Чуть месяц звёзд со дна небес черпнёт,
сама себе сигналю: "Полетели?"
Чуть ночь неотвратимостью дыхнёт,
как я сажусь на детские качели -
они укрыты в темени двора
букетами кустарниковых щёток.
Сегодня полетала, и вчера,
и завтра раскатаюсь я ещё так.
И будет месяц кровью истекать,
спеша увязнуть в тополиной кроне;
а ты опять пойдёшь меня искать
с фонариком на старом телефоне:
"Ну что тебе не спится, вот балда!"
Притихну у холодного металла.
Я никуда не делась, никуда,
я просто ненадолго улетала.
Я улетаю часто, извини.
Прости, прости, наверно это дико.
Ночь оборвёт: "Довольно болтовни",
ночь подтолкнёт к тебе: "Давай, иди-ка".
И ради закольцованного "мы"
меня покрепче стянет и привяжет.
Мне триста лет, я выползла из тьмы.
Ну посвети, фонарик у тебя же.
У Вас какая-то необыкновенно подкупающая нарочитая небрежность в образах и волотильность игрушечной чувственности. Как будто поздняя Раневская отпустила и залихватски закрутила кверху усы и под хит Макаревича словно трёхсотлетний птеродактиль принялась летать по ночам "словно бабочка на свет" фонарика. Это прекрасно. Без иронии.
Ассоцеативный ряд с детскими качелями, герем, назвавшим героиню болдой, только потому что она пытается забыцца и "упасть на дно колодца", ночью, которая пнув ее под мягкое место толкает её в постылые обьятия. и финальный аккорд - облачение в трёхсотлетнюю броню и прозьба о фонарике как о желанном свете в конце туннеля.Всё это как будто из давно забытой субботней "В гостях у сказки", где и радость и беда зделаны из одного цветного картона и читателя всё ещё только начинается.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.