ужинаешь, квартира – вон какая!...
      Раз в месяц я езжу на Арбат к «Праге» и покупаю этот торт. Так у нас было заведено ещё мамой. Продавцы меня уже хорошо знали и оставляли для меня торт, даже если его не было в свободной продаже.
      – Тебе не скучно одному в двух комнатах, а, Миронов? – кричала мне с кухни Надя, пока я устанавливал музыку в зале на двух-кассетнике (тоже – писк электроники).
      Подойдя к кухне, я остановился в проёме. Надя подняла на меня свои большие глаза, в которых я прочитал, что они сегодня мне обещали ВСЁ!.. Я сглотнул:
      – Хочешь, переезжай сюда, пока я в армии буду. Тётяня сказала, что если я никого не найду, то она квартирантов пустит.
      – Игорь, какие – квартиранты?! Я никого сюда не пущу! Ну, только Тётяню твою… Ой! А если мои родители с Омска приедут? На Новый год обещались… Можно их?.. Если что – они и в общаге поживут – девчонки по домам разъедутся…
      – Родители – это святое! Надь… это… давай завтра привезём твои вещи? А то следующая неделя у меня суматошной будет, а в следующую пятницу – уже мой поезд в Ташкент.
      Она вытерла тряпичной салфеткой руки и подошла ко мне вплотную. Из зала доносился задушевный голос великого лирика Джо Дассена, очень нравившегося родителям, да и мне тоже. Надя обняла меня за шею и я почувствовал её упругую грудь, а потом и её горячие губы на своих губах. Представляете, меня(!) целовала женщина! В это время я выполнял в своей квартире роль столба.
      – Ты… ты такая... горячая!.. У тебя температура! Вот что, сибирячка Надежда, слушай мою команду: «Пьём чай, потом ты пьёшь таблетки, потом – ложишься под тёплое одеяло в спальне… Тебе прогреться надо и пропотеть!..
      – Есть, товарищ лейтенант!.. Только… а, впрочем, ладно!..
      – Ты о чём? Что хотела сказать?.. Говори!
      – Да подумала, что душ надо принять сначала, но вспомнила, что у меня – ни полотенца, ни халата…
      – Я мамины тебе дам…
      – Ты расскажешь мне о родителях?
      – Расскажу… если будешь себя хорошо вести.
      – Тогда я – быстро… 10 минут… А ты найди пока полотенце и халат.
      Искать долго не пришлось. Я знал, где что лежит, и с закрытыми глазами. Через минуту я постучал в дверь ванной комнаты. Дверь приоткрылась и просунулась оголённая рука, в которую я вложил вещи. Чтобы их протащить в щель, Наде пришлось ещё чуть приоткрыть дверь, и я в настенное зеркало ванны мельком увидел её до пояса. Она уже разделась. Мне показалось, что моё сердце решило выскочить через глаза. Я их закрыл и прислонился спиной к двери. Вот я и дожил до того, когда в моём доме – обнажённая(!) женщина… У которой сладкие губы и тугая грудь. Об остальном не хотелось думать. Я пошёл на кухню.

      …Ровно через десять минут она пришлёпала на кухню в моих больших для неё сланцах, в халатике и с полотенцем на голове:
      – Миронов, а фен у вас есть?
      – Не «у вас», а «у нас»… У нас как в Греции – есть всё! В ванной в шкафчике под умывальником лежит.
      – Игорь, а ты в душ пойдёшь?
      Я посмотрел на неё. Надя в мамином халатике, с султаном на голове была такой домашней, родной. Единственное, что меня смущало – дерзко уставившаяся на меня обтянутая шелковым цветным сирийским халатиком с сюжетами их «Тысячи и одной ночи» грудь Нади.   Меня очень волновала эта милая женщина. А больше всего волновали её ожидающие глаза. Я улыбнулся и серьёзно пошутил:
      – А как же!.. Я, знаешь, какой грязный?! С окончания универа не мылся, и ещё бы не мылся до армии, но сегодня в транспорте на меня начихала одна больная…
      Она рассмеялась моим словам. И вместе с ней засмеялись, как ёлочные игрушки, два тугих шарика. Я даже испугался, как бы они не выпали из халатика и не разбились. Глядя на них, я вздохнул и покачал головой:
      – Пойду – душ приму.
      – И я пойду – волос посушу.
      – В спальной, возле зеркала, есть розетка с тройником.
      От кухни до ванны – пара шагов. Чтобы нам не толкаться, я пропустил Надю вперёд. Она наклонилась к шкафчику, и я второй раз за вечер ослеп. Теперь уже от её белых ног. Проходя с феном мимо, она скосила хитро глаза и загадочно улыбнулась. Внутри меня столкнулись стихии: бушевал огонь, взрывались вулканы, грудь разрывали ураганы…
      О, Боже! Все мои трусики и носки аккуратной стопочкой лежали на стиральной машине «Вятка-автомат». А на бельевой верёвке в гордом одиночестве победным флагом реяли Надины коричневые трусики, с которых капала в ванну вода. Я украдкой, будто кто-то мог за мной подглядеть, их потрогал: «шёлковые». Приняв душ, я посмотрел на себя в зеркало. Нет, этот свежий прыщик – мне явно не к лицу! Я выдавил его и ранку замазал тональным кремом, оставшимся ещё от мамы. Им я пользовался лишь в самых торжественных случаях, и именно сегодня был такой случай. Жаль, что крем закончился! Пришлось тюбик выбросить в ведёрко. Нажав на педаль, я увидел, что в ведёрке лежит большой ватный тампон со следами крови. «Наверное, Надя тоже что-нибудь выдавила или болячку какую раскарябала?»
      Причесав на голове волос, я вышел из спальни. Надя в спальне ещё сушила свои густые волосы с помощью фена и массажной расчёски.
      – Надь, может тебе перекись дать? Ты там что-то скарябнула… Прижечь можно…
      В зеркало я увидел сначала недоумённые, а потом повеселевшие глаза:
      – Миронов, ну что же ты такой наивный?! Это у меня сегодня «праздники» закончились. Так что прижигать мне ничего не надо. Ты таблетки лучше какие-нибудь найди от температуры.
      Какой же я глупец! Я сразу понял, о каких «праздниках» она говорит. Пацаны в универе иногда подшучивали над этими физиологическими особенностями женского пола. Я мухой улетел на кухню, чтобы Надя не видела меня в этот момент.
      Из аптечки я достал несколько разных таблеток. Потом налил в розетку малинового варенья. К чаепитию всё было готово. Услышав шлёпанье сланцев, я глухо засвистел ту же мелодию, которую проигрывал в зале магнитофон. Ах, какие же красивые волнистые волосы у Нади! Не накрашенные «Блондораном», а – натуральные пшеничного цвета, стекающие с головы на плечи. Мне с первой нашей встречи очень нравились её волосы.

      От барной стойки я перешёл в спальню и лёг на кровать. Хотел было посмотреть, что «кажут по телеку», как говаривала Тётяня, но полистав с помощью пульта каналы – выключил телевизор. Я прикрыл глаза, закинул руки за голову. Картина наших первых с Надей отношений как на экране опять возникла передо мной.

      …Чай мы попили быстро; наш разговор за столом не задержался в памяти. В конце чаепития, выпив таблетки, Надя предложила:
      – Игорёк, на правах хозяина ты сегодня моешь посуду, а я – согреваю постель… Долго не задерживайся!
      …Не знаю, мыл ли я ещё когда-нибудь так быстро посуду. Натерев её «Пемоксолью», я сполоснул посуду секунд за двадцать, а потом минуты две стоял просто так с включённым краном. Идти в спальню было боязно. Но очень хотелось и манилось. Надо!..
      Из-под одеяла высовывалось только её лицо с большущими глазами:
      – Игорь, погаси верхний свет, а ночник – не включай; пусть из зала свет немного попадает!..
      …Скинув трико и футболку, я нырнул под одеяло. Печка!.. А в «печке» – прекрасная желанная женщина с глазами-омутами, поблёскивавшими в тусклом свете, проникающем в спальню!.. Я замер, так как боялся пошевелиться и спугнуть счастье. И вдруг почувствовал на своей груди нежное прикосновение её горячей руки:
      – Ой, какой ты – холодный!.. Двигайся ко мне – согрею!.. Иди ко мне, не бойся! – последние слова она прошептала призывно-доверительно.
      Всё моё тело было напряжено, как гитарная струна; казалось, тронь – и зазвучит музыка… Аккуратно придвинувшись к ней, я почувствовал её очень тёплое бедро и… успокоился. Или расслабился. Но лишь телесно. Все фибры моего молодого организма не умещались в привычные свои места и размеры, стремясь вырваться наружу. А когда я, неожиданно для себя самого, коснулся её груди, то микровселенная под названием «Наша кровать» взорвалась… Мы ласкали друг друга до исступления…
      Опустошённый, я откинулся без сил. Надя, поцеловав меня в нос, вдруг резко вскочила и накинула халатик.
      – Ты куда?
      – В ванную. Ты хочешь, чтобы у нас ещё повторилось?
      Я кивнул утвердительно, счастливо улыбаясь.
      – Ну, вот!.. И я хочу.
      …Безумство страстей у нас продолжалось всю ночь. В перерывах мы рассказывали о себе, своих семьях, вспоминали смешные эпизоды из студенческой жизни. Магнитофон из зала давно перекочевал в спальню, и на нём за ночь сменилась не одна кассета.
      Утром на завтрак мы пили растворимый кофе, заедая глазуньей с докторской колбасой и тортом «Птичье молоко». Оба были голодные, как бродячие собаки, но довольные и счастливые. Я уже без стеснения мог позволить себе просунуть руку под халатик. В этот момент Надя замирала и прикрывала свои большие, светящиеся радостью, глаза.

