О Поэте

Когда нам было с ним по двадцать
он был влюблён в двух рыжих шлюх
(он так и называл их, вслух,
при них) — троюродных сестёр,
встречаться
успел с обеими, писал им,
что хиповской и вольный дух
объединяет в этом мире
всех, кто не сгнил и не протух,
чей верен слух и глаз остёр —
всех, кто чего-то, правда, стоит, —
он оглушающую лиру
связал с веснушкой и рыжинкой...

одна — уехала, другую
он бросил
и нашёл блондинку...

Он был Поэт! — Я так считаю,
и фору дал бы сотням тех,
кто добивается успеха,
публично ****ство прославляя
в своих поганеньких стишках
о драках в барах и тусовке,
и кто, кому, где, впопыхах,
чего присовывал — массовке.

Все спичи были без понтов,
и кулаки, покруче стали,
всю мразь — скинхедов и гопов, —
фейсом на флор не раз роняли.

Талант! — Он не читал с листа!
И ни единого по кругу! —
Поэт, который был мне другом,
но быть поэтом перестал...

Писать закончил и не начав:
две рыжих музы стрёрлись в пыль,
и с ними то, что он сложил
о них и о других, тем паче.

Последней блёклою строфой,
костра бумаги не узнав,
осталась память о лихой
и яркой песне. Вот она:

"Я больше не пишу стихи:
нет музы — значит, нет поэта;
есть рифма, но напрасно это —
Я больше не пишу стихи."