Мораль не выше истины...

Вкус – явление индивидуальное либо охватывающее малочисленные группы. Антонио Грамши. // Вкус способен восхищать, но не захватывать. Людвиг Витгенштейн. // Понятие вкуса подвергается насилию, если в него не включается идея изменчивости вкуса. Понятие вкуса теряет своё значение, когда на первый план выступает феномен искусства. Георг Гадамер. // Никогда не позволяй своему нравственному чувству мешать тебе делать то, что ты считаешь правильным. Айзек Азимов. // Эстетика выше этики. Она принадлежит сфере более высокой духовности. В становлении личности даже обретённое ею чувство цвета важнее обретённого понимания добра и зла. Оскар Уайльд. // Для философа, как и для поэта, мораль не должна стоять выше истины. Артур Шопенгауэр. // Морали мы требуем только в действительной жизни, а отнюдь не в созданиях поэзии. Генрих Гейне. // Поэзия выше нравственности – или по крайней мере совсем иное дело. Александр Пушкин. // Этика и эстетика – одно. Людвиг Витгенштейн. // Дерзкое «наплевать», сказанное общественному мнению, – мужество, редко проявляемое писателем или художником. Однако, только тому, кто им наделён, дано создать подлинно своеобразное произведение. Эдмон Гонкур. // Настоящий поэт быть должен чистым, но твореньям его того не нужно. Катулл, о фривольных стихах. // Castis omnia casta. – Для непорочных всё непорочно. Латинское. // Брюсов в жизни смущался от каждой фривольной фразы, но в стихах мог выслушивать всё, что угодно. Помню вечер в Политехническом музее. Один молодой поэт начал читать что-то неслыханное по похабности. Публика потребовала, чтоб Брюсов, как председатель, остановил развязного «творца». Брюсов привстал и сказал: «В стихах можно писать о чём угодно («творец» ободрился)… но, конечно, талантливо. Я прошу вас прекратить чтение, но не потому, что тема непристойна, а потому, что стихи бездарны!» Вадим Шершеневич. // Можно всё – важно время и место! Клайв Льюис. // Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски. Ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что «Жюстина» адресована самым далёким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слёзы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение. 1880, Париж, из предисловия издателя.