      Ровно в десять утра мы с Надюшей были в ЦУМе. Борька вышел к нам с распростёртыми руками, как будто увидел лучших своих друзей. Мы с ним не были хорошими друзьями, у него всегда были свои интересы, связанные с фарцовкой – спекуляцией различными дефицитными товарами. Где он умудрялся их доставать – это была его тайна. Но один раз его чуть не выгнали из университета – из милиции в деканат пришли документы о его задержании во время перепродажи джинсового костюма. Я был одним из немногих, кто заступился за него на общем собрании нашего потока в университете. Борьке «впаяли строгача» и оставили «до следующего подобного случая». Я до сих пор уверен, что его оставили потому, что он многим помогал приобрести (достать) срочно необходимые вещи, пусть и с небольшой накруткой «за не боюсь», как говорили фарцовщики. Но именно после этого собрания на третьем курсе у нас с Борькой наладились нормальные, если и не дружеские, то приятельские отношения. И я иногда пользовался его услугами. Борька был очень похож на героя детского фильма про Джельсомино – с такой же рыжей кудрявой шевелюрой, веснушчатый, с широкой открытой улыбкой. Правда, зуб у него один был с золотой фиксой; говорил, что пострадал на физкультуре при игре в баскетбол, но пацаны рассказывали, что Борька пострадал за фарцовку. «Джельсомино» нас обнял как родных:
      – Ребята, времени – в обрез… Давайте список, что вам нужно.
      – Борь, списка у нас нет. Всё – в голове…
      – Да?.. Тогда – так: Одна голова из вас пойдёт со мной, а другая подождёт минут 10-15 здесь.
      – Надь, ты иди, а я пока – в хозяйственный отдел забегу…
      В хозяйственном отделе я купил десять восковых свечей и тёрку – старой уже было невозможно пользоваться. Ещё умудрился без очереди купить пять пачек туалетной бумаги – больше в одни руки не давали. Вернувшись, я увидел их уже ждущими меня. У Нади в руках был пакет, в котором было что-то завёрнуто в плотную фирменную бумагу ЦУМа.
      Борька отвёл меня в сторонку и шепнул: «Классная деваха! Не выпускай из рук. Я, Игорёк, спросил у неё про свадьбу, а она сказала, что это только от тебя зависит».
      Не знаю почему, мне одновременно стало и приятно и неприятно. Но я лишь улыбнулся и ответил: «Борь, возможно, на этой неделе я тебе позвоню, т.к. в пятницу убываю в армию».
      – Ну, ни фига себе!.. А меня не берут из-за плоскостопия. Сказали: «топчи московские тротуары». Знаешь, я ведь перед Новым годом тоже жениться собрался. Девушка из нужной семьи, и самое главное – не дурна и не глупа. А там – разберёмся… Хотел и тебя пригласить… Ой, всё, я побежал! Вон, меня зовут уже! Бывай, Игорёк! До свидания, Надежда!

      После ЦУМа мы заскочили в Надину общагу, где она быстро собрала три спортивных сумки своих вещей. Соседок по комнате не было и обошлось без прощаний… Ещё по дороге к метро и в самом метро я заметил, что Надя то улыбалась счастливо, а то вдруг о чём-то задумывалась. В один из таких моментов я её решил подбодрить: «Всё будет хорошо, Надюша! Приказываю держать хвост пистолетом!». Она благодарно улыбнулась. От нашего метро мы поехали на трамвае. За остановку до дома я увидел, как от нашего ЗАГСа отъезжал свадебный кортеж.
      – Так, срочно выпрыгиваем! Быстрей, Надь!
      – Зачем? Куда? – засуетилась она.
      – Потом объясню… Разрешите, товарищи!..
      С сумками мы выскочили на дорогу и чуть не попали под вовремя остановившийся автомобиль. Мы не стали ждать, пока водитель начнёт читать нам нотации; быстро перебежали дорогу и только возле ЗАГСа остановились, давясь от смеха. Надя спросила: «Мы зачем здесь вышли-то, а?»
      – А теперь, Надюш, послушай меня и не перебивай. Сейчас мы с тобой идём вот в этот ЗАГС и подаём заявление. Я постараюсь убедить, чтобы нас расписали в ближайшее время… Не перебивай, прошу!.. Большой свадьбы не будет из-за отсутствия времени на подготовку; позовём свидетелей и пару-тройку лучших друзей.  Деньги нам ещё пригодятся на потом. Тебе ведь нужно будет ходить в поликлинику, туда-сюда… Наша-то поликлиника – сама знаешь, не для нас, в основном, а для начальства. Вернусь с армии – не заживётся нам с тобой, значит, разведёмся, как нормальные люди. Всё по-взрослому… Договорились? Приготовь паспорт!
      – Игорь, – я увидел, как она взволнована, что даже блеснули слёзы на её глазах, – я тебя люблю!.. Но это так неожиданно!.. Ты уже всё решил… Ты знаешь, я хочу, чтобы у нас появился ребёночек. Пока ты будешь служить, мне пусть и тяжело будет, но всё же легче, чем в общаге, где я буду раздражать соседок… Только… я боюсь идти в ЗАГС…
      – Я тоже боюсь. Думаешь, я часто женюсь?
      Последняя шутка рассмешила и успокоила Надю; она встряхнула решительно головой: «Пойдём! Может, что и получится… Хотя я сомневаюсь».
      Я и сам сомневался, так как абсолютно не знал, что и как нужно делать в таких случаях. Но нам повезло. Сразу же, как мы только вошли в вестибюль, нас окликнула женщина с букетом:
      – Молодые люди, надеюсь вы к нам не жить перебираетесь?
      – Да нет! Жить у нас есть где. Нам срочно зарегистрироваться надо.
      – Так прям и срочно!.. А какие аргументы у вас для срочности? Что-то я не заметила, чтобы вы ребёнка ждали на последних месяцах…
      – Давайте я вам объясню один на один, пожалуйста!
      – Ну, заходите! Девушка, а Вы побудьте пока с сумками в вестибюле. Можете присесть на диванчик. Будете нужны, я Вас позову.
      Как только закрылась за нами дверь, я постарался быстро и убедительно объяснить работнице ЗАГСа, что у нас любовь, проверенная временем, что на днях я убываю служить в качестве офицера в ТуркВО, на границе с Афганистаном, а туда, если будет необходимость, я могу вызвать только жену, а не невесту.
      – Ах, ну если офицером – это другое дело! Только поверьте уж моему опыту, молодой человек, не получится у вас нормальной семейной жизни, слишком разные вы… Я здесь за 15 лет работы сколько женила и разводила пар!.. Ну да ладно, это ваше молодое дело. В жизни всякое бывает. Только вот раньше среды я вас зарегистрировать не смогу; надо подготовить документы. А завтра и в понедельник мы не работаем.
      – Спасибо Вам! Нас это устроит.
      – А вы давно хоть друг друга знаете?
      – Да три месяца уже … (тут я слукавил – примерно столько времени мы как раз и знаем друг о друге… но не соврал же!)
      – Давайте ваши документы и заполните бланки. И вот что, молодой человек! Одного аргумента ещё не хватает…
      – Какого?
      – Так заведено, чтобы у молодожёнов жизнь послаще была, нам хоть бы шоколадку надо оставить после себя… Везде так…
      – Я понял. Давайте я Вам рубль оставлю, а Вы купите шоколадку… Поверьте, некогда в магазин бежать.
      – Вот и славно! Вы сюда присаживайтесь, а Вашу половинку я позову… Проходите, пожалуйста!
      …Мы быстро заполнили заявление. Надежда без колебаний сказала, что берёт мою фамилию. Нам эта приятная работница ЗАГСа назначила на среду в 15.30, «и чтобы – без опозданий!» – напутствовала она нас. Мы закивали головами.
      Выйдя из ЗАГСа, я сказал:
      – Ну, что, невеста, поехали обустраивать наше гнёздышко!?
      Надюшка расцеловала меня, стоящего с двумя сумками в руках… На трамвай мы садиться не стали, так как наш дом находится почти посредине пути между остановками. По дороге мы обсудили, кого будем приглашать. В свидетели решили пригласить Марину с Аркадием, с моей стороны – Тётяню и Борьку с его подругой, а с Надиной – её соседку по общаге и землячку-однокурсницу. Я ещё вспомнил, что надо купить скатерть приличную для торжественного вечера (мы так решили называть нашу свадьбу), стиральный порошок, белизну и пемоксоль. А о продуктах – подумаем дома.
      Уже к вечеру для торжественного вечера всё необходимое было закуплено по списку, который составила Надя. Сначала я предложил отметить в ресторане, но Надя почему-то не захотела категорически, сказав, что отлично управится дома сама, тем более, что гостей будет немного. От меня ещё требовалось достать спиртное, с чем в эти годы были проблемы, и торт «Птичье молоко», очень понравившийся Надюше. Хорошо, что нам в ЗАГСе дали справку с датой нашего бракосочетания. С помощью этого великого документа я закупил вина, коньяка и шампанского. Да ещё и дома оставались с моего двадцатилетнего юбилея две бутылки «Токайского» вина. Кольца мы тоже купили по справке без проблем; на их покупку ушла значительная часть нашего семейного бюджета. Так интересно и необычно звучит: «семейный бюджет»! Правда, Тётяня нам здорово помогла – заранее подарила сто рублей.

