Город Цимлянск! Дню Матери

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://stihi.ru/2018/11/25/7712
СБОРНИК "МОИМ РОДНЫМ И МАЛЕНЬКОЙ РОДИНЕ!"

ЦИМЛЯНСК! Дню Матери.

   СТАНИЦА НИЖНЕ-КУРМОЯРСКАЯ!
     Рожала меня мама в станице Нижне-Курмоярской Цимлянского района Ростовской области стоявшей на крутом правом берегу  Дона. Рожала трудно,  и стоял вопрос: спасать меня или мать. Родные сказали: Спасать мать! Но я решил тоже посмотреть на Мир Божий!
     Станица наша была старинная, зажиточная. До революции много зажиточных, благородного воспитания людей в ней проживало, но революция уничтожила их, а строительство сталинского по замыслу Петра Великого судоходного канала Волго-Дон,  с  рукотворным Цимлянским морем и первой послевоенной ГЭС, поглотило и нашу станицу в числе многих. Даже были затоплены неоконченные археологические раскопки хазарского города Саркел (Белая Вежа).
       Весной 1950 года мне было три года и пять месяцев, когда нас в сопровождении, вооружённых винтовками,  солдат-нацменов (то есть – не русских) посадили на баржи и спустили вниз по Дону. Однако  я, несмотря на мой возраст, помню многие места в станице и себя в ней.
     Помню наш дом – казачий курень, летнюю кухню во дворе, где бабушка пекла вкусные пирожки. Помню у порога дома маленькую яблоньку, чуть выше меня ростом, которую  отец посадил весной после моего рождения. Через три года на ней появилось первое яблочко и мне сказали, чтобы я его не трогал и дал ему созреть. Я был послушный ребёнок и яблочко не трогал руками, но откусил бочок,  не срывая: пусть себе зреет!
     Помню у соседки во дворе была большая тютина(тутовник) и соседка  всегда варила вареники с тутовником и меня приглашала их кушать. Однажды в такой момент я был чем-то сильно занят,  не в духе и ответил ей:
     -Вот пьистала заяза со своми ваениками!
    Помню, что у соседских пацанов довоенного возраста была заводная игрушка-танк, который сам ездил,  и из ствола выскакивали искры. Наверное,  это был немецкий трофейный. Их  отец был милиционер и разрешал пацанам стрелять из ракетницы. Старший их сын однажды подкараулил зайца на своих задворках и подстрелил из ракетницы.
       Однажды весной пошли мы гулять на берег Дона к Ерику, так называли казаки впадающий в Дон ручей. Была невероятная  весенняя цветущая и благоухающая красота,  и  мы с матерью подошли вплотную к Ерику, через который лежало, чуть подтёсанное  сверху под плоскость, бревно. Мать никак не ожидала, что оно мне покажется широкой тропинкой. Глазом она моргнуть не успела, а я оказался на той стороне. Мать подняла панику, стала кричать, звать отца, потому что она сама боялась переходить по бревну на другую сторону. Пока отец прибежал, я сам вернулся назад к матери, чтобы выяснить причину её реакции.
   Однажды мы с мамой и папой собирались выйти погулять. Мама надела на меня старенькую футболку и обнаружила, что нагрудный кармашек с одного угла отпоролся. Мама, не долго думая, говорит:
-А мы его сейчас совсем отсобачим!
   Взяла,  оторвала мама кармашек совсем и повыдергивала остатки ниток, а потом пошли гулять. На центральной улице нас встретили знакомые, поздоровались со всеми и со мной тоже. Заметили эти знакомые на груди у меня  невыгоревшее на солнце место бывшего кармана и спрашивают:
-Лёньчик? А куда же у тебя кармашек делся?
На  что я, со вздохом сожаления,  разведя руки в стороны, ответил:
-Да мама же отсобачила!
    Однажды у мамы болел зуб,  и десна воспалилась до флюса. Фельдшерский пункт у нас был через дорогу в одном здании с ветлечебницей. Мама меня завела к соседям, а сама пошла к фельдшеру. Соседи решили идти искупаться в Дону. Меня, конечно,  взяли с собой, а когда возвращались, они спросили у меня:
-Лёньчик! Тебя домой проводить?
   Но я ответил:
- Да, нет! Я ещё борща у вас поем, а тогда пойду!
   Когда я ел борщ, то услышал, как какая-то женщина истошно кричала в фельдшерском пункте.      Я , уплетая борщ,  со взрослым видом сказал:
