О страшном наводнении... Детлеф фон Лилиенкрон. Пе

О страшном наводнении в ночь под Рождество 1717 года

Всю неделю злые воды
Бушевали на равнине,
Ибо брешь пробил в плотине
Вечный враг людского рода
И затем, злорадства полон,
В глубь нырнул, под шапки волн.

День – как ночь: угрюмы оба,
И, как дьявольское око,
Все мигала одиноко
Лютая звезда потопа.
Ной запел и с ним сирены,
Брызги, волны, шапки пены.

Море затопило долы,
Гибли люди и скотина,
Смыло дамбы и плотины,
Смыло города и села.
Где зерно, сыры, колбасы?
Море съело все запасы.

Тех же, кто от наводненья
Вылезал на крыши ночью,
Пенные стегали клочья,
Волны рушили строенья,
И вбирала в глубь воронка
Мать, спасавшую ребенка.

Старца, ждавшего могилы,
На одре в волнах мотало –
Этой шлюпке не хватало
Только мачты и ветрила,
И, молитвенник листая,
Старец плыл сквозь рыбьи стаи.

Кораблей, погибших в шквале,
Тяжко корпуса катились
По кустам, об стены бились
И в деревьях застревали,
И пожар, взвиваясь с треском,
Озарял их диким блеском.

Вот в косом стучащем граде
Дом стихия развалила –
Стон вцепившихся в стропила:
«Помогите, Бога ради!»
Ветер бил соленой гущей
В ноздри лошади плывущей.

Не щадя гвоздей и скрепов,
Море церковь раздирало,
Гроб за гробом выпирало
Из разрушившихся склепов.
Свежий труп, скелет столетний
Уравнялись в день последний.

Волны на седьмом рассвете
К суше колыбель пригнали,
В ней – младенец. Не пугали
Ни волна его, ни ветер:
Потрясал он погремушкой,
Кот ему служил подушкой.

Тут пришел конец разливу.
Наземь твердою стопою,
Чтобы овладеть собою,
Стать стремится все, что живо.
Люди, жалостью ведомы,
К бедствующим входят в домы.

«Гляньте, дом-то как побило,
Ну-ка там посмотрим тоже.
Отзовитесь!» Тихо. «Боже, –
Кто-то говорит уныло, –
Мертвым просто нету счета…» –
«Тихо! Там зевает кто-то!»

Ну а там под одеялом
Девочка лежит, зевая,
И ворчливо, как большая,
Заявляет с видом вялым:
«На минутку прикорнула –
Так вот жизнь и промелькнула».