Последняя любовь

Как нельзя из глубин вод-морей ржавчине
вид вернуть, возродить свойства железные,
так и нашей любви порченой, конченой
нет из тьмы возвращения –

кроме проклятых троп. Выйдет, мертвецкая,
обретать под луной облик, существенность,
постоянства и сил, прежде невиданных,
преисполнится, бывшая.

Кровоточит десна, зубы шатаются
от запретных слов на навьем наречии;
погублю я двоих – страшно жизнь кончится,
и за это упорствую,

призываю с небес вещего ворона,
выпускаю в бел-свет чистого лебедя,
налагаю слова нА сердце робкое
ведовские, тяжолые,

на сердечко твое, битое в бедствиях,
да на душу твою, мытую в соль-слезах, –
цепи вкруг окуют рученьки-ноженьки,
станут нежным защитою.

Ты все мысли ко мне, похоти к дням моим
да ночам устреми, стыд позабывшая, –
так люби, как детей, как отца с матерью,
злей, чем мужа законного.

Нет границ промеж двух ветров кочующих,
промеж всполохов, ввысь пламя кидающих, –
не разъять-развести воды кипучие
двух кровей, двух голоднейших.

Мать-Геката, бери судьбы заместо мойр,
жизнь реши, присуши сердце к подобному,
нить спряди, нить отмерь – нить теребящая,
стань влюбленным подмогою!

Сквозь ушко пропусти нить мою, нить ее,
две души плотно сшей, как не положено,
как нельзя по-людски, – сделай по-своему:
плоть жива, душа мертвая…