       Вечерами мы с Надюшкой предавались любви. Субботний вечер у нас был в романтическом стиле – при свечах, с бутылкой «Токайского» в хрустальных фужерах, с приглушённой лирической музыкой и танцами, и обоюдным стремлением сделать друг другу приятное.
      …Наш торжественный вечер прошёл в нормальной дружеской обстановке, всё было задушевно и симпатично. Я не стал брать из гаража машину – Жигуль четвёртой модели, оставшийся от отца, так как самому за рулём было не интересно, а у ребят не было прав; да и ЗАГС – в трёхстах метрах. В этот день был дождь, но зонтики нас спасли; точнее, они спасли больше девушек, у которых косметика могла потечь. На работе нам с Надюшкой подарили часы-ходики, на маятник которого были наклеены клеем ПВА наши с ней фотографии из личных дел. Борька подарил нам электрический самовар и пообещал помочь с детской коляской. Марина с Аркадием подарили нам прекрасный посудный сервиз на восемь персон, который мы сразу же пустили в ход. От Тётяни был ещё подарок – набор серебряных ложек и вилок. Два комплекта постельных  принадлежностей от подруг Надюши были нам очень кстати, так как я ни разу не покупал постельное бельё, а пользовался тем, что осталось от родителей.
      Каждый вечер и каждая половина ночи вплоть до моего отъезда в Ташкент у нас был наполнен любовью. Мы не могли насытиться друг другом. На работе ходили полусонные, а со среды меня вообще уволили в связи с призывом в Советскую Армию. В военкомате мне выдали все необходимые документы и проездной билет до Ташкента с напутствием – не упасть в грязь лицом! Заметив кольцо на моём безымянном пальце, замвоенкома сказал, чтобы я зашёл в отдел учёта и внёс изменения в свои личные данные в связи с женитьбой, что я и сделал.
      В пятницу на вокзале меня, кроме Надюшки, провожали Тётяня, Борька и Марина с Аркашей. Им всем пришлось отпроситься с работы, так как поезд отходил в полдень. Перед самым отправлением Надя мне шепнула, что у нас, кажется, будет ребёнок, но точно она пока в этом не уверена… Поезд уезжал в дождь, а мне казалось, что это не дождинки по окну стекают, а слезинки нашей любви. На московском перроне оставались самые близкие мне люди. Впереди меня ждала неизвестность.

      …В спортроте войсковой части меня, оказывается, уже не ждали и моё место оказалось занятым, как мне по секрету сказали в штабе, одним из многочисленных родственников местного высокопоставленного руководителя, входящего в состав ЦК КПСС Узбекистана. Меня отправили в штаб Округа. Там один очень загорелый майор, вникнув в ситуацию, сказал:
      – Хлопчик, могу посодействовать твоей службе в ДШБ (десантно-штурмовом батальоне). Уж если ты для спортроты годен, то и там можешь пригодиться. Я сам недавно из этого батальона, и у меня там остались хорошие связи. Но там возможны краткосрочные командировки в Афган – сам решай… Либо – в стройбат можно… без командировок… Будешь здесь под Ташкентом дачи строить генералам. Тоже неплохо, да и денег подзаработаешь…
      Я выбрал ДШБ. Майор, «родом из Киеву» и с сильным украинским говором, с кем-то переговорил по телефону, выписал мне новое предписание и сказал, что, возможно, скоро вернётся в свой батальон. Я прибыл на новое место службы, где меня назначили на вакантную должность командира взвода, но функции я выполнял начфиза (начальника по физической подготовке).
      О своём новом месте службы в ДШБ я ни Наде, ни Тётяне не сообщил – не хотел их разочаровывать, ведь они так радовались, что я буду служить именно в спортивной роте. Да ещё первый месяц службы я спал в кандейке для спортинвентаря в борцовском зале, т.к. койко-место не освобождалось по причине нахождения в госпитале одного из офицеров-холостяков, который должен был убыть по излечении в другую часть. В целом, меня приняли в коллективе хорошо, хотя я был среди офицеров «пиджаком», т.е. не кадровым военным.    Очень часто ходил в наряды на гарнизонную гауптвахту, заменяя иногда неожиданно вылетавших в командировки в Кабул, Баграм или Кандагар офицеров. Возвращались, а точнее прилетали, они оттуда по-разному: чуть больше половины – сами, часть – «грузом-300», а часть – «грузом-200». 
      С каждым последним «грузом» прощались сначала в батальоне, а дальше цинковые гробы отправлялись по всему Союзу. За организацию мероприятий прощания в части назначили меня; к сожалению, я слишком быстро изучил ритуал отдания воинских почестей. Мужики практически никогда не рассказывали об операциях – только между собой делились отрывочно какими-то моментами.

      Я был «не выездным». За первые полгода службы я совершил 25 прыжков с парашютом, хотя до армии ни разу не прыгал, да и, честно говоря, даже не думал, что мне доведётся служить в десантных войсках. В свободное время я занимался физической самоподготовкой. Один очень пожилой капитан, участвовавший ещё и во Вьетнаме, вместе со старшиной-сверхсрочником научили меня метать ножи, сапёрные лопатки, да и вообще всё то, что можно бросить в человека – сюрикены, спицы, куски проволоки, обломки стула, отвёртки, шарики, гвозди… Также научили довольно сносно владеть нунчаками. Я прекрасно понимал, что на гражданке мне это не пригодится, но для самоутверждения в батальоне мне это было необходимо.
      …На третьем месяце службы, когда я в очередной раз позвонил с телеграфа Наде, узнал, что она беременна. Счастью моему не было предела. Я мечтал о сыне. И даже имя придумал ему – Максим. Так звали моего армейского товарища – старшего лейтенанта Плотникова, уроженца Ленинграда, и тоже «пиджака», но собиравшегося остаться на военной службе. Если у меня ещё и были какие-то сомнения по поводу – сообщать или нет Надюшке о моём месте службы, то после такого известия они полностью отпали. Нечего волновать беременных женщин!..

