За что уважать Дроздова?

50.ПР.11

За что я уважаю  Николая Дроздова.

Я не уважаю и не люблю многих. Даже на их вопросы никогда не отвечу и не поздороваюсь с ними. Никогда не протяну им  руку, в ответ, на протянутую мне. Имею такую возможность и такое  хамство.  К примеру, Борис Грачевский, ничто кроме омерзения при встречах с ним не вызывает у меня. Или, Михаил Веллер, я  всегда мою руки, если вижу его. На всякий случай, хотя никогда его не трогал, как  и Грачевского. Так уж устроен я.

Есть люди, в том числе и публичные, к которым я равнодушен. С ними и поздороваться не противно, обычное дело, рабочий момент. Но о них говорить неинтересно. Знаю и ладно. А знают ли они меня, для меня абсолютно не важно.

Есть и такие, которых я люблю и уважаю, хотя и не дружу с ними. Юрий Вяземский, к примеру, из таких, Юрий Поляков мне тоже приятен. С ними и водку приятно пить, и говорить ни о чём не надо. Удобно.

Про друзей и родственников здесь и говорить не буду, это особые люди, и отношения с ними особые.

Но редко  бывает так, что к кому-то ты сначала равнодушен, а потом уважать начинаешь. Обычно, относишь людей к разным категориям мгновенно и интуитивно. А вот Николай Дроздов оказался именно таким. Первоначально я к нему был равнодушен, а теперь уважаю.

Дело было в девяностых годах двадцатого века в МГУ им. Ломоносова. По некоторым причинам, я  в Главном Здании МГУ проводил много времени, бывал практически ежедневно. Особенно много времени проводил на Географическом факультете.

Мне очень нравится система географического образования, принятая в МГУ. Чем-то она мне напоминает ФМШ при НГУ. И там, и там быстро и качественно изучают всё многообразие, все предметные области , но цель этого не тупое знание, а  выбор специализации. Выбирать из того, что знаешь, всегда легче, чем действовать наугад. Меня, например, геоморфология вообще не волнует, а знаю её очень хорошо. Поражал многих геологов даже, они такого окаянства от меня никак не ожидали. Знать и специализироваться в чём-то, это разные вещи. Но, не знать окружающего тебя разнообразия в мире наук и специализироваться на чём-то одном, это, с моей точки зрения, вообще путь в никуда.

Так что в Главном Здании МГУ я не терял времени даром, утром, с восьми, плавал в бассейне, после обеда шёл в зал гимнастики, где тренировался часа два-три  каждый день. Потом ещё часто бегал час-другой на улице, вокруг стадиона, или в манеже. Коротко говоря,  занимался разумными делами.

В гимнастическом зале я и познакомился с этой девушкой. К сожалению, не помню её имя, но она была с Географического факультета, с первого курса.  Вообще, гимнастов почему-то мало поступает в МГУ. Меньше чем боксёров, это точно.  А соревнование между факультетами никто не отменял. Меня подбивали защищать честь Географического, я вроде бы как был гимнаст, в НГУ я гимнастикой занимался. Но не нормальный спортсмен, а так, недоделка какая-то, я ведь гимнастикой не сраннего детства занимался.  Летом я неловко, с выкрутом,  поднял рюкзак полный тыкв весом более восьмидесяти килограммов, повредил спину. И под руководством мудрого Воробьёва, ответственного за спортивную гимнастику в МГУ закачивал порыв-защемление-смещение. Того самого Воробьёва, широко известного в узких кругах,  придумавшего «Перелёт Ткачёва», Воробьёва по кличке, в среде гимнастов, «рессора», Воробьёва, самостоятельно восстановившегося после перелома позвоночника, хотя никто не верил, что он будет ходить.

Свою необычную гибкость позвоночника, особенно назад, и  хорошую подвижность суставов, я не утратил, даже  занимаясь лыжными гонками. Но Воробьёв рекомендовал закачать позвоночник, создать сильный мышечный каркас.  У него была подобная подвижность суставов, она требовала быть сильнее, чем при отсутствии подвижности. И даже не в гимнастике дело, людям с такими подвижными суставами надо быть сильнее других, так как иначе они и прямо ходить-то не смогут. И проблемы с позвоночником будут. Так что я качался и растягивался часами каждый день.

За миниатюрной девочкой-гимнасткой ухаживал Мишка, аспирант-математик, здоровенный, среднего роста,  мастер спорта по гимнастики, аквалангист и прочее-прочее. Хороший парень, мы с ним общались в бане-сауне МГУ, еженедельно посещаемой в тесной компании гимнастов, под руководством Воробьёва. Профессора, доценты, аспиранты, студенты-первокурсники общались там  на равных. Так что с Мишей мы были приятели. Тем более, что математика для не была чужой и загадочной.

По традиции, в те годы, первую вводную лекцию по биогеографии для первокурсников читал Николай Дроздов. Это была символическая лекция, так как обзорная и, скорее, это была рекламная акция Кафедры Биогеографии,  на которой и числился Дроздов, чем полноценная  учебная лекция. В мире точно нет сейчас человека, который бы глазами биогеографа столько смог увидеть, как Николай Дроздов.  Я, разумеется, пришёл на эту лекцию. Я уже посещал открытые лекции Аганбегяна в НГУ, так что представлял, что, скорее всего, придётся стоять в аудитории. Но девочка-гимнастка мне заняла место на первом ряду, прямо в центре аудитории.

