В детстве

В детстве, по словам старшего брата Виктора, Леночка представляла собой медузу в киселе, что не было обидным – для себя самой она знала, как в первом классе школы у неё внутри будто включился моторчик из-за чего прозвище «мартышка» преследовало её почти до окончания учебного заведения. С редкими вариациями типа «То-То» и «обезьянка». 
   Когда из барака, приговорённого городской администрацией к сносу, семья Леночки должна была переехать в более комфортабельное жильё, мама, будучи беременной братиком, не захотела мёрзнуть ещё одну зиму в дощатой халупе, напоминавшей врытый в землю длинный вагон на множество пассажиров, чтобы въехать в трёхместное купе новенького девятиэтажного массива в районе со смешным названием «Энтузиасты». И поэтому они устроились в уютных «Черёмушках» на северо-западе города, вместо первых жильцов - пожилой семейной четы Мельниковых. Заселение произошло в снежном декабре, просто и легко, в два счета, как говорила сорящая народными сентенциями, мама.И в самом деле: грузовичок-полуторка, летящий косо крупный снег и жёлтый свет окон сквозь вечернюю темь закончились в памяти девочки достаточно быстро.
  Мама возила дочь в современный по тем меркам детский сад, рядом со своей работой. Улицу она не запомнила, но большие цифры номера дома остались в памяти. Первая была единицей, а две другие были номером новой квартиры. Но главное, там девочке нравилось, она даже устроила однажды внутренний бунт – так хотелось остаться на ночёвку на огромных стеллажах у стены, наполненных матрасами и детьми, сразу справа от входа в зал. Это было таинственно и по-пиратски, (хотя пиратов Леночка не любила) – можно было кидаться подушками, разговаривать в темноте… Но непреклонная мама нарушила эти планы, сорвав девочку с вечернего приема еды. Оставалось молча завидовать удачливым товаркам и товарищам.
  Этот садик запомнился ей немногими историями, среди которых было вытаскивание из щели между досками, совместно с Наташкой Полянкиной, оторвавшейся от халата Ленкиной пуговицы, за которую в итоге ей всё же влетело. Наверное потому, что везде всего не хватало и мама часто злилась. Пуговица была пластмассовая, маленькая и с четырьмя дырочками по центру. Девочки пробовали поддеть её, но ничего не вышло.
 Также злая нянечка за какую-то провинность выставила Леночку безо всякой одежды и нужды на то перед всей группой и долго стыдила, взывая безрезультатно к кисельному разуму небольших возможностей и размера. Была и ещё одна обида.
   Осенью, высокая воспитательница с темными кудряшками вывела детей на прогулку. Сыпала редкая крупа, воздух отдавал морозной, свежей крепостью. Леночка была одета в черную шубку и цигейковую, а скорее даже плюшевую шапку, перетянутую брючной резинкой – крест-накрест под подбородком и охватывающей саму шапку кольцом на голове. Этот наряд делал её похожей на пингвинчика в кожаных коричневых ботиночках светлого тона. Проходя по территории, как будто вышедшая из туристического автобуса, группа остановилась у бассейна полутораметровой глубины в форме классического сердца, как его рисуют дети и недалёкие взрослые. В бетонном сердце ходили самые настоящие волны, но ведь и ребята были тоже самые настоящие. Казалось, темная вода имела бесконечную глубину и грозила всевозможными бедствиями. В два-три ряда, юные наблюдатели стихии расположились вдоль береговой линии. И замерли. Леночка вдруг увидела, что на одном ботинке развязался шнурок. Она нагнулась и стала его завязывать. Позади толпились дети, но внимание Леночки вдруг выделило из всех одного мальчика. Вёрткий рыженький Славик никогда ей не нравился –
он приносил одни неприятности и беспокойства. И сейчас, она вдруг поняла, что будет дальше – даже увидела. Согнутая коленка приподнялась, и, ощутив лёгкий и подлый толчок в верхней точке, созданной в пространстве, ею же самой, буквы, девочка полетела через голову вниз. Лежать на спине, будучи недосягаемой и скашивать глаза на суматошно бегущую по краю воспитательницу, на равнодушных детей, которым вдруг разнообразили программу тура, на редкие снежинки, касающиеся лица от высокого серого неба – смотреть и ни в чём этом не участвовать было крайне необычно. А ещё, будто совсем отключили звук. Леночка дрейфовала на поверхности целую вечность – шуба почему-то не давала пойти на дно. Прибежавший на крики дядька, работник детсада, прыгнул в воду и спас нечаянную и неудачливую пловчиху, оттащив её за шкирку к бортику… Леночка была рада сушиться одна в большом помещении группы – с чаем и щебечущей на все лады нянечкой. И смотреть в окно, на продолжающуюся прогулку.
 Случалось и удивление. Однажды, идя в группу мимо играющих в песочке детей, следуя за взрослыми по какой-то надобности, она каким-то внезапным включением стала смотреть на них и думать: « дети… песок… какая ерунда…», будто днём раньше сама не занималась этим. Мысли были замедленные, словно они забрали всю её детскость, отнесли далеко-далеко и позволили Леночке самой взять их обратно. Сколько на это ушло времени она так и не узнала – у дядечки дворника не было с собой часов, а у детей и спрашивать было незачем…