      Ближе к 9 месяцам моей службы, и соответственно – Надюшкиной беременности, я выпросил у командира части двухнедельный отпуск. Он был не против, но сказал: «Сынок, а может, после родов поедешь? На самолёте – полдня затратишь – выпишем проездные на самолёт ради такого события…» Но я сказал, что нужно быть рядом в такие трудные минуты…  Пришлось ехать поездом, так как я всё-таки проходил срочную службу… Все три с небольшим дня пути я был как на ножах, всё боялся опоздать. О приезде я сообщать не стал, так как не было времени бежать на телеграф. Позвонил с Ташкентского вокзала, но никто трубку не взял – ни Надюшки не было дома, ни Тётяни. Конечно, в Москве – разгар лета; чего дома сидеть!? Тётяня могла быть и на даче.
      Свою военную форму я оставил в части (она мне сильно надоела от ежедневной носки)… Остановился у двери квартиры, поставил две корзины с фруктами (туркменские дыня и арбуз, гранаты, персики, абрикосы, виноград, инжир…) и спортивную сумку со своими вещами, позвонил в дверной звонок, а сам взбежал на пролёт выше… Раздался удивлённый Надюшкин голос: «Ой, что это?!..»
      Чтобы не испугать её резким своим появлением, я стал спускаться воинским шагом, бубня ритмичный стук барабанов. Надюшка стояла в халате, поддерживая рукой большой живот и смотрела большущими глазами на меня:
      – Игорёк!.. Ну, что же ты не сообщил?!.. А к нам Борис забежал – привёз коляску. Я ему говорю – рано ещё – это плохая примета…
      Эти слова про Бориса как-то сразу сбили мой игриво-шутливый тон. В проёме я увидел Бориса.
      – Игорь, я ей объясняю, что нам как раз завезли новые многофункциональные коляски. Я и себе,  и вам взял, хотя у меня Любаша ещё только на седьмом месяце. А эти приметы, скажи ей – ерунда сплошная!.. Ребята, я на обеде – заскочил коляску завести, так как вечером свою домой надо тартать – на работе на них много желающих… Помчался я!.. Игорь, с приездом!.. Жаль, отметить сейчас не могу!..
      Он быстро обулся, мы пожали вяло руки и он умчался вниз, не дожидаясь лифта. Я посмотрел на Надю. Она была смущена, но потом спокойно сказала:
      – Борис помогает нам иногда – то апельсины привезёт, то – колготки… Недавно вот зонтик японский привёз; представляешь – в сумочку входит…
      – Да ладно – о нём! Ты – как? Что врачи говорят?
      – Врачи говорят – когда будет время, тогда и родится. По приметам – вроде бы, девочка будет.
      – У меня – всего неделя; по трое с небольшим суток дорога занимает… Может, родишь за это время?
      – Надеюсь, Игорь! Я так давно уже хочу родить тебе хоть кого-нибудь!..
      – Тут, в корзинах – фрукты… для вас…
      – Ой, как дыня пахнет!.. Давай её разрежем?!..
      – Конечно, давай!..
      – Там врач один говорит, что беременность бывает и больше 9 стандартных месяцев – недели на две перехаживают мамаши, но потом роды трудные бывают… Знаешь, первую половину меня и так токсикоз замучил…
      – Не-е, две недели мне нельзя ждать! И так не сразу отпустили…

      …За неделю Надюшка не родила. Ни разу не рожавшая Тётяня сказала, что не так что-то пошло с беременностью, и время покажет… Борька позвонил один раз и сообщил, что собирались было с Любашей поехать сегодня к нам, но Любаше стало плохо, её увезли в больницу и положили на сохранение… В часть я уехал в положенный срок… Надя родила дочку через три недели. Десять месяцев беременность у людей не длится. Нового отпуска в связи с рождением ребёнка я, естественно, не просил. Комбат один на один  сочувственно похлопал меня по спине и сказал: «Сынок, это ещё не самое плохое в жизни! Приедешь – разберёшься… Только дров не наломай! Мужиком будь, а не семейным боксёром. Время само расставит всё на свои места». Почти те же слова перед своей очередной командировкой сказал мне и Макс. А через месяц после его отъезда я организовывал в батальоне церемонию прощания с ним и ещё тремя ребятами, прибывшими «грузом-200». Сразу же после поминок я пошёл в кабинет к комбату. Спросив разрешения войти и получив его, я только успел сказать: «Товарищ подполковник!..», как он меня перебил:
      – Знаю, садись!.. Поедешь через две недели с Хамзиным на полтора-два месяца. Одна просьба – не дурить! Мне ваши трупы не нужны, сердце разрывается… Вы все должны вернуться живыми и здоровыми. Кстати, там Марат Галеев будет в группе – присматривай за ним… от него жена ушла. Всё ясно?
      – Так точно!
      – С завтрашнего дня – инструктажи по плану Хамзина. У него узнаешь время и место сборов. Всё, бывай!

      … Шёл 1987 год, и стали поговаривать, что скоро начнут наши части выводить из Афганистана на территорию СССР. Наша задача была работать вплотную с военными советниками и по собственным планам, с целью подготовить и «коридоры для вывода», и несговорчивых полевых командиров. Особо «несговорчивых» приходилось «заменять» на других… Мы всей группой в шесть человек вернулись в Ташкент в целости и сохранности. В этом – большая заслуга капитана Хамзина, получившего по прибытии досрочно майора. А мне на 7 ноября вручили медаль «За боевые заслуги». Эту «ЗБЗ» и другие награды ребят мы обмывали всей нашей группой  в «булдыре» – воинском кафе на территории части.
      Ни Наде, ни Тётяне я о медали ничего не стал говорить. С Надей разговаривал после нашего расставания три раза, да и то дежурными фразами. Тётяня уклончиво сообщила, что девочка растёт крепкая, приеду – сам увижу. Сама Тётяня к нам домой ходит редко, да и то – не нянчиться, а привозит овощи-фрукты с дачи. «Со здоровьем уже не ладно, чтобы нянчиться». Я её понимал.
      В наш батальон прибыло много новых офицеров и прапорщиков – на «смену», и потому комбат меня больше не посылал в Афган. Да и командировок было не много вплоть до мая 1988 года. А там, с началом вывода войск, начались и сплошные убытия в командировки у ребят… Моя очередь наступила неожиданно с 1 августа, как раз накануне дня ВДВ. Старшим у нас был капитан Марат Галеев. Он «отошёл» от развода и даже нашёл новую пассию – красивую крымскую татарочку Мадину. Марат уже раза три после нашей совместной командировки бывал в Афгане, в том числе дважды – старшим группы. Моя командировка должна была закончиться 1 октября, а там, через три недели – и мой «дембель». Но вернулся я раньше. Вся наша группа в пять человек попала в засаду в одном из кишлаков у перевала Саланг. Как оказалось, нас предал полевой командир одной из банд, который до этого несколько лет сотрудничал с «шурави» и даже получил от нас заранее солидный «бакшиш». Нас в спину обстреляли из миномётов. Выжили лишь я и старший прапорщик Коля Ковалёв, который получил несколько тяжёлых  осколочных ранений. Меня же осколок зацепил вскользь, не достав до кости; в придачу я был контужен взрывной волной и три недели практически ничего не слышал. Остальных ребят, в том числе и Марата, отправили в часть «грузом-200». А мы с Колей впервые летели в Ташкентский госпиталь «грузом-300» на АН-12 – «чёрном тюльпане», полном цинков… Это случилось 11 сентября, а из госпиталя по излечении я был выписан 20 октября. Коля оставался лечиться ещё месяца на полтора.
      Ровно через день – 21 октября, у меня заканчивался срок моей службы. Комбат, к которому я пришёл на доклад о своей выписке, встретил меня нормально:
      – Старший лейтенант Миронов, Вы можете поехать домой уже завтра, а можете дождаться 7 ноября – Вы представлены к ордену «Красной Звезды». Поздравляю, Игорь!
      – Служу Советскому Союзу!
      – А вот служить дальше не предлагаю, вижу, что военная служба – это не твоё. Хотя из тебя получился отличный десантник, а уж твоё умение метать холодное оружие уже обросло у нас легендами. Пригодилось, оказывается, и не раз!.. Всякое в жизни бывает…
      – Товарищ подполковник, с Вашего разрешения я останусь до праздников в части. Домой я сообщил, что ещё нахожусь на учениях в Монголии, и чтобы меня вовремя не ждали.
      – Интересно, а в прошлую командировку ты где «был»?
      – В Казахстане, на Аральском море припухал, на спортивных сборах…
      – Хороший мужик ты, Миронов! Правильный… Всё же жалко тебя отпускать!.. Вот, вроде, заканчивается Афганская война, которую наши политики назвали лишь «боевыми действиями», но я почему-то предчувствую, что будут ещё «действия». Нам с тобой, Миронов, ещё повезло – нас почти приравняли по льготам к участникам войны, а сколько мужиков служили в других «жарких» местах – Анголе, Эфиопии, Корее, Вьетнаме, на острове Даманском…, но так пока и не признаны ветеранами «боевых»… У меня много друзей и знакомых там побывали, и не все вернулись живыми или здоровыми. Миронов, а ты откуда знаешь подполковника Харченко?
      – Я не знаю такого…
      – Он сказал, что два года назад направлял тебя в наш батальон из штаба Округа. Вчера он прибыл к нам вновь служить на должность начальника штаба. Он же тебя и награждать будет. А я завтра в отпуск убываю, на родину в Свердловск, стариков посмотреть необходимо.
      Тут я и вспомнил моего крестника – майора-украинца.
      – Миронов, ты помнишь наш прошлогодний разговор? Так вот почитаю тебе небольшую нотацию. Главным достоинством мужчины является умение великодушно прощать поступки слабым, как бы тебе при этом не хотелось дать волю справедливым чувствам. Поверь, таких как ты – в армии много. Не поверишь, но и у меня такая же ситуация – воспитываю не своего сына… Вот так-то!.. Дети не виноваты ни в чём, сынок…
      – Я знаю, Батя. Мне Максим Плотников про Вас рассказал…
      – Откуда он узнал, сукин сын?! Это только Харченко знает – мы с ним ещё молодыми в Йемене были…
      – Сарафанное радио, думаю…
      – Ну да, ну да!.. Давай, Игорь, обнимемся напоследок… Мне собираться надо и успеть сдать кое-какие дела. Кстати, зайди к прапорщику Коростылёву, пусть выдаст тебе две новых тельняшки на «дембель». Вот, бумажку отдашь ему…
      Отличный мужик наш Батя! Таких мудрых и сильных на гражданке я встречал очень мало.

