хлеба и зрелищ

Римляне замучены войной,
они в крови и грязи увязли по уши.
Правители купаются в роскоши,
и бедствует народ простой.

Но нет людей несчастней гладиаторов,
чья жизнь не в счет, кто, словно скот
выходит на арену на убой. Толпа ревет
в экстазе диком, предчувствуя исход.

У них на кровь особый нюх;
от жизни рутинной уставшие,
идут сюда в разврате погрязшие,
отыграться на бедном солдате.

Рабы дерутся, дабы жизнь продлить,
и Бог молчит, взирая сверху.
Повелевает Рим: «Убить. Убить.»
Убить несчастным на потеху.

Грызут друг друга звери за добычу.
Но когда люди, им уподобляясь
(сему название «сражаясь»),
друг другу глотки режут из нужды и страха,

из дикого желания еще хоть день побыть,
чтоб не приблизилась зияющая плаха,
чтоб не узнать пока, что там, за жизнью этой может быть –
нет оправданья этому злодейству!

Нет оправдания молчащим, кто сквозь пальцы
взирает на мир, тонущий в блуде и беззаконии.
Засомневался Иов, прав ли Бог,
позволяющий миру биться в вечной агонии?

Вот ответ: если Бог и есть в этом мире теперь,
то мир - это дом сумасшедший, и его заперта дверь.

***
2005