Реабилитация

    Когда страну поделили, город, в котором жил я, потомственный поляк восточносибирского происхождения Анвар Богданович Дадиани, и моя жена, гуцуло-армянка Фатима Раймондовна Иванова, оказался на стыке сразу пяти суверенных государств. Более того, этот самый «стык», от которого расходились границы, находился аккурат посередь нашей двухкомнатной квартиры.
Прихожая оказалась на территории независимой республики Нордвестии, спальня и часть санузла расположились в Эльбрусии, другая его часть и кухня попали в Югостан, гостиная вошла в состав Мидландии, а балкон достался Черномории.

    Поскольку в момент подписания договора о разделе страны жена едва успела зайти домой, она стала подданной Нордвестии, я, заскочивший в это время на минутку в туалет, приобрёл двойное гражданство сопредельных стран, а гостиная и заоконное пространство оказались на территориях чужих для нас обоих республик.

    Поначалу показалось, что всё произошедшее полная ерунда, и ничто не помешает нам жить, как жили. Однако вскоре выяснилось, что всё далеко не так просто.

    Первым делом внезапно закончились деньги на телефоне, когда я звонил живущему за стенкой соседу; оказалось, звонки теперь стали осуществляться в международном роуминге.

    Потом оказалось, что жена за экспорт картошки с балкона на кухню должна платить ввозные пошлины, а меня оштрафовали за то, что заменил лампочку в гостиной, не имея разрешения на работу в иностранном государстве.

    Вскоре повсеместно ввели визовый режим, и нам пришлось получать загранпаспорта и оформлять разрешения на временное пребывание за рубежом, то есть, в комнатах и иных помещениях нашей квартиры, лежащими за пределами собственных стран. При этом в черноморской визе нам обоим отказали по причине того, что мы не сумели перечислить названия всех парусов пятимачтовой баркентины, в связи с чем возникли определённые трудности с хранением лыж и стеклотары, а также с вывозом остатков картошки.

    Через какое-то время и вовсе выяснилось, что наш брак, некогда заключённый на территории более не существующего государства, в Эльбрусии недействителен, и жену едва не арестовали за проституцию, случайно узнав, что наутро после проведённой вместе ночи я отдал ей свою зарплату, забыв это сделать вчера. Правда, уголовного дела заводить не стали, зато власти Нордвестии расценили секс в подобной ситуации, как импорт генетического материала, и жене вновь пришлось раскошеливаться всякий раз, когда мы предавались этому занятию, покуда мы не нашли простой выход из положения посредством обязательного использования «изделия номер два», даже в те дни, когда по иным соображениям в нём не было необходимости.

    Однако более всего проблем возникло с питанием: во-первых, на кухне оказались под запретом многие продукты, в частности, свинина и любимая нами обоими со студенческих времён кровяная колбаса; нельзя было также употреблять спиртное, чем жена оказалась весьма довольна, а мне пришлось совершенно не по нраву. Теперь, если возникало желание выпить, мне приходилось делать это на эльбрусской стороне санузла, которая была ближе к унитазу. Но в большей мере наши трапезы портила необходимость выслушивать хвалебные речи в адрес президента Югостана Эмирхалифа Султанханова, непрестанно звучащие из неотключаемого (по закону этой страны) кухонного радиоприёмника.

    Правда, происходили и позитивные перемены: внезапно мне стали поступать многочисленные предложения о новой работе, которую я давно и безуспешно подыскивал. На мой удивлённый вопрос, откуда вдруг появилось столько вакансий, сотрудник одного из кадровых агентств пояснил: теперь очень многие пошли в таможню, в пограничные войска, в паспортно-визовую службу и многочисленные иные вновь созданные организации; одних только послов каждому из новых государств потребовалось по сто девяносто пять штук, не говоря уж о консулах и прочей дипломатической мелочи.
Поэтому и освободилось столь много рабочих мест там, где прежде наблюдался их дефицит.

    Однако немногочисленные положительные моменты не могли перевесить те, отнюдь не радостные, перемены в нашей жизни, которых с каждым днём становилось всё больше и больше.

    Через некоторое время в Нордвестии приняли новый закон о гражданстве, и жене пришлось под угрозой его лишения учить прибалтийский язык. Мне же было предписано выучить наизусть все многочисленные титулы, звания, должности и награды господина Султанханова, покуда не утруждая меня изучением каракумского языка.
По мере пополнения своих лингвистических познаний отношение жены ко мне становилось всё более холодным. Сначала она всё чаще стала отказывать мне в сексе, даже с изделием номер два, а потом и вовсе явился вызванный ею хмурый остзеец, распилил нашу двуспальную кровать вдоль и утащил половину, на которой спала жена, в прихожую. Но и после этого отчуждение продолжалось: в конце-концов она всё чаще стала заявлять, что мы, польские сибиряки, агрессоры, оккупанты и вообще нация, недостойная того, чтобы заслуживать хотя бы малой доли уважения.

    Это было последней каплей.
    Проведя референдум со своим отражением в зеркале, я принял решение о своём суверенитете и оповестил об этом с иностранного балкона весь мир, после чего подал прошение о вхождении моей автономии в состав Гостиной… то есть, прошу прощения, Мидландии.

    Едва я со своей частью туалета оказался подданным этой страны, отовсюду вдруг послышались приветственные возгласы:

    -- Гамарджоба, батонэ Анвар! – кричал из своего окна бывший земляк Гия, побывавший гражданином Колхидии и снова ставший моим добрым соседом, -- маладэц, что вэрнулся!
    -- Баров эк екел, Анвар-джан! – вторила ему его сестра Гаяне.
    -- Прывiтанне, сябар! – нараспев выговаривал Алесь, с которым когда-то служили в одной роте.
    -- З поверненням, хлопець! Он хеаа миил суллее, каасмаалане! Хушбахт мулокот! – доносилось со всех сторон.
    -- Добро пожаловать! – громче всех кричал Ваня, с которым все долгие школьные годы просидели за одной партой, от «чопы» до «камчатки»…

    Оказалось, что очень многие давно уже поступили так же, как я, и процесс этот всё более ускорялся.
    К Мидландии дружно присоединялись квартирами, домами, целыми городами и участками сельской местности…

    Вернулась и моя жена.
    -- Прости, родной! -- грустно сказала она при встрече. – Какая же я была глупая, поверив, что ты недостоин быть со мной, потому что другой крови; да ВСЕ мы одной крови, кроме тех уродов, кто заставлял нас думать иначе, и тех идиотов, кто уверовал в эту чушь!

    И вот настал час, когда все народы нашей прежней страны воссоединились вновь, а их бывшим правителям – всем этим султанам, ханам, эмирам, князьям, королям, маркграфам, эрлам, гетманам, скромно именовавших себя президентами, остались лишь обломки туалетов с безнадёжно поблекшими золотыми унитазами.

    Правда, многие бывшие пограничники, таможенники, работники миграционных ведомств и прочие чиновники оказались безработными, однако вскоре эта проблема была решена: большинство из них подалось в каменщики – ломать построенные между нашими «странами» стены, и в лесорубы – спиливать пограничные столбы.

    Нашу новую общую страну назвали Содружество Счастливых Сограждан эР.
Р – это Родина, конечно. Которая многие годы была для всех нас одна, и стала снова единой.