   - Вот дура какая-то орёт!- я уже забыл, что мама моя пошла дёргать больной зуб. Но ей, конечно, мой комментарий сообщили.
   Купаться мы   спускались  к чигирю.  Это поливальное устройство, состоящее из громадного деревянного колеса стоящего наклонно к воде Дона, чуть её касаясь. На этом колесе висят штук двадцать вёдер. Колесо вращает ходящий вокруг оси верблюд. Вёдра зачерпывают воду в Дону в нижнем положении и, поднимаясь вверх,  цепляются за край жёлоба, опрокидываясь,  выливают в него воду, которая идёт самотёком на огороды. Это был наш высокий правый берег. А вот на левом пойменном берегу ничего поливать было  не  надо. Там – палку воткни и  она цветёт- так говорили старики, потому что это была заливная пойменная, удобренная донным илом земля, где был лес , дикие сады и среди них огороды. А ещё там было множество ериков, проток, озёр в которых было рыбы и раков немерянно. У моих бабушек там были огороды,  и я с ними ходил туда, а перевозил  нас отец моего отца – тоже Василий – мой дед Вася –  инвалид Первой мировой войны, но таких никто официально не учитывал.. С огородов я нёс плетёную корзиночку с первыми помидорчиками и огурчиками. Я до сих пор помню, как они здорово пахли. Больше я такого запаха в жизни не встречал, хотя имел свою дачу и сажал грядки. Это был запах детства!
     Дед мой работал на Дону бакенщиком. Вечером он зажигал бакены, а утром гасил. По Дону ходили большущие пароходы на колёсном ходу. На берегу у пристани стоял двухэтажный дом, где был начальник пристани Лаврентьевич. Он стоял на втором этаже, на балконе,  с железным рупором и курил здоровенную козью ножку. Время от времени в ожидании парохода, он деловито прикладывал руку к козырьку старой казачьей фуражки и смотрел в верх по Дону. Пароходы ходили разные .Я запомнил название   пароходов  « Генерал Ватутин», "Генерал Доватор" и  "Адмирал Ушаков". Люди, ожидающие пароход, спрашивали у Лаврентьича:
-Лаврентьич! А какой сегодня будет пароход?
 Он, затушивая об перила цигарку, отвечал:
-Жалезный! Мать его в дышло!
     Весной 1950 года мы уже жили  километров на сто ниже по Дону в голой степи в хуторе Рябичи-Задонские, куда перевезли и дом нашего земляка-писателя Серафимовича, родившегося в нашей станице. В нём была изба-читальня. В Волгограде его именем назван Пединститут, хотя кроме «Железного потока» я его ничего не читал.  Дом Серафимовича поставили в хуторе Рябичи-Задонские в центре, недалеко от сельского майдана и открыли в нём Избу-читальню, то есть библиотеку, в которой я был, наверное, первым читателем, потому что бабушка Надя, окончившая три класса Церковно-приходской школы, уже в четыре годика научила меня читать, а мама моя учила других ребятишек.
  Вокруг нашего хутора и в самом хуторе с войны, которая кончилась пять лет назад, ещё стояли разбитые немецкие танки. Это были танки из дивизии Манштейна, спешившей на помощь, окружённому под Сталинградом фельдмаршалу Паулюсу. Но тут они "споткнулись", как бабушка моя говорила: «осмыгнулись» - на казачьем наречии. Наших танков разбитых  я не помню. Наши,  если и были подбитые, то их,  скорее всего, отремонтировали и опять отправили в бой. Один подбитый немецкий  танк стоял прямо за  Избой-читальней и, естественно, он был центром внимания всех пацанов. Меня тоже не притесняли и даже однажды пожертвовали мне очень большую по моим силам шестерёнку с косым зубом, в чёрной мазутной смазке, снятую где-то внутри в коробке скоростей. Потом, со временем, я понял, что это был «подарок» не мне, а бабушке моей. Они хотели посмотреть, как  «обрадуется»  моя бабушка, когда увидит меня с шестерёнкой в мазуте.  Я хотел, что бы отец мне приделал к ней палку и я бы катал эту шестерёнку по дороге. Я тащил  шестерёнку домой, весь перемазанный танковой смазкой,  но мои физические возможности не соответствовали желаниям,  и шестерёнка была в скользкой смазке. Я уронил шестерёнку на большой палец ноги и  до крови разбил его. Естественно, заревел я от боли и досады и, хромая пошёл  домой, не оставляя шестерёнку, как драгоценность. Возле нашего двора часто происходили «посиделки» соседей на «каршучке», так называли толстое  старое  бревно,  лежащее под забором, вместо лавочки. Почему так уважали наш двор, я после расскажу. На мой рёв обратили внимание соседи, сидевшие на «каршучке»  и дед Лаврентьевич сказал:
