Ботаник

Я весьма и весьма обожаю свой личный гербарий —
всё в нём есть — даже листья тропических араукарий.

В нём найдётся всегда эвкалипт, кедр ливанский, секвойя —
я гляжу на неё, на секвойю — и вою, и вою, и вою

от носта́льгии, чувства прекрасного... У стойки бара
можно встретить ботана — или ботаника — вот мы и пара...

Но о личности можно судить только лишь по напиткам:
хлещет баба Мартини иль Вермут, знай: жизнь будет пытка.

А вот ежели дама выпьет Гленфиддих — и двигает в Умань,
сто́ит подумать: не каждый день встретишь столь клёвую вумен.

Вот на этой страничке у меня рододе́ндрон, цветок олеандра,
благоухающий, словно фрейлины из свиты императора Александра.

Здесь покоится чайная роза, пунцовая вся от позора —
роза, упавшая из венца падшей девы прямо на лапу Азора...

Бедный, бедный Азор! — как давно околел ты, бедняжка!
Но как предан был мне ты, как предан — хотя и дворняжка.

Всё, всё в гербарии этом мне так симпатично и любо —
листья клёна, каштана, платана, вяза, ясеня, липы и дуба.

Я надрался у стойки, листая гербарий: и снова секвойя...
Ты скажи мне, мой друг, — почему народился такой и сякой я?

Всё прошло. Всё засохло. Листочки. Цветы. В тёмном баре я
стал похожим на бурый от времени папаротник — из гербария.