Би-жутерия свободы 291

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 291
 
У въезда на Брюквинский мост триумфальной аркой возвышался афро-гомериканский полицейский в начищенных ботфортах с нашлёпкой на одном глазу и рейтузах циркового акробата, настоявшегося на руках  (ну копия Сашка Эмбрион из соседнего двора в мрачной цветовой гамме, подумала Лотта). Белоснежные веерообразные зубы  средневекового циклопа развевались на ветру, а пружинки непослушных волос выстраивались в проволочный ряд. По надменному виду было заметно, что он чувствует себя мелиоратором, возделывающим выделенный ему властями участок в лихорадящей стране, которой следует принять жаропонижающие меры. Лёлику, легче было бы бросить гостевой вызов фехтовальщику, чем встретиться взглядом с эбонитовым гигантом.
 Двадцатисантиметровым пальцем высокомерного баскетболиста блюститель порядка поманил ненормативный «Лексус».
Лёлик глубоко вдохнул гарь воздуха, повертел её на кончике языка, опуская бронированное стекло, как вдруг услышал полицейскую детину, напевающую начало песенки ЛТМ.

         Жирный кусок просится в рот,
         Жирный кусок спать не даёт...
               Каждый мечтает о жирном куске
               С кровью и только себе.

Пересох несказуемо обрадовался, блюститель понимает прописные истины, поразился он, что оборачивается уму непостижимым достижением; это тебе не хобби – слюнявить кончики шнурков на ботинках, обитых чёрным бархатом. Туземец  памятником выстаивает, чтобы случайный проезжий не увековечил задумчивого пешехода под колёсами в разъезжем акте вандализма.
– По-нашенски поёте? – задал Лёлик никчёмный с точки зрения белого человека, невполне деликатный вопрос чёрному Гулливеру.
– Yes, да, ай как же, – подтвердил миловидный гигант и проплыл глазом (второй был залеплен лиловой нашлёпкой) по лицам сидящих в машине, – Ваши права, сэр, – постучал он удачной раскладкой пальцев по собственному виску; со стороны могло показаться, что  повеса-самоубийца наводит на себя дуло красоты.
– Перед Вами я бесправен, – польстил ему Лёлик, деланно смеясь, – хотите отведать шампанского?
– При исполнении обязанностей – никогда! Почему солдат незнаком с математикой? Да потому, что он не решает задачу, а выполняет её, – прокаркал чёрный ворон и резво щёлкнул подбитыми подковками каблуков, выделывая тонкими ножками всевозможные кренделя а-ля фабрики «Красная зазря» – Проезжие по могильнику тут же настучат. Мы с вами не в престольном граде Мозгва. К тому же на тихоокеанских островах Пасхи диковинные птицы постятся, и я из солидарности с ними пост соблюдаю. Я уважаю все страны Организации Обделённых Дотациями скопом и отмечаю их региональные праздники с присущим мне энтузиазмом. Желаете исполнения без танцевального сопровождения с телодвижениями?
– Валяй, постовой. Жаль ты не бухгалтер, исполняющий сальдо в заброшенном квартале. Хоть на ненавистной чужбине на родном языке послушаю кантату «Огуречный рассол» в яркой окантовке. Хорошо, что обуглившееся за столетия пребывания на солнце лицо, переданное тебе предками, не нуждается ни в пудре, ни в побелке.
– Тогда, мадам, приспустите окно и прикажите своему спутнику помыться, в противном случае его жирные волосы никогда не похудеют, – выпалил вконец разомлевший блюститель, и запел.

Я её заЗанзибарю,
вГаню и отКалахарю,
в дикой африканской пляске через джунгли прогоню.
В память о Лумумбе вжарю,
так что ей приснится паря,
а потом и в сегрегации её же обвиню.

В голову девчонке вбили
десять слов на суахили –
это мой язык, в котором я собаку с мамой съел.
Неча было препираться,
вам по-римски «molto grazia».
Как твердил Высоцкий Вова, «...если пьян и мягкотел».

Долго говорить не буду,
я сюда заехал, Вуду
преподать девчонкам белым (до скабрезностей охоч
мой неистощимый палец) –
черный ласковый мерзавец,
Шоколадный в страстном танце им всегда готов помочь.