-Лёнькя ревёть, значить  Лёнькя не казак! Лёнькя хохол!
   Слёзы у меня немедленно высохли и я сказал:
-Я казак!-  утерев остатки слёз мазутной, нигроловой рукой, и пошёл в калитку хромая. Однако навстречу  мне вышла бабушка Надя, которой никогда не было времени участвовать в посиделках и с допустимыми ругательствами,  она отняла у меня шестерёнку, которую презрительно назвала «арипей», то есть «репей» и выкинула на дорогу мой «военный трофей». Она  часто говорила на меня: «Что чёрт не выдумает, то он выдумает!» - и теперь она сказала так же. Пацаны, подростки, наблюдали эту сцену из-за угла и «ржали», сгибаясь  «в три погибели».  Вот тут я не выдержал и опять дал рёву,  под смех и осуждения бабушкиного поступка соседями. Бабушка усовестилась доводов соседей в мою пользу и,  подняв шестерёнку, вернула её мне, а я грязными испачканными нигролом руками прижал её к голой груди, как драгоценность и,  успокоившись, пошёл во двор. 
       Через год, когда мне исполнилось пять лет, мы уже жили в городе Цимлянске, который ещё тогда был рабочим посёлком, а в нём был городок для строителей и специалистов Цимлянской ГЭС, ради которой и запрудили наш родной Дон и затопили нашу станицу в числе многих.
      Мама моя отдавалась работе полностью! Она стала учителем начальных классов сразу после окончания школы. Пред самой войной она окончила в Ростове-на-Дону педучилище и  работала  уже во время войны и даже во время непродолжительной оккупации.
     Мама уходила на работу рано и приходила поздно с кипами детских тетрадей на  проверку и проверяла их до поздна и ещё писала планы на следующий рабочий день. Цимлянск был рабочим посёлком и лишь в 1961 году его назвали городом и в этой же газете было объявлено о присвоении моей маме звания «Заслуженный учитель школы РСФСР», а через месяц мама родила мне долгожданную сестрёнку, которую я назвал по имени моей несостоявшейся любви – одноклассницы Нинки.
     Однако я забежал намного вперёд…
   Мама моя таскала на себе кипы детских тетрадей по три пачки,  и в каждой было от 30-ти до 40-ка штук. В городе только к шестидесятому году асфальтировали одну центральную улицу, естественно, имени Ленина, которая проходила мимо нашей школы. Тогда появилась в Советском Союзе первая автомашина «Волга» с оленем на капоте. Мы, школьники,  естественно,  радовались появлению асфальта,  и не помню, чтобы нас предупреждали  учителя или  родители о том, что играть на автодороге опасно. Ведь тогда автомашин было мало, но для меня она нашлась и именно «Волга» с оленем на капоте. Боднул меня олень своими рогами на хорошей скорости, так, что я перелетел через машину, вскочил и побежал в кусты. Когда я бежал, то почувствовал, что у меня на больном месте, на ягодице что-то болтается. Я схватил за это место и с ужасом почувствовал что-то холодное и гладкое. Остановившись,  я осторожно, затаив дыхание извлёк из рванины брюк оленя с автомашины «Волга». Владелец машины к счастью меня не разыскивал и трофеем я был доволен, хотя он мне подкожно  рассёк мышцу на ягодице, что до сих пор прощупывается, но  тогда, к счастью, всё обошлось бескровно!
     Цимлянск отличался очень глинистыми почвами и во время осенней распутицы мы месяца два-три «месили» Цимлянскую глину, отрывая подмётки и каблуки сапог. А ещё возле школы нас заставляли мыть обувь в корытах, несмотря на «вторую обувь». Чтобы отмыть нашу глину, полчаса было мало! И по этой грязи моя маленького роста мамка таскала кипы тетрадей. В мои дошкольные годы в такие слякотные и туманные вечера мы сидели с бабушкой на крылечке нашего дома и ждали мамку,  щелкая семечки или хрумкая вкусными бабушкиными сухариками. Узнавали мы о  приближении мамки по чавкающим шагам ещё по соседней, за углом улице. Бабушка одевала сапоги,  и шла её встречать. Когда я повзрослел, то я ходил её встречать к самой школе и помогал таскать тетрадки.Всегда по пути мою мать встречали родители её учеников и по полчаса беседовали с нею о "подвигах" их отпрысков. Но мать никогда не огорчала родителей "безнадёгой" и за это её уважали и это ей помогало в работе.