      Я резко вскочил с кровати, взял пылесос и стал пылесосить пол. А думы-воспоминания опять обволокли моё сознание.

      …Вернувшись домой, я открыл своим ключом дверь, и первой увидел стоящую у двери ванны девочку, смотревшую на меня большущими карими глазами. Во рту у неё была красивая пустышка. Черноволосая  – Джельсоминка вылитая. Мне стало всё ясно. Время расставило все точки над «ё»… Из ванны выглянула Надя. У неё был точно такой же взгляд, как у дочки, только Надя голубоглазая (мы с Надей оба были русые и с голубыми глазами). Девчушечка произнесла: «Дядя…». Надя сглотнула и сказала: «Это не дядя, Бронислава… это …», – тут  она замолчала. Я сказал: «Ну, давай знакомиться, Бронислава! Меня зовут Миронов Игорь, а тебя как тебя зовут?», – и протянул ей руку. Она посмотрела на мать, пожала мою руку и, опять не вынимая пустышку изо рта, сказала: «Боня».
      – Бронечка, возьми персик из корзины и отнеси его на кухню – его помыть надо…
      Девочка осторожно взяла большой персик двумя руками и понесла его на кухню.
      – А почему – Бронислава?! Даже в её имени «Борис» звучит…
      Надя прикусила верхнюю губу, потом решительно встряхнула головой:
      – Игорь, ну причём тут Борис? Просто мне понравилось это имя.
      – Ну да, Борис тут совершенно ни при чём…
      Она вновь прикусила губу.
      – Ты стал каким-то другим, Игорь…
      – В спортроте мужают мальчишки… Кстати, как дочь по документам числится?
      – Миронова Бронислава… Игоревна… Послезавтра ей – годик…
      – Ну что ж, в таком случае предлагаю попробовать ужиться нам, Надежда. Не пойдёт – разойдёмся цивилизованно, без ругани и упрёков. Если найдёшь кого-то и захочешь уйти – скажи, удерживать не буду. Сам я до этих пор новую жену искать не намерен… Но сразу предупреждаю, что родительскую квартиру менять не буду! Это – моё условие. И о Борисе больше – никаких упоминаний ни от тебя, ни от меня, договорились?! Всякое в жизни бывает…
      – Тебя можно хоть поцеловать? Ты такой грозный, как Иван Грозный!.. И загорелый…
      Я действительно был очень загорелым. Не знаю, что повлияло, то ли возраст подошёл, то ли – климат благоприятно повлиял, то ли – что-то другое, но мои прыщи, так меня донимавшие ранее, исчезли ещё в первые дни моей службы.
      – Надь, давай так: пока обойдёмся без поцелуев. Мне надо теперь привыкнуть к тебе… Жизнь покажет.
      – Игорь, я так хотела тебе родить ребёнка!..
      – Ты его родила…
      Надя вздохнула тихо и пошла на кухню мыть Брониславе персик…

      …Жили мы втроём как обычная нормальная семья много лет. Ни разу с Надей у нас не было ругани или взаимных упрёков по поводу рождения Брониславы; своеобразное табу никто не нарушал даже намёком. Мелкие ссоры по тем или иным житейским вопросам, естественно, возникали, особенно когда Бронислава достигла тинейджеровского возраста. Если до этого её воспитанием занимался практически я (водил Броню в танцевальный кружок, а потом – в секцию волейбола, где она достигла определённых успехов, став мастером спорта, бывал на всех её утренниках, посещал школьные собрания…), то при формировании её взрослеющего женского организма я переложил воспитательные функции на Надежду. Поворотным моментом стал вопрос дочери, заданный мне: «Пап, а почему я ни на кого из вас не похожа – ни на маму, ни на тебя?» Я ответил ей витиевато, что такие вопросы девочки должны задавать мамам. Её контрответ был прямодушным: «Папка, ну ты же знаешь, что мамочка у нас – сама по себе… У меня такое впечатление, что я ей мешаю жить, как ей нравится…» Пришлось твёрдо её вразумить: «Не выдумывай небылицы, а лучше посмотри свои документы из роддома и дату, когда выдано свидетельство о рождении. А мама наша сильно устаёт на своей работе, да и по дому у неё хлопот хватает с готовкой нам обедов, ужинов, завтраков…» Мои слова на какое-то время её, видимо, удовлетворили.
      С Надей у нас так и не случилось сделать совместного ребёнка. В первый год после моей службы наша близость была примерно раз в месяц, и то всегда носила вялотекущий характер, совсем не похожий на наши доармейские ночи. Года через три Надя забеременела…  Но в связи с переходом из Госплана на новую работу в «Газпром» ей пришлось делать трудный выбор – карьера или ребёнок. Так как у меня самого не было каких-то ясных перспектив с новым трудоустройством, то моё слово на её вопрос, как ей поступить, было такое: «Надь, поступай так, как считаешь нужным… По правде говоря, ты и Брониславой-то не занимаешься толком…»
      – Миронов, знай, что я всегда очень хотела тебе родить нашего с тобой ребёнка… Я ещё подумаю над твоими словами.
      Я только горько усмехнулся…
      На другой день Надя сделала аборт, находясь на четвёртом месяце беременности.
      Ещё в детстве я подметил такую особенность, что если жена называет своего мужа хоть в глаза, хоть за глаза по фамилии, то любовь в такой семье не живёт. Проверено десятки раз. А если пара и продолжает совместную жизнь, то оба маются друг другом по привычке. Как мы с Надей. Либо к старости тихо ненавидят свою половину. До этого мы с Надеждой ещё не дожили.

      Закончив пылесосить, я выпил на кухне кружечку чаю с малиновым вареньем (накладывая варенье, я опять вспомнил первый наш день с Надей). Смотрел какой-то любовный сериал по телевизору. О чём – так и не знаю. Мысли перешли на завтрашнюю встречу, ради чего я и затеял генеральную уборку… Но через какое-то время опять воспоминания  краткими урывками захлестнули думы о завтрашнем дне.

