Недоговоренность

Посвящение собрату по перу
Владимиру Николаевичу Федосееву, нижегородскому поэту,
барду, артисту народного театра

***
– Вы разрешите помочь Вам?
Она, не привыкшая к галантности, смутилась своей потрепанной, видавшей виды куртки с поизносившейся подкладкой и отказалась от мужского внимания – зачем это, я и сама все могу, мол, эмансипе.
– Ну, как знаете, некоторые бы обрадовались...

Мило улыбнулась, как бы извиняясь и превращая неловкость в шутку.
– Ведь это Вы в апреле прошлого года в клубе «Собеседник» читали стихи из своей книги…
– Ну да, я полгода назад была там, только это не книга, а так, самиздат, на работе помогли сделать, когда стала ходить на литературные встречи, чтобы не таскаться с листочками. А как Вы могли запомнить? Удивительно…
– Запомнил. Хорошие стихи.

Это согрело сразу. И не было похоже на подхалимство.

***
– Что это Вы читали и пели сегодня на «Лунном Пьеро»?
– В основном Блока. На стихи из цикла о Прекрасной Даме, музыка моя. Я подготовил программу и обкатывал ее тут.
– Замечательно! Вы так чувствуете стихи и такая память…
– Ну что ж, я давно чтец, а музыка рождается изнутри, словно волна – как накатит…

***
Он мог продолжить любую цитату, вспомнить любые имена и даты. Знал юбилеи всех писателей и поэтов. Эта память поражала и подавляла. Тем более что своя никогда не отличалась ни крепостью, ни дальностью… Часто приходил с толстенными томиками и читал, читал… «Мертвые души», «Преступление и наказание», «Войну и мир», Есенина, Блока… Читал не торопясь, вдумчиво, не считаясь с лимитом времени на выступление, и никто не хотел остановить, потому что это было невозможно хорошо.
– Вы не пишете?
– Почти нет. Так, это не считается… В «Лунном Пьеро» была подборка давно.
– А у меня недавно напечатался сборник стишат. Подарить?
– С удовольствием почитаю. Буду рад. Поздравляю искренне.

Шестое чувство подсказывает, что надо поговорить, порасспросить обо всем, да все как-то недосуг, да и неудобно, люди чужие, а на литвстречах не разговоришься. И однажды приглашают в честь одного юбилея посидеть в кафе и пройтись по набережной.

Учился на филологическом, но в школе не работает. Ходил в театральную студию в Доме культуры, но с развалом страны в девяностых и студия приказала долго жить. Теперь вот ходит в литературные клубы. Много читает. Ездил по Волге на теплоходе до Питера, погода не очень, качка, но путешествием остался доволен. Питер великолепен. Про себя рассказывает мало. Больше слушает, спрашивает. Так я почти ничего о нем и не знаю за полтора года знакомства. Загадка, как так получилось?..

Вставляет литературные цитаты по ходу разговора. Не осуждает никогда и никого, а значит, бесконечно добр, неизменно галантен, всегда ровен и улыбчив. С ним тепло душе. Но надо расставаться – семья, дела, суета… Дела надо делать, не до разговоров.

***
После встречи в литературном клубе:
– Мне  поручили Вас проводить до остановки.
– Нет, я не на остановку, а бегу на следующую встречу, у меня другие планы.
Вид немного разочарованный:
– Извините. До свиданья…
Суета.

***
Он пел тихо, проникновенно, чаще чужое, иногда свое на чужие стихи, и – редко – на свои. Просили: «Громче!» Только улыбался в ответ. Казалось, громче не мог. И только однажды начал по-народному размашисто с чем-то потаенным и задорным в глазах: «Огней так много золотых на улицах Саратова…» К чему? Отчего? Не подпевать было невозможно, и голоса сплетались и расходились в звучной и красивой мелодии.

Всегда пел под почти профессиональный гитарный перебор. С гитарой приходил всегда – на любые литературные посиделки-заседания. Слово доставалось не всегда, поскольку сначала все читали свое, а он – чужое. И лишь в конце, после всех, пел. Или не пел:
– Ну что ж, опять времени не хватило… Выгоняют уже, пора. В другой раз.
Бывало и так после выступления:
– Я сегодня больше не приготовил ничего. Вы не споете?
– Ой, ну давайте, что-нибудь совру…

Рада, уже почти не смущаюсь. Из дома гитару носить в любую непогоду трудно, да и лень, а тут случай потрогать поющие струны. Гитара красивая, поет хорошо, ни разу не расстроена… Что ж не вспомнить студенческую юность, из которой осталось в памяти пальцев три аккорда и пара десятков песен… Юность вспомнить всегда приятно. Несмотря на то что песни выучены не в каноническом исполнении, а «с чужого плеча», так сказать, через вторые-третьи и т.д. исполнительские руки. Оттого и «совру»…

***
– Почему у Вас на грифе гитары сделаны выемки, что – лень стричь ногти?
– Одна дама не хотела расставаться с ногтями… И пришлось потакать, вырезать, ведь удобно?
Улыбка. Улыбка была детской, незащищенной, теплой, никогда не усмешкой. Не улыбнуться в ответ было преступлением.

Недочитали, недоговорили, недопели, недоулыбнулись… Почему человек внезапно смертен? Чувствуешь разорвавшуюся душевную связь и не веришь. Понимаешь, что уходят все, бессмертных не бывает. И не веришь. Или нет: начинаешь верить, что ТАМ существует, что встретитесь и не спеша поговорите обо всем, былом и будущем, веселом и грустном, сиюминутном и вечном. Без суеты.

Вечная добрая память.