Светлана и Женский век. Часть третья. 7. 2

7.2 ГОДЫ ОЖИДАНИЯ.
 
СКАЗКА ОТ СВЕТЛАНЫ ПРО АННУ И АРТЕМИЯ.

Царевна есть - теперь императрица.
Герой - не принц, но всё же дворянин, -
Который рода древностью гордится
И с детства носит свой сиротский чин.
Воспитывался в доме Салтыковых
И к грамоте, цифири прилежал,
Пожалуй, в доме самый был толковый
И с выдумкой бумаги составлял.
Любил лошадок, а пищаль отцову
Лелеял, став и неплохим стрелком.
Он следовал наказам Салтыкова,
Что стал ему и названным отцом.
В чужой семье его хоть привечали,
Ему несладко всё-таки жилось:
Таких, как он здесь много обитали -
Одна хоть крыша - жили все поврозь.
Боярин родственником был царицы
Прасковьи, но Артемий понимал,
Что чуда никакого не случится -
Себе он сам дорогу пробивал.
А потому учился сам, прилежно,
Хватал осколки знаний на лету,
Втемяшивал всё в голову надежно.
Дорогу выбрать главное бы ту.

Измайлово - уютное, родное!
Указ царя - приказ, а не каприз.
И, повздыхав, повспоминав былое,
Наладилась царица в Парадиз.
Там Пётр собирал своё семейство -
Ослушаться Прасковья не могла.
Гистория своё продолжит действо -
Темна ли сторона её, светла?
Всё в руце Божьей!
                                    А пока - охота!
Прощальная! А там ужо отъезд.
Герой на царский двор через ворота
Въезжает не для выбора невест,
В повозке, крытой старою рогожей,
Держа в руках тяжелую пищаль.

А ведь и правда же - всё в руце Божьей:
Что впереди нас ждёт? Какая даль?
Такая ли, как снежная равнина,
Следами вся повдоль испещрена?
Морская ли воспримет нас пучина?
Низвергнув вниз, поглотит нас волна?
Всё в руце Божьей!
                                     Нашему герою
Осталось на дворе найти ночлег.
Охота завтра! Утренней порою
Быть может он и окровавит снег.

Разбужен был он карлою безносым -
Ещё темно и полная луна, -
Но изгнан сон был воздухом морозным.
С крыльца открылась сразу белизна
Пространства царского двора-поместья.
Пошёл по свежему снежку, хрустя.
А пригоршня его с морозцем вместе
Совсем прогнали сон. Уже шутя
Пошёл на свет и ржание к конюшням
Лошадку для охоты выбирать,
Пока возможность выбрать есть получше,
Пока не всем приспичило вставать.
Караковую выбрал - что такого? -
К нему ластится и смиренный вид.
Но снаряжали конюхи гнедого
Здесь, рядом с ней - тот косится, храпит.

- Красавец, - подошёл к нему Артемий.

- Царевна любит ладных лошадей.

- Царевна?
                     Конюх, старший здесь над всеми:
- Царёва дочка, Аннушка. Ей-ей.

А конь волною страусовых перьев
Тряхнул, богатой упряжью звеня.

- Царевна! Ишь, - сказал, ещё не веря,
И сам погладил смирного коня.

- Пошёл бы подкрепился пред охотой,
Боярин, - конюх высказал седой:
- Собак не велено кормить перед работой,
А ты, чай...
                       Заурчал живот пустой. 
 
*

Ну вот и подвели к крыльцу гнедого.
Взлетела так стремительно в седло
Царевна - видно, - для неё не ново,
Охотничье привычно ремесло.
Артемий, сидя на своей лошадке,
За Анной наблюдал издалека:
В ней виделись охотничьи повадки
И чувствовалась твёрдая рука.

Всё время продолжения охоты
Старался он иметь её в виду,
Как выехала утром за ворота,
Себе сказал он: "За тобой пойду".