      …Я недолго был безработным. Но даже когда поначалу был без стабильной работы, мы не бедствовали – я занимался частным извозом на своей «четвёрочке»… Ежедневных заработков хватало с лихвой. Это были лихие 90-ые годы… Три раза меня очень выручили навыки, полученные в армии.
      С середины 90-ых годов Надя стала примерно по два раза в год выезжать на двухнедельные семинары за рубеж. И наши с ней интимные отношения прекратились напрочь. Но по дому она всё делала, как и положено хорошей хозяйке: замечательно готовила, обстирывала и обглаживала всю одежду нашей семьи. Праздники мы обычно проводили все втроём дома или на даче Тётяни; к нам иногда приходили гости, в глазах которых мы были идеальной супружеской парой. После первой её поездки за границу в Германию, у нас с Надей состоялся небольшой разговор, в ходе которого я сказал ей: «Надежда, меня не интересует твоя личная жизнь, но если она вмешается в мою – мы расстанемся. Уж если у тебя что-то с кем-то будет, то до моих ушей и глаз это не должно доходить. Так и передай своим подругам, намекающим порой мне об этом. И никакой заразы у нас в доме быть не должно!..» Она усмехнулась: «Да уж давно знаю это, Миронов… Не узнаешь ничего, не волнуйся!..» Надежда находилась в таком расцвете женского обаяния, когда раскрывается женская сочная красота.
      Наша Тётяня уже давно «превратилась» в Бабаню. Она сдружилась после моего прихода из армии с Брониславой, и перед своей смертью в 2005 году завещала свою двухкомнатную приватизированную квартиру единственной внучатой племяннице. Бронислава в это время училась в университете имени Патриса Лумумбы. Она сильно переживала смерть Бабани, своей старшей подруги, с которой она делилась своими девчоночьими и девичьими секретами.
      Бабаня «ушла» тихо, ничем серьёзным не болея. Вечером уснула дома, а утром не проснулась. Бронька, заскочившая к ней на обед (её университет был в одной станции метро), и обнаружила Бабаню. Для Брониславы это был шок, она впервые столкнулась со смертью близкого ей человека. В это же день мне позвонил мой комбат с просьбой помочь ему с ремонтом его авто – старой «БМВ», на которую трудно уже найти запчасти. Батя в последнее время проживал в ближайшем Подмосковье и мы иногда виделись. Узнав, что у меня горе, он предложил помощь, в том числе людьми. Но этого  не требовалось, так как сейчас похоронами занимаются специализированные организации. И всё же на похороны Батя приехал, а с ним – ещё четверо моих сослуживцев. Двоих я не сразу и узнал: постарели, поседели, полысели, пополнели. На похоронах Надя впервые узнала, что я служил совсем не в спортроте, и что был ранен. Она посмотрела на меня и моих однополчан большущими глазищами и спросила: «Миронов, а зачем было тайну из своей службы делать?!..» Я пожал плечами: «Ты не спрашивала; тебе тогда это не надо было, а потом – тем более…» «Знаешь, я подозревала это – у тебя в магнитоле афганские песни есть, да и две тельняшки ты до сих пор хранишь в шкафу и одеваешь именно на день десантников…» Надя моих льготных документов в глаза не видела. Всеми отношениями с ЖЭУ и налоговыми органами (платежи, документы, нотариус…) всегда занимался только я.
      Бабаня примерно года за два до своего «ухода» завещала мне свою дачу, которая находилась недалеко от Голицыно. Дача досталась ей бесплатно ещё в семидесятые годы – в Госплане выделили земельные участки по 6 соток. Отец своими руками построил домик… Я его только обшил сайдингом, да кое где подремонтировал… Ну, ещё и крышу заменил – покрыл современной металлочерепицей. Бабаня мне сказала: «Ведь Бронюшка избавится от дачи – не нужна она ей, а тебе – точно пригодится. Ты, Игоша, после смертушки моей хотя бы лет пять не продавай её… Жалко как-то!..» Я заверил, что не собираюсь продавать вообще. Надя с Броней на даче бывать не любили, а если и приезжали, то только на сабантуй с шашлыками и банькой, да «ягодки поесть». Я же на даче бывал очень часто, иногда проводя там по пол-отпуска. «Хоромы» Бабаня строить ни в какую не хотела, а вот приличную баньку разрешила мне построить. Банька была одинакового размера со стареньким аккуратным домиком, только выглядела побогаче. Мне на даче бывать нравилось, я полюбил повозиться в земле, что-то вырастить… Недалеко был лес, где по осени очень приятно побродить и поискать груздей, опят, белых грибов… Сам же их и солил…
      Через три года после смерти Бабани Броня, учась на последнем курсе, вышла замуж как раз накануне дня своего рождения. Миша старше её на пять лет. Мне нравились его спокойный характер и рассудительность. Сейчас они ждут ребёнка. Броня у нас почти не бывает – приезжает Миша, которому я передаю дары с дачи. У Брони – токсикоз и её раздражительность и капризность порой меня неприятно поражают. Живут они в Бабаниной квартире, которую собираются поменять на современную трёхкомнатную в районе «Тёплого Стана»… Это – их дело. Мы с Надей в их семейную жизнь не вмешивались.
      После переезда от нас Брони на квартиру Бабани Надя перешла спать в зал, а я остался в спальне. В нашей с ней жизни ничего не улучшилось. Надя любила нравится мужчинам. Она следила за своей фигурой, посещала фитнес-залы, спа-салоны, бассейн. К сорока с небольшим годам она стала эффектной дамой. Единственное, что мне в ней не нравилось, так это то, что она курила, отчего голос её стал несколько грубоватым. Я тоже иногда покуривал, но лишь после того, как выпью, что бывало не часто – по большим праздникам и торжествам, на день вывода войск из Афганистана, в день ВДВ, в дату своего ранения… да и то – не всегда. Вот из-за её курения мы, бывало, поругивались.

      В начале этого года Надежда в очередной раз съездила на семинар в Италию. После её возвращения я впервые услышал от неё, что поездка ей не понравилась и что она там сильно вымоталась... Я частенько думаю о том, какой бы была наша жизнь, если бы во время нашей молодости были интернет и мобильная связь? И изменилось ли что-нибудь у нас с Надей? Не знаю. В нашей семье было заведено, что если кто-то находится в душевой кабине, а в это время на мобильник приходит звонок, то надо принести телефон в ванную комнату… Вечером, после возвращения из Италии, Надя ушла принимать душ, а я лежал на своей кровати и смотрел передачу про экстрасенсов. Там как раз прозвучали фразы, что, экстрасенс, просто глядя на телефон, может многое узнать о его хозяине. В это время в зале зазвонил Надин мобильный телефон. Пока я подбежал и понёс его к ванной, звонок прекратился. Высветилось имя Леоник – без фотографии.
      У Нади было много знакомых Гагиков, Артуров, Мишелей и прочих – то парикмахеров, то автослесарей (у меня она принципиально не обслуживалась – только по трудным моментам советовалась), то коллег по работе, поэтому я особо не напрягался по поводу этого звонка. Не успел я положить и вернуться на кровать, как у неё в телефоне булькнул сигнал сообщения. «Наверное, с работы что-то очень срочное», – подумал я и вернулся к телефону. «Надо дать телефон Наде всё-таки…» Я нажал на сообщение и у меня остановилось дыхание, когда я прочитал: «Надюшечка, всё было чудно и прекрасно! Хочу ещё!!! Твой Лёнечка».
      Телефон отдавать я не стал. В открытую дверь спальни я услышал, что Надя вышла из ванны. Я крикнул ей, что ей был звонок возможно с её работы, но я не успел, так как звонок был коротким. Надя подошла к телефону, прочитала сообщение и замерла. Будто ничего не случилось, я громко спросил: «Ну что – с работы?..»  Она глухо подтвердила: «С работы, и здесь покоя не дают». Про СМС я ей ничего не стал говорить.
      Конечно же, мне это было неприятно, и я два дня размышлял над этим. Никаких иллюзий я не питал. Всё было ясно и так. Но решил не бежать впереди поезда… Второй звонок прозвучал опять же вечером в субботу. Вновь тогда, когда Надя была в ванной. Снова – Леоник. Телефон я не понёс. Через пять минут ей на телефон пришло сообщение. Я постоял у телефона с закрытыми глазами, но потом решился его прочитать: «Надя, тебе надо срочно провериться у венеролога… у меня не всё хорошо… позвони пожалуйста. Твой Лёнечка». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!.. Бес – в бороду, седина – в ребро!.. или наоборот… Но я эту информацию воспринял спокойно и даже как-то отрешённо.
      Надежда вышла из ванной, напевая какую-то весёлую мелодию. Я встал в проёме спальни и сухо ей сказал: «Надежда, Вам срочно нужно провериться у венеролога. Об этом Вам сообщает некто Ваш Лёнечка. Вы, значит, уже завтра к нему собрались переехать жить?!.. Не поверите, но я ни секунды Вас не смею задерживать. Мне даже как-то брезгливо рядом находиться с заражённой каким-то Леоником женщиной! Свои заражённые вещи вытащите сами, мне неприятно их касаться!..»
      – Ты что – прочитал моё СМС?
      – Да обзвонились уже, весь эфир заполонили такими сообщениями… Тут невольно прочитаешь. В понедельник я подаю на развод.
      – Ну что ж, ты долго терпел меня, Миронов!.. А какую причину в суде ты скажешь?
      – Мы с Вами по обоюдному согласию разойдёмся. Или Вы хотите, чтобы я попросил судью сделать запрос о получении распечатки Ваших, Надежда, СМСок и звонков? Так для суда много интересного вскроется…
      Она посмотрела на меня испуганными большущими глазами и покачала головой:
      – Не надо никаких распечаток!.. Броне с Мишей ничего не говори, прошу тебя… Разойдёмся, как интеллигентные люди. На квартиру я не претендую. А машину… мою… отдашь мне?
      – Забирайте! Кому она нужна с бациллами!..
      Надя сглотнула, но ничего не ответила. Она пошла в ванную комнату и с кем-то долго и громко разговаривала по телефону, чуть ли не до истерики, но я не прислушивался к разговору. Мне это было уже не интересно. Я только телевизор включил погромче… Вечером я слышал, как она плакала в зале… Утром я уехал на работу, а она на работу не пошла; так и спала сидя в кресле, укрывшись пледом… Больше до суда мы не виделись. Развели нас безо всяких задержек и условий… Фамилию себе Надежда оставила мою. Броня восприняла наш развод спокойно и, приехав ко мне, сказала: «Вы давно живёте не как нормальные люди. Отдохните друг от друга… может, ещё всё и наладится у вас?!» «Навряд ли, Бронечка, уже что-то сможет наладиться!..» «Пап, ты будешь нам с Мишей помогать?» «Вам – буду! Ты к Михаилу подобрее относись, он у тебя нормальный мужик, таких редко встретишь сейчас!» «Я знаю, пап!.. Папулик, а у тебя будет внук – вчера на УЗИ сказали…» Это меня обрадовало: «Вот и прелестно! Всегда буду ждать вас троих в гости! И на дачу приезжайте! Грядки покопаешь…» «Ну, пап!..» А перед тем как выйти из двери, хитро так глянула на меня: «Папочка, а ты меня с новой мамой познакомишь?..» «Иди отсюда, хулиганка!..» Хорошая всё же женщина получается из Брониславы, только избалованная чуток. Наверное, я где-то перестарался… вместе с Тётяней…