    Кроме обязанностей по работе у мамы было много общественных нагрузок, потому что она была исполнительная и безотказная. Оплачиваемые нагрузки начальство растаскивало по себе и «удобным» лицам, а общественные сваливали на мамку. А мамка везде представляла лицо школы и как лучшая по результатам проверок, так и на конкурсах, а в том числе и художественной самодеятельности, так как она хорошо пела. В нашем городе, даже когда он был рабочим посёлком, всегда был районный центр и в нём проводились ежегодные  районные конференции по подведению итогов года. После обязательно проходил концерт художественной самодеятельности,  и моя мамка была всегда первой и её направляли на областную конференцию, где она тоже занимала призовые места для своей школы и района. У нас в нашем рабочем посёлке был «городок» - райский уголок, похожий на настоящий город. Это был посёлок сотрудников Цимлянской ГЭС. В основном «городок» состоял из коттеджей, но центральная его улица «Морская» была застроена двухэтажными домами. Начиналась эта улица с площади окружённой красивыми монументальными зданиями эпохи соцреализма. На этой площади проходили демонстрации к Первому мая и к Великой Октябрьской Социалистической Революции, на которые явка была строго обязательна и контролировалась по спискам партийными органами. Начиная слева направо на площади были расположены: красивый и комфортабельный Дом отдыха для строителей и работников ГЭС, а точнее - для  всякой партийно-профсоюзной элиты или, как называли тогда,  – номенклатуры. Рядом был Дворец культуры ГЭС! Прямо была красивая арка на круглых колоннах: вход в красивейший парк с широкой аллеей усаженной крупноцветными и высокими, как кукуруза красными каннами. Аллея заканчивалась красивой ротондой, с которой обозревалось Цимлянское море с идущими караванами больших и малых судов. Слева виден был уходящий вдаль берег Цимлянского Винсовхоза, а справа пятнадцатикилометровая плотина Цимлянской ГЭС и сама ГЭС во всей её красе! Далеко, на том конце плотины ГЭС возвышался  город - спутник  Волгодонск, где, чуть не доезжая его,  был конец ВДСК – Волгодонского Судоходного канала – 14 и 15 шлюзы,  а  на выходе в Нижний Дон к Ростову-на-Дону, стояли громадные бронзовые скульптуры  на вздыбленных конях замахнувшиеся шашками донские казаки!
    Справа на этой площади стояло красивое здание увенчанное башней напоминающей формами Адмиралтейство в Ленинграде. Это было Управление ГЭС, где проходили официальные районные мероприятия, а в ДК выступления артистов и самодеятельности. Вот там выступала моя мамка. Очень запомнились мне  песни в её исполнении под баян: «Подмосковные вечера», которая тогда только появилась на свет,  песня  «Россия!» : Россия! Россия! Россия – Родина моя!.. «Берёзы» - со словами: «Родные берёзы не спят…»
    Мою маму неоднократно приглашали переводиться на работу в областной город Ростов-на-Дону,  и она была согласна. Однако отец мой был категорически против,  и мама не смогла его уговорить. Если бы он согласился, может быть и судьба нашей семьи была бы иной, более счастливой, так как через десять лет отец утонул в этом море. Хотя, говорят, что кому судьбой уготовано  утонуть, тот в огне не  сгорит…  Когда мне было 14 лет, родилась моя долгожданная сестрёнка Нинка. А ещё через год утонул мой отец и начался мой трудовой стаж после восьмого класса и  на долгие 55 лет!
     Спасибо тебе, мамочка! Хоть ты сожалеешь о том, что воспитывала чужих детей, уделяя им больше внимания, чем мне, но твой трудовой пример был для меня полезнее, чем конкретное воспитание!  Скоро тебе исполнится 94 годика! Живи до ста лет и больше, так как ты остаёшься Центром, Осью нашего семейства!