В седле сидела Анна, как влитая,
Накрыв накидкой бархатною круп,
К арапнику совсем не прибегая,
Скакала.
                   - Лихо! - шевеленье губ
И от царевны не отстать старался,
И было видно - тоже знает толк.
Спокойно, весело в седле держался -
Не зря записан был в драгунский полк.

И не заметил он ружья у Анны,
Как вдруг увидел, что на всём скаку
Она, прицелившись во взмывшую с поляны
Ворону, выстрелила. Он комку
Кровавых перьев точно удивился,
Который прямо пал к его ногам.
Он круто перед ним остановился,
Поднять собрался...
                                      - Подстрели-ка сам
И подбирай, - был голосом глубоким
Он остановлен. Голову поднял:
Явлением, вчера ещё далёким,
Прекрасный всадник перед ним стоял.
Торжественно и гордо восседала
ОНА - царевна - на гнедом коне
И взглядом глаз своих Артемия пронзала.

- Я не смогу так..., не по силам мне, -
Сказал спроста.
                                 - Что, хорошо стреляю? -
Всё тот же низкий голос вопросил.

В лицо всмотрелся, шапку поправляя -
Смугла, следы рябин. Он подтвердил:

- Да на скаку, да по такой мишени,
Пожалуй, и не всяк сумеет так, -
Расстался он с остатками сомнений.

- А то, - сказала Анна, сжав кулак:
- Ещё не так могу, - закончила чуть грубо.

Стоял он от восторга сам не свой.

- Ты где стоишь?
                                  - А вон я под тем дубом, -
Махнул куда-то в сторону рукой.

- Айда со мной!
                              - Не велено. Охота.
Тут дисциплина надобна.

                                                 - Велю.
Что, разве мало? - уж в полоборота,
Передразнила: - Дисциплина! Плюнь.

- Я подчиняюсь старшему по службе, -
Он рассмеялся, приоткрыв свой рот.

- Так значится, ужо служить принужден?

- А то, - ответил. - Скоро вот в поход.
В драгунский я записан. Без обману.
Солдат впредь буду, наживу и чин.

- Ну что ж, служи, неволить я не стану, -
И засмеялась голосом грудным.

Она поводья натянула туго
И вздыбила коня. Скакнули прочь -
Хозяйка, конь, достойные друг друга.
По ней не скажешь, что царёва дочь.  

- Вот век бы любовался..., - и запнулся.
А вдруг услышит рядом кто-нибудь?
За ней след снежной пыли потянулся.
Нет, надо же так сердце всколыхнуть?
*
Стояли вековые великаны,
Их иней отражал неяркий свет,
Столпившись круг большой лесной поляны,
Где у охотников был отдых и обед.

Ковры кроваво-красные лежали
Здесь у большого царского шатра,
Галдели люди, кони рядом ржали -
Немолкнущий шум с самого утра.
Сиянье снежных бархатных полосок,
Что ветер-мастер разложил-намёл.
И на снегу же, собранный из досок,  
Стоял накрытый скатертями стол.

В громадных креслах пред столом сидели
Царица и две дочери её.
Трещал, щипал морозец - щёки рдели...
Да скоро это порастёт быльём.

Уж ежели считает царь царицу,
Прасковью-то, в числе своей семьи,
То это значит - надо покориться
И ехать в Парадиз на край земли.
Измайлово, родимое - Бог знает,
Когда ещё повеселимся так?
Она петь песни девок заставляет,
А дуркам, карлицам даёт потешить знак.

Но кресло Анны сразу пустовало -
С семейством чаще как-то всё поврозь.
То у костра огромного стояла,
Где жарилась её добыча - лось,
То вот мелькнула меховой накидкой
Среди берёзок стройных, то собак
Окликнет и займется самой прыткой,
То средь охотников пройдётся просто так.

