Барное светлое

Отнюдь не простец с лицом "шлакоблочным"
открылся году в девяносто седьмом
тому, кто вечером пьяным безночным,
не может не думать, как были вдвоём
те люди, когда им чуть-чуть оставалось
до планки смешной, заводной,
где лилось вино, пиво, водка, усталый
я шёл чрез предбанник и баню домой;
когда просыпался от громкого Круга,
в хмельной ещё памяти перебирал
вчерашние образы нашего круга,
и я среди образов вновь оплошал;
и, долго не думая, трезвости нежной
дав честный и правый, но твёрдый отпор,
брёл к тем, кто вдыхал в меня воздух надежды,
кто не заносил над главою топор;
безумствуя, мы не прощались с рассудком,
окончив, незлобливо падали ниц,
и где Анатольич встречал нас побудкой,
месье Тимофеич не ведал границ;
скорбя по вчерашнему проигрышу глупому,
наш Дмитрич, пройдя мимо в клетку стола,
вставал во весь рост шахмат этики рупором,
подруга-удача то шла, то не шла;
когда не вприсядку она танцевала,
ходы шли то наискось, то набекрень,
мне друга Зураба всегда не хватало,
но другом назвать его было мне лень;
как грустно в октябрьской ночи порочной,
беспечно в прошедшего утра тиши,
и с Лёвой тогда познакомились очно,
с зачинами мы повстречались души;
мой друг и товарищ, и повод для смеха
сквозь слёзы — умел он то чинно, то в бровь —
мой Лёха — для женщин земных не помеха,
моя же потеха, моя же любовь.