Записки бабушки. Трепетная лань

- Мам, - тихо шепчет доченька, - я на работу съезжу, справки отвезу. Ты Захара покорми, кашку свари ему.
- Хорошо,- шепчу я в ответ. 
  Я в гостях у дочери. Привычка вставать рано берёт своё. В 11 вечера падаю с ног, спать хочу, а в 4 утра просыпаюсь. Дома нашла бы себе дело, а в гостях, ну посидела на кровати, прислушалась к тихому дыханию мужа. Послушала, как просыпается город. Побродила по квартире. Прислушалась, как посапывают внуки в своих кроватках. Прикрыла дверь в ванную комнату, где на ночь оставили включенным свет, и опять присела на кровать. Вскоре зазвенел будильник у детей. Теперь и вовсе высовываться из спальни нельзя. Всё у них в спешке, всё бегом, не люблю под ногами путаться.
  Город просыпается. Загорается в окнах свет. За окном слышен нарастающий гул разъезжающихся машин. В доме уже, во всю, громыхает лифт, хлопают двери, всё громче журчит вода по трубам. Хлоп, хлоп -  захлопываются двери. У-у-у, уносит вниз людей старенький лифт. Топ-топ-топ, кто-то бежит по лестнице вниз, на своих двоих быстрее будет. И – относительная тишина. Первая волна схлынула. Потом пойдут дети в школу и садик. Уже потише будет.
  Выхожу из спальни и иду на кухню. Чаю хочется. Наслаждаюсь горячим, бодрящим напитком и смотрю на сереющий зимний рассвет за окном, на нахлабученные  тучи над многоэтажками, на начинающийся снегопад.
  Оля проснулась. Заспанные глазки ещё в мире грёз, нет той осмысленности во взгляде. Коса, мягко заплетённая на ночь, растрепалась и немного расплелась, резиночка потерялась. Если Олю удастся уложить, ещё немного поспит, пожалуй. Торопиться некуда, болеет.
- А мама где?
- Скоро приедет. Иди, полежи ещё.
И Оля идёт в детскую. Всем нужна мама, без неё никак.
  Постанывая поднимается муж. Собственно здесь я из-за него. После серьёзной операции побоялись везти его домой в село. Вдруг что-то не так пойдёт, здесь, хотя бы, «скорая» приедет, а дома, из-за снегопада и большой занятости, может просто не доехать. Привезли из больницы чуть живого, похудевшего килограммов на двадцать. Уезжал мужчина, приехал – старик, что называется «краше в гроб кладут». Дети не узнали, я – расплакалась. Ничего, главное – жив. Спасибо врачам, вернули к жизни. С его проблемой жить оставалось два-три месяца, в крайнем случае, не больше полугода. Слава Богу! Выкарабкался. Когда беда с собой, это не беда, а полбеды, а вот когда с родными – это беда.
  Сейчас тихонько оботру влажной салфеткой, обработаю швы (Господи, распахали-то как, от горла и почти до пупа, от колена и до щиколотки) и завтракать. Хорошо, что муж здесь, с детьми и внуками, мне кажется, он восстанавливается быстрее, подчас забывая свою боль.
  Ну вот,  всё идёт своим чередом. Одно дело сделано, другое на пороге. Оля окончательно проснулась и привела себя в порядок.
- Баба. Я кушать хочу.
- А у меня кашка уже готова, ждёт тебя на столе, в чистое полотенце укутана. Захара подождёшь?
Оля кивает головой и идёт к деду, а я к Захару.
  Мой маленький внучок уже проснулся, но ещё лежит, нежится в кроватке. При звуке открывающейся двери, захлопываются любопытные глазки. Я присаживаюсь на краешек большой кровати и потихоньку глажу маленькую ручку. Перебираю пальчики и шёпотом здороваюсь с каждым из них. Большие серые глаза на секунду распахиваются, чтобы посмотреть, что происходит, и тут же схлопываются обратно. Длинные «девочковые» ресницы немного дрожат, то зажмуриваясь, то приоткрывая хитрые глазки. Ручонка втягивается под одеяло, а я перебираю уже пальчики на ножке, высунутой из-за решетчатой перегородки.