Глядел Артемий на неё сугубо -
Как непохожа на своих сестёр!
Сидят вот две, закутанные в шубы,
Глядят на карлиц и девичий хор. 
*
Красива ель - вся опушилась снегом,
И тот стремится пасть с еловых лап.
Бежал Артемий за царевной следом,
Но вдруг остановился, вдруг... ослаб?
Царевна встала, дёрнула за ветку -
Сорвавшись, снег её всю облепил.
Весёлый смех пронзает сердце метко
И сделать вдох вдруг не хватает сил.

Долой соболью шапку - водопадом
Вниз волосы черным-черны летят...
Но видит та мужчину и под взглядом,
Собрать их в узел хочет наугад -
И заколола костяной гребёнкой,
Под шапку убрала.

                                     - Ну и коса, -
Артемий восхитился ей негромко
И всё - не может отвести глаза.

- Что, хороша? - взгляд в снег упёрла Анна.

- Красивая ты, - тихо он сказал.

Гудела где-то пьяная поляна,
А здесь лишь те, кто тишину искал.

- Красавица, не всем вот только нравится, -
Таким же тихим был её ответ.

- Мне нравится, - с собой пытаясь справиться:
- А до других-то мне и дела нет. 

Снег с елей - вниз, покрикивала сойка.

- Как тихо тут, - Артемий произнёс,
Преодолеть пытаясь робость стойко.

- И кто же ты? - дождался он вопрос.

- Волынский я, Артемий. Коль обидел,
Прости...
                  - Меня обидел? Чем же ты? -
Лицом предстала в удивлённом виде,
Так искренне-смешны её черты.

- Ты так скакала, - захлебнулся малость, -
Век не забуду. ("Эка чехарда," -
Закончил в мыслях)
                                         А она смешалась,
Лицо покрылось краскою стыда.

- Пойдём к столу, - уже сказала строго, -
Негоже, коли хватятся меня.
И то ругмя ругает дюже много
Уж матушка и не проходит дня,
Представь себе, за всякую отлучку.

И горько как-то, голосом другим:
- А мне, что с ней, что сёстрами, чай, скучно.
Вот всё бы ссориться, да и браниться им.
И не услышишь ласкового слова
От них...
                 И, не закончив, побрела,
В своих сапожках до колен козловых,
В снегу тоня, шла в сторону стола. 

- Ишь, утопаешь ножками в снегу-то.
Дай понесу, - не смог себя сдержать.

Кричит-то ей Артемий - не кому-то:
- Мне ничего не надо, - и бежать.

Глядел ей вслед - она плыла по снегу,
Метя следы накидки подолом.

Вся красная, запыхавшись от бега,
И, плюхнувшись, уселась за столом.
Лишь после полной кружки пенной браги
Ушла куда-то жаркая волна
И сердце успокоилось, и страхи
Утихли, и слеза не солона.
В своём высоком кресле среди снега,
Одевших шубки сосен и берёз,
Она сидела с видом человека,
Уже всё у которого сбылось.   
И видела она перед собою
Глубокие, горящие глаза -
Все чувства взглядом выплеснул волною,
Сказав негромко лишь: "Ну и коса...".
И, закрасневшие с мороза щёки,
И губ движенье, ей дарящих звук
Обычных слов, для сердца тёплых, лёгких...
Объятий не хватало сильных рук?
И выдохнула, щёки вновь зардели.

Артемий побродил ещё в лесу.
Вернулся снова к той большущей ели:
Свою здесь Анна прятала косу.
Пред мысленным его стояла взором
Красавица царевна. Кто сказал:
Лицом темна та будто, на котором
Следы от оспы?
                                "Я и не видал.
По мне такой - так днём с огнём не сыщешь.
Как полоснула взглядом карих глаз -
Его бы сразу я узнал из тыщи.
Глядят, как в душу, а не напоказ.
Так кто сказал, что Анна некрасива?
Но этот день закончится. Как жаль!
Останутся воспоминания живы,
На сердце грусть и на душе печаль.
Ведь очень скоро уезжает Анна
В любимый Парадиз царя Петра.
Зачем влюбился? Тешиться обманом?
Мне с этим не нажить себе добра..."