– Откуда у Вас такой сочный сленговый утрусский язык? Подозреваю, он нёбожитель. У вас случайно не продаётся Встроенный шкаф? – полюбопытствовала из-за ускорузлого Лёликиного плеча красуля Лотташа – женщина с высокими скулами образования.
У неё был опыт работы по раздаче комплиментов, но вором вкрадывалось подозрение – всё это из-за непонятного «Чёрного Кондрата» малевалы Умалевича, которого она сама бы с превеликим удовольствием возвела в квадрат. Для успокоения расшалившихся нервишек, Лотта вынула плитку чёрного шоколада  и вкусно надкусила его. Она принюхалась. Коверканные слова песенки всколыхнули в ней залапанные и дырявые воспоминания наскоро заштопанных времён, когда она не отдавала должного мужчинам, включая их бумажники. Жаль, подумала она, что негру не видна моя поясница – лучшая составная часть от талии и ниже.
Блюститель порядка и властелин Брюквинского бриджа, то бишь моста, поправил на бычьей шее нитку дутого чёрного жемчуга, вывешиваемую на чёрный день в назидание белому человеку и зыркнул белками глаз. Неохотно закрыв рот, он, полный чёрной неблагодарности, неадекватно прореагировал на шоколадку, полагая, что его незаслуженно пытаются раскусить на посту.
– Насчёт шкафа подъедьте на следующей неделе. Но клянусь, вы не услышали бы от меня сленга, мисс, если бы с подачи бледнолицых варваров не убили бы любимого Патриса Лумумбу за то, что с его помощью на африканском континенте раскопаны бренные останки больного воображения хомосапиенса, доказывающие, что негр – это черновик белого человека, – пожаловался постовой.
Было за версту видно, что глядя на Лотточку, этот волдырь на мосту тщетно старается согнать со своего лица похотливую улыбочку, застывшую белозубым суфле ещё со времён, когда его дед с бабкой продирались сквозь джунгли, где было темным темно, возможно поэтому теперь он жил в Чёрном районе. Его асфальтный кромсающий взгляд ощетинился, смерил Лотту рулеткой конвоира, но натолкнулся на отпор её серо-цементных глаз и поник.
– Скажите, любезный, а разве не парадокс осуждённому на одиночество в жаркой пустыне прозябать в непролазной нищете? С вашими бы губами дорожные пробки рассасывать, но для этого вам необходимо отбеливающее средство. Могу прислать, – не осталась перед чудовищным ископаемым в долгу Лотточка, на мгновение почувствовав окаменелость в цистерне мочевого пузыря.
Полицейский встрепенулся, подумал, что пора записаться на курсы медитации на утрусском и перестать пить кофе с цикорием, но осклабился и попробовал выяснить:
– Или вы принимаете меня за тёмную личность, или у вас... (он хотел произнести Белая горячка, но удержался, потому что его дальновидное начальство могло воспринять это за дискриминационный выпад против бледного населения, а за такое замечание пришлось бы если не расплачиваться, то раскошеливаться).
– Думаю, отбеливающее средство не поможет, но смуглую краску постараюсь раздобыть. Ведь вы не соответствуете поговорке «Полицейский не дремлет, когда спит». Вы чёрное золото Гомерики, но она этого ещё не знает, – скомплиментила Лотта и, отрешённо заглянув в его смеющуюся пасть, благоразумно решила больше не контактировать, дабы не избавляться от последствий укусов.
– Ну ты, стер-лядь, и востёр! Такой поговорки не существует в утрусском языке. Этого не позволяют его вкусовые рецепторы. Вы её придумали, чтобы в должностном лице унизить 30 миллионов афро-гомериканцев. И чего ты супротив меня ополчился, заяц-беляк? Я не пиаф (воробышек – фр.), меня на мякине не проведёшь, и имею право подозревать вас в использовании чёрного юмора как смертоносного оружия уничтожения моего человеческого достоинства, – гаркнул он. – А вообще-то я мечтаю уйти в сорок лет на пенсию и заняться частным бизнесом – открыть баньку с мочальным капиталом или сеть общественных туалетов «Чернослив» с отлитыми пулями, куда вход белым нелюдям воспрещён.
– А что мы, собственно говоря, нарушили, дядя? – Изогнув тонкие губы, торжественно поинтересовался Лёлик, уставившись на  черновик белого человека, которого не купить цветной «капустой».
– Признайся, подонок, что ты подразумевал дядю Тома и его жалкую хижину в провокационном писании расистки Харриет Бичер Стоу, а это уже оскорбление должностного лица по цветному признаку. В Гомерике бесплатно неосмотрительные высказывания холёным уродам так просто не проходят. Твоя компания дорого заплатит за то, что два комика-гомика милуются за рулём в еле движущемся транспорте, – обрадовалась полицейская детина, мурлыча под нос «Где вы, мои счастливые пенёчки?»
– Уверяю вас, как должностное лицо по национальному признаку (Лёлик потёр крючковато-курносый треугольник посередине циркульной физиономии, с этим чёрным полицейским он чувствовал себя как белый творог, сбившийся с дороги), такого быть не может, эти двое люто ненавидят друг друга, – поддел его Пересох.