      Подтекавшие краны несколько освободили меня от воспоминаний. Я быстро заменил прокладки, промыл засоренные ситечки… Теперь с сантехникой был порядок. Можно и полежать!.. Нет, надо навести на кухне порядок и выбросить мусор  в мусоропровод! Главное, соседку с этажа выше не встретить, которая любит там покурить у межэтажного мусоропровода в халатике, через дырочки между пуговицами которого видно её ажурное нижнее бельё и загорелое тело. Она переехала к нам в дом недавно – примерно год назад, ещё при Наде. Пару раз за последний месяц она предлагала подбросить меня на работу, когда я выходил утром из подъезда. Но ехать на её «Хёндае» мне не хотелось, тем более, что на метро мне добираться – лишь двадцать минут по прямой ветке. Я отшучивался, говоря, что «на метрЕ быстрее доберусь», на что она недвусмысленно отвечала: «Быстро – не значит приятно…» Я до сих пор не помню, как её зовут, хотя она уже один раз (да, это было как раз 8 марта) у мусоропровода мне назвала своё имя. Вроде, и баба нормальная, симпатичная, но почему-то не было желания у меня с ней близко знакомиться.
      Конечно же, все эти годы, и особенно как разладилась наша с Надей интимная жизнь, я не был пуританином. Были у меня и связи с женщинами, были и шальные ночи… Не было только долгих романов и вздохов под луной, не было ухаживаний и слёзопроливаний. Как правило, не было длительных отношений. Все мои связи были с одинокими, обязательно незамужними женщинами, без каких-либо обещаний долгосрочных перспектив. Одинокие незамужние женщины – это был мой принцип. Впрочем, как и то,  что женщина не должна была быть лёгкого поведения или бомжихой… Понятное дело, что это – не одно и то же! Но – принцип… Или – принципы. Привередливый я, наверное… Сам я, надо сказать, как и в молодости, первым к женщинам не подходил, но уже и не стеснялся их… Одну только боялся – когда в колледже работал – заместителя директора по учебной части. Она меня доставала капитально… Но тогда я ещё был верен Надежде. Из-за этой замши как раз и пришлось мне уйти из колледжа.

      Недели две назад я решил продать «мою прекрасную Бэшечку» и купить поновее такой же марки. Выставил в интернете фотографию старенькой машины тёмно-зелёного цвета (как и «четвёрочка»), указал свой мобильный и домашний телефон. Звонков с предложениями было много, но меня они не устраивали. В основном, пытались скинуть заявленную мной цену тысяч на 100 или хотя бы на 50. Я знаком со всеми этими вывертами и отвечал: «Люди дорогие, я не первый раз в армии. Если бы Вы видели и поездили на этой машине, то Вы бы ещё столько же добавили бы. Машина – в идеальном состоянии. Своего покупателя она обязательно найдёт! Извините, больше мне не звоните!» и клал трубку. Были и такие, кому я отказал просто из-за их голоса… Ну, не понравился мне голос! Я представлял, как новый хозяин будет обращаться к «моей прекрасной Бэшечке», и меня аж передёргивало… Были и такие, кому было всё равно, какую взять «тачку». Мне такие покупатели были не интересны. Хотелось, чтобы новый хозяин полюбил «мою прекрасную Бэшечку» также, как и я. Она ещё лет двадцать ему послужит…
      Как хорошо, что я не согласился на два более-менее приемлемых ранешних звонков-предложений! Я лишь вошёл в интернет, как у меня вдруг всплыло окошко гороскопа: «Сегодня Вашему Знаку повезёт. Вас ждут удачные сделки, приятные и неожиданные встречи. С сегодняшнего дня у Вас может кардинально измениться жизнь» Я улыбнулся и кликнул на значок удаления этого рекламно-гороскопного бреда. Никогда я на гороскопы не обращал серьёзного внимания… Если обращать, то свою жизнь надо подстраивать под дурацкие гороскопы, которые в своём многообразии зачастую входили между собой в противоречия…

      Звонок раздался почти в одиннадцать вечера, когда я уже собрался, было, ложиться спать. Я взял трубку с недовольным лицом, но произнёс бодрым голосом:
      – Я Вас слушаю!
      Женский голос спросил:
      – Игорь? Я по объявлению о машине. Извините, что поздно так звоню! Вы ещё не продали автомобиль?
      – Пока – нет! Но потенциальные покупатели уже наметились…
      – То есть не продали?!.. Я согласна на все Ваши условия в рецензии, но хотелось бы посмотреть машину на ходу… Согласитесь, не утюг ведь покупаю…
      – Согласен. Это – далеко не утюг. И даже – не стиральная машина. Когда Вы сможете подъехать? Я сам на машине из гаража выезжать не хочу, чтобы не портить товарный вид, Вы правильно меня поймите, поэтому лучше встретиться у моего гаража в районе Войковской…
      – Знаете, Игорь, я рассчитываться буду не наличными, а переведу Вам по карточке. Вас это устроит?
      – Вас понял. Вы сделаете абсолютно правильно. Как Вас зовут-то, хоть? А то неудобно как-то общаться с незнакомым человеком обезличенно.
      – Марина Александровна… можно просто – Марина… если Вам будет так удобней!
      – Завтра – суббота, Марина. Вы сможете подъехать к 10 утра (я назвал адрес).
      – Да, смогу… Я немного знаю Ваш район. Правда, давно там не была… Завтра, около десяти, я позвоню Вам, что подъезжаю. До свидания!
      – До завтра! Если у Вас что-то не получится, Вы уж мне сообщите, Марина, а то звонки продолжают поступать, хотя я указал интервал до 22.00 часов.
      – Игорь, Вы уж извините меня ещё раз! Я всего два дня как  приехала в Москву, и ищу в подарок сыну на свадьбу приличную, но не совсем дорогую машину, сроки поджимают… Три варианта меня совершенно  не устроили… А тут случайно на Ваше предложение наткнулась… Может, и повезёт завтра?
      – Если понравится (а я думаю – Вам «моя прекрасная Бэшечка» понравится), то я помогу отогнать Вам машину, куда Вы скажете, но лишь – в пределах Москвы или ближайшего Подмосковья… Не хочется назад кандылять на электричке несколько часов…
      – Это – в Митино… Буду Вам премного благодарна! Хотела сделать сыну сюрприз прямо на свадьбе, и не привлекать его к перегону, от которого пропадёт эффект неожиданности. До свидания, Игорь! Я Вам обязательно позвоню утром!
      – Ещё раз – до завтра, Марина… Александровна!
      Нормальная адекватная женщина, без каких-то идиотских вопросов или абсурдных встречных предложений о скидке и так не завышенной цены… В общем-то, всю необходимую информацию я выложил в резюме к машине, но некоторые предпочитали уточнять мелочи и выискивать в моих словах подвох. Мне это смешно, но с такими покупателями я быстро заканчивал разговор, прося их больше меня не беспокоить.