- Ножки, ножки, пойдёмте бегать по дорожке, Захарушку кашка  ждёт, вкусная да сладенькая. С неё детки быстро растут и ума набираются, - еле слышно приговариваю я.
Захару интересно и он приподнимает голову от подушки.
- Ах, вот и Захарушка проснулся, пойдём-ка, дружочек, одеваться и умываться, - тяну я к нему руки, беру из кроватки и целую нежные щёчки.
  Как я люблю эти моменты, когда мои маленькие внучата только просыпаются. Такие тёпленькие, нежные со сна, просто ангелочки, когда характер ещё спит, а сопротивление и вредность дремлют и можно попеть песенки, почитать потешки, поиграть с ручками и пальчиками, потереться носиками и безнаказанно расцеловать пухленькие  щёчки, ручки и ножки, взять на руки и вдохнуть в себя божественный запах маленького ребёнка. Этого чуда, явившегося на свет и изменившего тебя. Это и есть счастье.
- А теперь завтракать, нас кашка ждёт, - говорю я, когда водные процедуры закончены и Захар принаряжен, «как денди лондонский одет».
Несу его на кухню и сажаю за персональный высокий столик. Оля сидит рядом и двигает ко мне по столу тарелочки, давно приготовленные для кашки.
- Ах-ах-ах, какая кашка! – Вдыхая ванильный аромат молочной каши ,и всем своим видом показывая, как хороша и вкусна она, раскладываю  по тарелочкам. – А после кашки каждому банан причитается.
- Нина, помоги, - зовёт меня муж из зала.
- Олечка, покорми Захара.
  Пока я помогала мужу, Оля решила покормить братика по-своему. Вернувшись в кухню, я застала такую картину. Тарелочки с кашей, как стояли там где я их оставила, так и стоят, а Оля и Захар упле тают бананы. Причем, если Оля только начала есть банан, то Захар уже заканчивал. «Тут уж не до каши», - поняла я. А Захар, прикончив свой бананий, уже тянул ручонки к, оставшемуся для спящего старшего брата.
- Дай, - требует он.
Грустно взглянув на остывающую кашу, я отрезала от Вовиного банана кусочек и подала Захару, который тут же разделался с ним, затолкнув в рот.
- Дай ещё, - маленькая ручонка требовательно сжимала и разжимала маленький кулачок, наглядно показывая мне, что ему надо, вдруг слов не понимаю.
- Нет, - твёрдо говорю я, - это Вове. Хочешь кашку?
Мой внук всем своим видом выразил недовольство. Бровки нахмурились и сошлись на переносице, глазки стали недовольными и требовательными, губки выпятились, ноздри маленького носика стали раздуваться, маленькие кулачки сжались сильнее и ударили по столу.
- Нет, это Вове, - твёрдо стою на своём, - не хочешь кашу, как хочешь.
- Нина, - зовёт меня муж.
Я разворачиваюсь и иду к нему, не замечая грозный вид Захара. И уже подходя к двери, слышу слова брошенные мне вслед.
- Ка-о-ва!
У меня такое чувство, что налетела на невидимую преграду. Резко разворачиваюсь и иду на грозный взгляд внука.
- Я корова? – Не менее грозно спрашиваю я, надвигаясь на внука.
- Да я в душе трепетная лань! – Тычу себя в грудь кулаком.
Захар что-то резко выкрикнул мне в лицо. Не поняв его, обращаюсь за переводом к Оле.
- Оля, что он сказал?
А та, ещё смакуя свой жёлто-кремовый бананий, спокойно переводит.
- Баба, он сказал «не верю».
  Конечно, об этой перепалке рассказала мужу. Надо ли говорить, что он смеялся, через раз охая и кривясь от боли.

  Скоро эта история стала известна всем. Перед отъездом домой, я решила навестить родственников. Дверь мне открыл их внук, шестилетний Егор. Держа дверь и глядя мне в глаза , он спросил.
- Трепетная лань?
- Ага, - с кивком подтвердила я.
- Проходи, - широким жестом и с явным интересом приглашает войти в квартиру Егор.
Во как! Мы с интересом наблюдаем за ними, а дети с не меньшим интересом наблюдают за нами.