МАМКА  МОЯ!
К 85-летию МОЕЙ МАМЫ! Мамочка! С  восьмидесятипятилетием, родная!

Ты от природы педагог,
А не какая-то «училка»!
Война тебя застала в школе-
Пришла войны «сенокосилка»!...

Твоих безусых одноклашек
Послал на смерть какой подлец?
Из сорока осталось двое …
Один – мой будущий отец!

Двух пацанов догнали «фрицы»…
«Херр офицер» подж…попник дал
И что придут они в Берлин,
«Херр офицер» никак не ждал!..

А ты учила, мама, новых
Советских воинов-бойцов,
Достойных Памяти и Славы
Российских дедов и отцов!

И был тогда Советский Воин
Грозой врага, оплотом Мира!
Берёг тогда он Честь свою
И Честь Советского мундира!

Детей учила от души!
Ты не была пропагандистом!
Патриотизм ты клала в души,
Хоть не была ты коммунистом!

Тебе  Заслуженный Учитель
Вручили  звание по праву!
Хоть независимость твоя
Была начальству не по нраву!

И как тебя ни угнетали –
Ты всё равно рабом не стала!
Благодаря твоим примерам
Таким меня ты воспитала!

Живи подольше и спокойней
Ты, дорогой мой педагог!
Твой годик восемьдесят пятый –
Достойный жизненный итог!

Твой сын Леонид Крупатин.
Москва. 2010 г.

Л. КРУПАТИН, МОСКВА, ноябрь 2018 г.

БЕРЁЗЫ!И моя мама.
На фото мой старший сын, а я с бородой выгляжу старше мамы...