      …Утром в субботу она позвонила ровно в 9.30, когда я ещё завтракал. До гаража мне идти – шесть с половиной минут…  Марина Александровна сказала, что только что вышла из метро и через минут семь-восемь будет на нашей трамвайной остановке. Я сказал, что встречу её там, так как мне это по пути к гаражу, и пусть она назовёт свои приметы.
      – Я –  в белом платье в синий горошек, в руках – синяя сумочка. Солнцезащитные очки…
      Через пять минут я уже встречал трамвай, из первого вагона которого вышла она. Я ждал её у второго вагона, где обычно сходят все местные жители, чтобы не обходить заграждение.
      – Здравствуйте, Игорь! Ой, Игорь, здравствуй!
      Я недоумённо посмотрел на улыбающуюся женщину. Она сняла очки и я сразу узнал Марину, с которой в молодости работал в Госплане.
      – Марина?!.. Очень рад видеть!.. А где Аркаша?
      – А Аркаши, Игорь, уже нет десять лет. Они со старшим сыном утонули на зимней рыбалке на Обском море – оторвалась льдина и перевернулась… спасти их не смогли… Аркашу выловили, а сына – до сих пор нет… так подо льдинами и уплыл в Северный Ледовитый океан… Мы же в Новосибирск уехали жить на родину Аркаши после Госплана, В Академгородок. Из общаги нас выселили, а новую квартиру получить не успели.
      – Извини, Марина, я ничего не знал!.. Пошли в гараж, смотреть покупку?!..
      – Пошли, Игорь! Я тоже рада тебя видеть! А ты с Надей живёшь или разошлись уже?
      – Да, судьба развела нас восемь месяцев назад.
      – Долго же вы прожили! Мы с Аркашей думали, что вы раньше разведётесь.
      – Жизнь – сложная штука, Марин. Иногда самому непонятно, почему поступаешь именно так, а не этак…
      Подойдя к гаражу, самое главное друг о друге мы уже узнали. Марина мне нравилась даже больше, чем когда была молодой. По-прежнему худенькая, сантиметров на десять пониже Надежды, очень добрая улыбка… Лёгкие веснушки веселили её лицо. Волосы явно покрашены в пшеничный цвет, видимо, чтобы седины не было заметно. Надежде почему-то Марина была неприятна. Она будто прочитала мои мысли, тряхнула головой:
      – Игорь, я о тебе очень часто вспоминала… искала по социальным сетям в «Одноклассниках», даже как-то хотела найти вас с Надей через знакомого милиционера, но постеснялась; подумала, что Надя может не так понять. Она знала, что ты мне нравился в молодости…
      – Вот как?!.. Я не догадывался даже… Ты мне тоже очень нравилась, только ты была вредная, потому что встречалась с Аркашей…
      Мы рассмеялись.
      – Нетушки, Игорь! Это у вас отношения раньше с Надей возникли, и я назло тебе тут же стала с Аркашей встречаться…
      – Вот и мой гараж изнутри, Марин. А это – «моя прекрасная Бэшечка».
      – И вправду – прекрасная! Цвет такой необычный…
      – Марин, машина, в отличном состоянии, всё фунциклирует… Ты ездить умеешь?
      – Ой, по Москве – боюсь! Я даже у нас в Новосибирске боюсь ездить – такие пробки стали… У меня – «Шевролет» старенький…
      – Тогда – садись – почувствуй разницу… Можешь не выезжать из гаража…
      – Игорь, ты прикрой дверь, а то ходят там всякие…
      Я прикрыл ворота и калитку. Света в гараже было достаточно. Марина села за руль, а я сел на соседнее, не привычное для меня в своей машине сиденье. Она повернулась и бросила сумочку на заднее сиденье…
      – Удобно! Игорь, а кресла опускаются? Где рычажок?
      – Опускаются… Вот здесь – у твоего, а с этой стороны – у моего…
      – Где у твоего?
      Она быстро наклонилась, перегнулась через меня, задев мои бёдра своей грудью, и вдруг резко дёрнула рычажок. Я с креслом опрокинулся. Она как-то быстро умудрилась лечь мне всем своим телом на меня… Я не сопротивлялся её жарким жадным губам…
      – Я покупаю эту машину, Игорь. Когда буду её видеть, то у меня всегда будут приятные воспоминания.
      Она счастливо рассмеялась. Я тоже улыбнулся. Мне ещё захотелось ей поцеловать, что я и сделал. Она не сопротивлялась моему жадному поцелую…
      – Когда оформлять будем покупку, Игорь? Я бы хотела – сегодня всё завершить. А то следующую неделю перед свадьбой будет не до этого. Наш младший – Евгений, закончил здесь институт, устроился работать в банк. Теперь вот женится… Сам понимаешь, слишком много денег у меня нет, но на машину я три года копила…
      – Марин, я тебе сделаю скидку… но небольшую – маленькую-маленькую… чтобы ты даже ничего не заметила…
      Она стала меня в шутку мутузить.
      – Марин, ты завтра что делаешь? Я бы тебя сегодня к себе пригласил, но надо прибраться в холостяцком жилье…
      – Как раз завтра я буду свободна, если сегодня мы оформим покупку-продажу. Я приду. Я давно хотела найти тебя, Игорь. Очень хотела!..
      – А я тебя очень часто вспоминал, но даже не предполагал, что с Аркашей такое произойти могло…
      – Игорь, ну почему молодые – такие дураки, а? Может, и не все дураки, но мы с тобой – точно дураками были!
      – Не правда! Ты была – дурочкой!
      Она опять рассмеялась и вновь начала меня в шутку мутузить… Я прижал её нежно, но крепко:
      – Завтра, Марин, я постараюсь сделать так, чтобы ты больше не уехала в свой Новосибирск…
      – А работа моя?.. Но, знаешь, я согласна!.. Буду с нетерпением ждать завтрашнего дня! Во сколько мне прийти? И номер квартиры напомни.
      – Сто тринадцатая… А придёшь ты ко мне… в пять утра.
      – О-о-о, нет! В это время ещё метро не ходит. Назови другое время, вредина!..
      – Ну, ладно, приезжай тогда в десять утра.
      – Я приеду!.. Обязательно!
      …Мы оформили продажу-покупку быстро. У Марины был паспорт сына, и проблем с оформлением документов не составило, тем более я осуществил всю операцию через наш центр. Там же в этот же день уже до обеда мы с Мариной купили приглянувшийся мне автомобиль и для меня. «Обмывать приобретения будем завтра»… На сегодня у Марины уже запланированы две поездки в гости. А у меня – генеральная уборка…

      Это было вчера. Сегодня я проснулся в семь утра. Глянул на висящие стоящие часы: «Выбросить их, что ли? Ладно, потом решу, что с ними делать». У меня было такое радостно-предпраздничное настроение, как в детстве перед выходом с любимыми родителями на первомайскую демонстрацию в погожий день. К торжественному приёму всё было готово. Цветы я купил вчера после расставания с Мариной по дороге домой. Мне понравились зелёные хризантемы. Понравятся ли они Марине? Сам я пока одет ещё не был, но время для этого – вагон и маленькая тележка; можно пока и в плавках порассекать по просторам квартиры.
      Марина позвонила ровно в восемь:
      – Игорь, здравствуй! Я опоздаю и буду у тебя через пять минут. Я стою у твоего подъезда. Какие кнопочки домофона нужно нажать?
      – Номер квартиры и букву «В» – вызов. Постой, Марин, как это – «у подъезда»? Мы же на десять договорились!.. (Вот те – раз! Вот те – фокус! А я – в плавках, как балбес какой-то!..)
      – Ты знаешь, я проснулась в пять утра. У нас в Новосибирске уже восемь было. И сон пропал. Не акклиматизировалась ещё, наверное. Вот, решила поехать пораньше даже не завтракая. А тебя, что – дома нет?
      – Я дома… Но, Марин, я это… ещё не одет… для торжественного приёма…
      В телефоне раздались гудки, но тут же зазвонил домофон. Я снял трубку.
      – Игорёш, и не надо одеваться! Ты что, хочешь заставить меня с утра пахать, чтобы я мучилась с твоими пуговками-молниями-застёжками-шнурками-подвязками?!
      У меня невольно рот разъехался до ушей:
      – Ну, можно, я хоть халат накину?
      – Халат? Это – сексуально! Надеюсь, на нём нет пуговок-молний!.. Всё, я – лечу!.. Ой, а какой этаж-то?
      Тут я уже вслух рассмеялся:
      – Седьмой, Марин!
      – Игорь, а я – не одна!
      Опа! Вот те – фокус номер два! Я даже не нашёлся, что сказать. Марина, видимо поняв моё замешательство, произнесла в трубку:
      – Не пугайся, Игорь, я в Митино у подъезда соседнего дома подобрала месячного, наверно, котёнка. Он такой славный и жалобно мяукал… Ты впустишь нас двоих? Или пусть крошка пока подождёт на улице?
      – Котов я люблю!.. Заходите, молодые люди!..
      Нажав на кнопку домофона и повесив трубку, я бегом рванул в спальню надевать халат.

      Вы считаете, что Бога нет на свете? Готов с Вами поспорить! Вы считаете, что любви нет на свете? Готов с Вами поспорить!

      В прихожей раздался мелодичный звонок…

                13.09.13