В путь, Постум

Дорога вплетается в арки, как руки в мокрый рукав,
Застегнувшись домами, морозом , далёкой лампой.
Скамейка будто вельвет, зимою душа и нрав,
Отречённей, чем поезд выгнутый выбитой каппой.

Сигара прохожего тлеет его же профилем,
Город вложенный в тьму, как ключи в пиджак,
Цвет неба- отсутствует. Как на губах, обожженных кофием,
Светофор воспаляется красным. Повсюду мрак.

Отражение в зеркале целится в лоб,
Из револьвера дамского, верхнее веко с нижним,
Бьётся за звание вычитаемого, наверно чтоб,
Суммой углов познакомить глаз со всевышним.

Догадайся, надолго ли хватит зим,
Чтобы вновь в голове загуляли ливни.
Каждый город похож на распавшийся Рим,
Когда пар из ноздрей повторяет бивни.

Облака надвигаются корнем квадратным из,
Клина птиц летящего с грустным далёким „курлы"
Нерест дождя на сырой карниз,
Падает, точно копья в войска Сулы.

Деревья, как волосы ждущие седину.
В наушниках зов Гавриила, слиянием нот,
Пробор, как Сусанин петляя ведёт к мозжечку,
Мачта не помнит, когда перелезла борт.

Газ на плите ускоряется как турбина,
Фонари, будто душки очков висят на ушах перспективы,
Простыня, цветом больше достойная римского тыла.
Композитор-буддист оглушён от овации Шивы.

В цинковом зеркале, в воздухе более полном,
Тенью нежели светом, смотрит себе в глаза,
Мальчик, с застывшим: „Так вот каким ты..."
Можно ещё, есть время нажать тормоза,
Но чувство с которым ты обездвижевшись,
Разрешаешь часам идти,
Равно сумме курка и пальца,
Будто знаешь конец пути.
***
„Под мраморной кроной персидских древ,
Золотым лепестком прикоснулся к моей руке,
Я признал тебя, не спеши,
Всё равно ведь, пойдём налегке.
Постум, я покидаю тебя.
Извини, недопито вино,
Разговор нам продлить суждено,
Как число, запятые храня,
Постум, вскоре морозной зимой,
Ты придёшь ко мне, вишни придут,
Я не верил, но портик всё тот.
И такой же, как раньше пруд.
В пелене этой нет ничего,
Что не видели в жизни той,
Так что смело, Постум, вперёд,
Вперёд, Постум, идём домой.