***

Тридцать пять раз умиравшее старое вечное лето. Справляют поминки
бабки с цветами и звенящие медью детишки в детском саду.
Этим утром я вспоминаю, как впервые увидел чужие ботинки
у неё в коридоре, и  рукой по стене саданул.
А потом я снимал свои кеды в чужих коридорах, и комнаты были душными. 
Форточки были закрыты на сто замков. Хотелось часто дышать.
Теперь все бабочки из животов выпотрошены, лежат под стеклом засушены.
Все, что было испытано - оформлено в схемах и чертежах.
Это стихи о любви. Не думай, что я не знаю, как она жалит.
В солнечном сплетении становится холодно и темно.
Там в пустой темноте  кто-то ходит, руками шарит,
Натыкается на углы и пороги, отбивая мизинцы ног.
Рот откроет, изо рта вылетают сухие листья.
Это лето сыплет на землю свою пожелтевшую перхоть.
Помнишь, как было круто расстаться на время с жизнью,
Наблюдать под грибами за всем муравейником мира сверху.
Звёзды шилом наделать в чёрной бумаге неба.
И ботинки напялить так, что не встать со скамьи в коридоре.
И стучать головой в её закрытую дверь от гнева
Или просто потому, что нуждаешься в разговоре.
Что там было? Где было? Откуда все эти люди?
В пыльной и тесной комнате, в которой с гитарой не повернуться.
Вот я спел. Вот я пью. Вот я пьяный пускаю слюни.
А она рассказывает смеясь, откуда дети берутся...
Тридцать пять раз умиравшее, и так и не сдохшее до конца,
Лето, которому я шлю проклятия и грустные письма.
Может быть стоит послать гонца. Серегу, Белого, Илюху или Юрца.
У кого там ещё от любви зашиты сердца...
Отзовись...а?