Лекция была, как лекция. Девочка поделилась со мной тем, что она просто мечтает сфотографироваться с Дроздовым. Она так любит его передачи и мечтает связать свою жизнь с Биогеографией, и ей очень хочется иметь совместную фотографию. В перерыве я подошёл к Николаю, и спросил его, как он относится к тому, чтобы сделать совместную фотографию с будущими биогеографами.

Дело в том, что девочка занималась ещё до университета  в Школе Юного Географа МГУ, или  что-то вроде этого. А там  школьников учили в основном в те годы биогеографы. Из этой школы и была девочка. Вообще, именно Кафедра Биогеографии и выбрала из своей среды ведущего для передачи «В мире животных». А то, что им оказался Николай Дроздов, было просто делом случая. Кафедра Биогеографии первична, а Николай Дроздов только её продукт.

Лично я был равнодушен к личности Дроздова, читал я его научные труды, так себе, на мой вкус. Но девочка семнадцати лет смотрела на меня,  такими большими глазами, глазами полными надежды, что я спросил Дроздова по поводу фотографирования.

-Не, фигня какая-то. –Ответил Дроздов.- Я что, обезьянка какая-то, чтобы со мной фотографироваться.
-С коллегами надо фотографироваться! – Настаивал я. – Я вот не люблю биогеографию, мне  не надо фотографироваться с Николаем Дроздовым. Вот и сфотографирую вас.
-Не, неудобно мне, как-то, - мямлил Дроздов.

Административным ресурсом я не обладал, так что девочка осталась без фотографии с Дроздовым. Через некоторое время она пригласила меня на своё совершеннолетие к ней  домой. Я пришёл, меня редко приглашали на Дни Рождения.  Огромная квартира была полна книг, в основном на немецком языке.   Но чувствовалось отсутствие мужской руки . Мне мама девочки показала квартиру, кабинет мужа , зал, и прочее, прочее. В кабинете были на одной, почему-то не заполненной сплошь  книгами, стене висели  коллективные фотографии. Девочка, её мама и папа были сфотографированы и с Хонеккером, с Брежневым и ещё с какими-то важными деятелями.

-Это была его работа, поэтому и погиб, - смахнула слезу мать девочки-гимнастки.
-Сочувствию, - только и смог сказать я.

Я не любопытен, никогда так и не узнал ни фамилии девочки, ни её отца, не в чём заключалась его работа. Я редко задаю вопросы. В девяностые годы новый уклад жизни  жёстко, порой даже абсолютно убийственно, расчищал себе дорогу. Более того, я обычно абсолютно туп, и тогда даже не понял, почему я был один лишь приглашён на День Рождение. Больше чем на десять лет я был старше этой девочки, и как-то в голове даже не мелькнула разумная мысль. Лет пять назад только я понял, что к чему.

-А Миша где? – Тупо поинтересовался я.
-Миша мне не нужен. – Конкретно мне всё сказала девочка.

Но я, разумеется, ничего тогда не понял. Поели, выпили чаю с тортиками, и я навсегда покинул её дом, хотя она просила задержаться. Тупой очень.

А потом было лето, а лето для географов и геологов это практика. Первый курс Географического факультета проводит практику в Сатино. Туда же порой наезжают и сотрудники Географического факультета,  даже не ведущие практику. Я был в Сатино,  и  туда наведался Дроздов. Мы даже разговорились.

-Прав, Николай Николаевич, фотографироваться симпатичные девушки должны только с обезьянами. – Продолжил я дискуссию
-Пойми, меня этими фотографиями замучили! Я себя чувствую макакой, человеком в телевизоре. – Отвечал он мне. – Своим, географам лекцию читаю, тут вдруг та же фигня!
- Так сразу фотографирование объяви, будущим же географам это приятно, надо даже! Не считаешь же себя макакой, сидя перед  телекамерами.
-Ну, давай сфотографируй, тут в Сатино. Ты прав, наверное.
-Не хочу, да и они вряд ли захотят.
-Ну, извини, если что.
-А мне-то что?!

Так и поговорили. Фотографии так и не вышло, но появилось  у меня уважение к Николаю Дроздову, вот ведь, помнил и обдумывал тот мелкий случай. Меня-то с Николаем Дроздовым ничего не связывало, только тот разговор, поэтому то, что помнил я, было естественно. А был ли случай мелким и незначительным? Я не знаю, но девочка-гимнастка окончила Кафедру не Биогеографии, как хотела изначально, а Экороса, Кафедру Экономической Географии России. И если тому причиной Николай Дроздов, то это на его совести. А если я, я ведь был ближе всего связан с Кафедрой Экономическая География России, то причина во мне, это на моей совести. Да мне, по большому счёту, всё равно, она сама выбрала свой жизненный путь.

С другой стороны, я теперь  уважаю Николая Дроздова  за  наши с ним  разговоры. Я сделал из них  свои разумные выводы. Ведь такого огромного публичного опыта у меня до сих пор нет, опытом Дроздова воспользовался. И нет у меня ни одного селфи, я ведь не обезьяна, чтобы  на моём фоне фотографировалась природа, люди и города. И Николай Дроздов не обезьяна. А про Хонеккера и других не скажу. Особенно не скажу про Обаму.


P.S. Хотя, я вроде бы видел фотографию Николая Дроздова в Сандунах. Хотя я может быть что-то и попутал, такое тоже бывает.