– Издеваешься, богатая сука, над бедным полицейским, действительным членом организации «Почерневшие помидоры»?! Делаешь комплименты, а сам думаешь, что самые светлые головы у чёрных, потому что они ничем не загружены. Если я подвергну твою машину, беглая акула, индусскому обыску,  даю рупь за сто, что надыбаю пару белых балахонов с капюшонами ККК. Небось, ты, заяц-беляк, ещё и на чёрном рынке наркотой приторговываешь, – лицо негра приобрело землистый цвет с налётом краснозема. Несомненно, в его роду затерялось поколение воинов-индейцев.
– Нисколечко не издеваюсь, успокоил черновик полицейского Лёлик, – послушайте Горилла, я подозреваю, сцена – ваша жизнь, всё остальное репетиция, вы стоеросовая дубина и по достоинству заслужили пальму первенства среди баклажанов в Нью-Поркских джунглях. Попробуйте на неё обратно забраться. Уверяю, там вас с нетерпением ждёт разноцветная подружка, напоминающая скопление ювелирных безделушек и пожирающая мужское достоинство, как игральный автомат монеты в казино Атлантик-Ссыте.
Гигант оторопел, но положение было спасено тем, что здоровила не знал точного перевода слова стоеросовая, баклажан и чернорабочий (знал бы – растерзал бы). Он также решил не связываться с этим белёсым осьминогом на теле чёрного народа.
– Сразу видно, что вы, чумазый, не из робкого десятка, – оценивающе-сосредоточено посмотрела на него Лотта.
– Ещё бы, не как вы, весенние отморозки с исковерканным дощатым менталитетом, – не унимался полицейский.
– Утихомирьтесь, мой дорогой представитель этажерки власти. В вас нет ничего от Майкла Джексона, – с сожалением вздохнула «лингвистка» Лотташа (она готова была наброситься на него, как покрышка, накидывающаяся на чёрный рояль.).
– Это правда. Вам, белые мыши, на вкус и цвет товарища нет.
– Я бы ещё добавила, и на ощупь, – смущённо вставила Лотта. Её груди накатились двумя волнами на еле прикрытое окно.
Смышлёный постамент улыбнулся и пошёл в лобовую атаку:
– Расисты вроде вас не любят ни чёрную, ни баклажанную икру из-за зубочистки – аксессуара дурной привычки. Да я вас на миллион засужу с вашим хобби чинить раковины у улиток, на которых улики налипли так, что соскоблить нельзя, особенно с этого типа, по ошибке снашивающего брюки. Похоже, что он без принуждения справляется с функциями женщины, подверженной всеобщей воинской повинности, когда в доме идёт «Война полов».
Лёлик неодобрительно посмотрел на осеннюю распутницу Лотту, которой пришлось держать следующий удар полицейского.
– До чего же проницательный бельчонок мне попался на дежурстве! Но он даже не подозревает, что перед Майклом Джексоном у меня что ни на есть весомое преимущество. Я вывел для себя золотое правило – если чёрный хочет побелеть – разозлите его, – перехватил взгляд Пересоха полисмен. – Разве не в вашем фольклоре упоминается раззадоренный  князь, шедший «На Вы», и только потом на непривычные уступки?
– Значит вас можно довести до белого каления, завернув в листьях чёрной смородины? – поинтересовалась Лотточка.
– По поводу коленей ничего не скажу, я в них не разбираюсь, не специалист я по менискам. Проконсультируюсь-ка насчёт колоний у моего футуролога Ксилофона Подиатриста. Ну, хватит перемывать кости медузам. Я тут с вами бесплатно в прениях  потею, а женщины в сборчатых юбках какого-нибудь братского народа Экваториальной Африки борются за независимость от самих себя.
– Вместо того, чтобы прочёсывать трафик вплоть до горизонта,  спойте что-нибудь из Валентина Катаева, мне нравится его благозвучное имя, – поддел его  Лёлик.
– Не довлей над моей исключительной личностью, хмырь, и что ты имеешь в виду, белая образина?! (полицейский сильно распаляется от имплантированного в его мозг незнакомого слова).
– «Чернеет парус одноокий», – пояснил побледневший шутник, тут на носу Лёлика Пересох выступили шипящие пупырышки газированного пота, как во время утреннего отречения от рассола.
– Боюсь не поставленный голос сорвать. Вас, белобрысых, ещё слишком много. Вы из поколения в поколение страдаете белокровием и хотите, чтобы и на наших телах проступали неисследованные белые пятна. Не надейтесь! Мы задавим числом. Ваши щупальца и недостроенные козни повсюду. Но скоро белые грибы замаринуются в кофейной гуще тупого ликования непобедимой цветной толпы. Я всё больше начинаю верить в  «Белый Дом» с шокоЛадной начинкой, – преисподняя в золочёной раме его улыбки огненно разверзлась, – правда вам слаще от этого уж точно не будет. Это ещё не завершающий аккорд поддых, – провозгласил негр, напирая на басовые нотки сожаления и поправляя сползшую нашлёпку на пустыре глазницы. – Если сделаешь хоть одно оппортунистическое движение, я пошлю тебя на курсы усовершенствования водителей «Учись спускать на тормозах для удовлетворения одной из своих половинок».

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #292)