Сцена жизни

Всегда театр «Современник»
Велик был и непререкаем.
«Крутым маршрутом» неприкаян,
Он в май шагал, словно отшельник.

Но вечер искренне красив,
И режиссер на светлой сцене,
Весна в кипении сирени,
Актрису театра пригласив,
Столетие отметить жизни,
Примером для людей блистать,
Историю родной Отчизны,
В спектакле века показать.

Сменилось времени кружение
Как карнавал,
Дождей каскад в поре осенней
Мир взволновал,
И в октябре листом опавшим
Пришел черед,
Для встречи той, что на Арбате
Произойдет.

Живым огнем мерцал Арбат,
Струилась музыка беспечно,
И задержался здесь навечно
Картинный живописный ряд.

Спешили люди суетливо,
Под умным взором Окуджавы,
Хранителем святой державы,
В объятия осени тоскливо.

Но плач природы безутешный
Заставил вдруг в кафе укрыться,
И к непрочитанной странице
Стремился образ безмятежный.

Спустился сумрак незаметно,
В дверях возник один художник,
Он Мельпомены был заложник
И улыбался всем приветно.

В толпе безликой, монотонной,
Увидел силуэт безмолвный,
В глазах прочел сюжет наивный,
И ракурс выбрал субъективный.

Их взгляды вдруг переплелись,
Словно лоза у винограда,
Но неба внешняя преграда
Не позволяла разойтись.

Он говорил о чудесах,
Что происходят в стенах театра
И стало людям все понятно
У храма Спаса на Песках.

Возник в душе вопрос немой
О смерти, жизни, увядании,
Что закружились в мироздании,
Ответ дан твердый и прямой:
«На добрые дела способен
Душой не каждый человек,
Жестокосерден этот век
И циферблату он подобен.»

И на спектакль приглашение
Ей элегантно подарил
Все обаяние применил
Судьба сулила продолжение.

Но классики незримый свет,
Открыл оттенки пьес любезно,
И распахнулась сцены бездна,
Как будто произнес поэт
Свой монолог блестящих фраз
Набор прекрасный джентельмена:
Любовь, предательство, измена
Все сыграно не в первый раз.

Поведать многое пришлось
О сути детского страдания,
Души безбрежной покаяние
Словно пред пастырем лилось,

И боль взаимопонимания
Единый путь определила,
И руки им соединила,
Но под всеобщее внимание
Галдели яркие фанаты
На стадионе «Спартака»
Тоской приправлены слегка,
Под шумные свои дебаты.

Пророчит осень расставание
И жизнь в разлуке в городах,
Но в телефонных проводах
Как эхо слышно лишь молчание.

И в светлый праздник Новый год
На окнах изо льда иголки,
 И фильм - подарок, снова «Елки»
И у камина дремлет кот.

А в переходе полусонном
Победным флагом вьется шарф
Не слышно звуки посторонних арф
Спешит навстречу человек влюбленный.

В стенах неровных Киномакса
Забрезжила вновь перспектива,
Других людей прерогатива,
А на бумагах только клякса.

Но рейс обратный на Москву
С утра не может быть отложен
И ход событий невозможен
Тоской пронзает синеву.

Церковных служб миротворение,
Рождественская чехарда,
И Вифлеемская звезда,
Как будто ангела схождение,
Игрушек вязаных тепло
Хранит пронзительные мысли,
Вдвоем «стремятся вверх как искры»
И претендуют на добро.

Но снова ждет аэропорт,
Где остров Великобритании,
Как прежде, весь в седом тумане,
Вальяжно смотрит в небо лорд.

Признание публики и пир горой,
Английский лоск, цитаты из газет,
И потрясения трагичный след,
Несет в себе лирический герой.

Стучится в стекла вновь весна,
И наступает день Театра
Как будто ветрами Монмартра
Москва элегией полна.

И удивленный смолкнет зал
Когда в обличье пионерки
Возникнет дух миссионерки
Сквозь неожиданный финал.

А полуночный ресторан
Доселе помнит боль и слезы
Разрушенные словом грезы,
Смещенных горизонтов грань.

В апреле Пушкинский музей,
Вдруг детям двери распахнул
Рисунков выставкой блеснул
Открытым сердцем для друзей.

А после – профилем больниц
Причинно – следственное зрение
И волонтерское движение,
Возникшее из небылиц.

Под кроной белых тополей
Звучал Высоцкий так красиво,
И по аллеям сиротливо
Разлитый отблеск фонарей.

Но май кружится над столицей,
Гостей шутливо принимая
И чаем терпким угощая,
Наигранные маски – лица.

Загадку этого общения
Пытливый Бродский объяснял,
Он многое зарифмовал,
В прострацию перевоплощения.

Сквозь алых свеч пасхальное свечение,
Господь избавит всех от искушения,
Прозрением душевного спасения,
Дарует им возможность исцеления.

В пространстве улицы Басманной
Проявлен аркою фасад,
В ажурный Бауманский сад
Шагает выговор гортанный.

Любви и горестей акценты,
Фон – южный солнечный пейзаж,
Но малодушия типаж,
Оставил прошлого моменты.

Никто не ведал, что потом,
Закончится все виртуально,
Несостоявшимся прощанием,
Невероятнейший фантом.

Финал спонтанной мелодрамы,
Не ясно до сих пор каков,
И не предвидели сей драмы,
Ни Гоголь, и ни Салтыков.
2015