   Было мне 10 лет, учился я в четвёртом классе Цимлянской средней школы №2. В этой же школе работала учителем начальных классов моя мать. Я, конечно же, учился не в её классе, но всё, что со мной происходило на уроках, ей было известно в переменах между уроками.
    У мамы в классе всегда были высокие показатели успеваемости, её хвалило руководство и завидовали коллеги. Поэтому каждое моё неверное движение было использовано мамиными коллегами в пику ей… Мама отличалась не только в работе. На ежегодных конференциях района или нашей Ростовской области, она участвовала в концертах художественной самодеятельности. Она пела и очень душевно… Я до сих пор помню её песни и реакции зрителей на её исполнение. Помню я «Подмосковные вечера», «Россия» - Россия Родина моя…, «Берёзы» - Родные берёзы не спят… Так вот, мне очень хотелось посмотреть на живую берёзу, так как в нашем степном краю с палящим солнцем, берёзы не росли. Я видел берёзы на картинках,  и они мне очень нравились. Я любил рисовать и однажды попала мне в руки открытка с изображением берёзовой рощи.  По-моему автор её был Куинджи и была на подходе школьная выставка нашего рукодельного творчества . У меня были краски акварельные медовые фабрики «Нева». Я воодушевился и нарисовал эту берёзовую рощу.  Однако пользовался я этими красками неумело и использовал их как масляные. Стволы берёз были даже выпуклыми и листочки в берёзовых косах тоже были выпуклыми и блестели как мокрые. До выставки был один день, но краска так и не высохла. Я принёс свой рисунок в школу и представил её организаторам. Они были в восторге от моего рисунка, но я предупредил, что краска ещё не высохла. Меня успокоили, что с моим рисунком будут обращаться осторожно,  положат его сверху и повесят на стенд аккуратно. Хорошо, что я побеспокоился и до начала выставки зашёл посмотреть, как поместили мой рисунок. Меня встретил мой враг, сын учительницы из параллельного класса и возмущённо заорал на меня, что я испортил его рисунок. Оказывается,  он положил свой рисунок на мой и он приклеился. Я посмотрел на свой рисунок и увидел, что он обезображен. Всё, что блестело… уже не блестит! Оно оказалось на тыльной стороне рисунка этого Лёши, которому я однажды заслуженно дал по морде… извиняюсь, по лицу и был большой скандал. Рисунок Лёши не пострадал, а вот мой… мне очень хотелось опять дать ему в.. по лицу, но я сдержался, вспомнив про мать… и сколько удовольствия испытают её коллеги от этого ЧП. Я взял свой рисунок и пошёл домой. ДорОгой я вытирал слёзы одной рукой, в другой я нёс свой изуродованный рисунок. Дома я ещё больше наложил краски на повреждённые места, чем сделал рисунок ещё более привлекательным. Подумав, я сделал небо вечерним с молодым, растущим месяцем, тоже блестящим и выпуклым, среди блестящих и выпуклых облаков. Внизу сделал подпись: «Берёзы родные не спят!»  Понёс я рисунок назад уже двумя руками и сам повесил его на стенд. Рисунок мой произвёл полный фурор! Возле рисунка собралась толпа и заранее сказали, что мне обеспечено первое место. Я был рад, что я не дал Лёшке в м… по лицу. Первое место было моё! Этому меня подтолкнула мамина песня, вернее – её исполнение! А маме вскоре присвоили звание «Заслуженный учитель школы РСФСР», а потом районное и областное  начальство с ужасом узнало, что мама не член КПСС. Они считали, что с такими результатами, мог работать только коммунист. У неё хватало терпения и такта направить ученика и его родителей в полезное русло, что было главным секретом в её работе. Мама и сейчас: Слава Богу, жива, ей 96 лет, живёт, как и я в Москве, я бываю у неё по выходным. Ходит мама по квартире с тележкой. В прошлом году её с 95-летием поздравил Президент Путин В.В. открыткой и ценным подарком, как «Труженицу тыла», так как она ещё в 1942 году уже учила защитников Родины и наших берёз! А берёзы теперь и у меня, и у мамы под окном, приветствуют нас своими роскошными косами.
Леонид Крупатин, Москва, март 2021 г.