Дети встречают смерть

        Напрасно браним детей за беготню за шалости, лучше бы мы поговорили с ними — если мы только умеем, а иначе не надо, будет только хуже, лучше мы сами бы к ним прислушивались, они умеют это лучше нас, как тот мальчик о тюльпанах, — на могиле, — потому что дети своим движением борются против смерти как они ее понимают.

        Сын соседа по даче, тогда семилетний. Когда он узнал о смерти папиного друга, то несколько дней был особенно подвижен, много и почти демонстративно бегал, прыгал... "Живость, бодрость, подвижность детей - их способ встретить смерть, их решимость на усилие"(М. Хайдеггер).

            В. Бибихин. Ранний Хайдеггер.

    
        Встречать смерть движением, повышением уровня активности и жизни - интуитивно сама пришла к этому и вдруг прочитала о том же самом у Бибихина. Так делают дети, знающие больше нас.
        Увидеть что делают дети в самых непростых ситуациях, а самое главное в тех, про которые мы думаем, что они ничего не понимают - да это самому надо быть божественным чудаком! Чтобы вот так внимательно присматриваться к детям, чтобы почувствовать - за этим что-то стоит, большее чем странность или случайность, чтобы суметь раскрыть, разгадать эту странность.
        В том, что философия называет обиходом мне до сих пор попадалось совершенно иное отношение родителей к детям в похожих ситуациях, взрослые всегда были заранее убеждены, что ребёнок ещё не понимает, что значит смерть, а значит его нужно полностью или по возможности оградить и от её лицезрения и от прямого сообщения о ней. Из этого убеждения, как сок из фрукта истекала и прямо таки сочилась возможность обманывать и лгать ребёнку, и не просто возможность, но даже и необходимость(!!!) ему лгать. Тут можно было наблюдать целую цепочку отодвигания ребёнка от реальности происходящего, этакий механизм, протекающий через взрослого, целиком держащийся на убеждении - что так будет лучше - что для ребёнка это несомненно - лучшее.
        Можно подумать, что мы понимаем, что такое смерть! Можно подумать, что мы и взрослых, и самих себя не отодвигаем от её настоящего лицезрения и настоящего понимания - не забалтываем её, не превращаем в обыденное "так было и будет", не прикрываемся от неё своими делами и фикциями!
       Честнее было бы сказать, что мы не о ребёнке проявляем заботу, а привыкли вообще постоянно так делать - естественно и неосознанно, а на ребёнке просто отыгрываем всю ту же самую нашу "отдалённость" сполна и уже в определённой мере сознательно. В ситуации с ребёнком мы ставим своей - людской некомпетентности в данном вопросе - оценку плюс, она якобы ещё может и помогать, быть полезной, вся эта "ложь во спасение".
       Скрывать смерть от себя и других - мы хорошо научены нашей жизнью.
Потому что все так делают. А мы делаем, как делали и делают все.
И вот ребёнок - чем тебе не подходящий плацдарм для того, чтобы собственную недоделанность представить и для себя и для других - каким-то ходом - необходимым и верным?
       Обратите внимание, я веду речь не о том, что люди -гады, и они злоумышляют так нехорошо даже по отношению к собственным детям, наоборот, несомненно, и я прекрасно понимаю это, что родители вполне искренне желают помочь своему ребёнку перенести беду, желают защитить и оградить его, но всё дело тут в том, что их личные, частные желания оказываются лишь "благими пожеланиями", пока они так желают и думают - через них самих в отношении к смерти(а значит и в отношении к жизни, и в самом прямом, поскольку отношение к смерти есть самое прямое отношение к жизни, остальные "кривые"), так вот пока они так делают в их отношении к смерти сказывается нечто гораздо более мощное, чем их собственные разумения и пожелания - в них сказывается та глубокая отчуждённость нас всех - и от мира жизни, и от мира смерти - то наше недоверие к жизни, раз мы у неё отнимаем смерть.... И дети - поглощают и встречают именно его!
       Смерть становится не основой некоторого нашего большего единения, а поводом передать друг другу фальшивость окружающего восприятия, мелочность наших подходов и к жизни и друг к другу. Хотим мы, конечно, хорошего, а вот что осуществляем на деле - знали бы мы!
      Что происходит тогда, когда мы отодвинули ребёнка от того, от чего невозможно отодвинуть по-настоящему ни одного человека в мире, в том числе и самого маленького человечка, как ни странно это звучит?
      Свершается акт "спасения"?
     Смерть навсегда - накрепко, намертво - цементируют с ложью, для подлинной тайны создаётся ещё один дополнительный резервуар искусственной таинственности, что её незаконным образом окружает и в который можно отныне глядеть, а точнее подглядывать, как в замочную скважину(ребёнок всегда нездорово, то есть реактивно интересуется тем, что вы ему запретили или что вы от него спрятали). Нездоровый ажиотаж, проявляющийся подспудно, скрытая подавленность и недоверие в самом основном самым близким людям - вот что образуется от такого "спасения".
       Между тем, Бибихин показывает нам, что если этого не делать, ничего не скрывать, то ребёнок реагирует значительно ЛУЧШЕ, вернее и точнее, поскольку именно у ребёнка хватает запаса тех жизненных сил, которые с лихвой противостоят "упадку смерти". Может быть ребёнок и ничего не может сказать, в отличие от нас, говорящих(а кстати, что умного говорим мы?), но зато он может "спастись", перепрыгивая через смерть, как электрон, имеющий достаточный заряд энергии перепрыгивает на иной уровень своей орбиты.
Нас губит недоверие, теперь уже недоверие к ребёнку и его силам, вообще к детству. Для нас всё это "сверху вниз" - "от нас туда" - в плане воспитания до нас. Там - самое маленькое, здесь - самое большое, взрослое. А если ребёнок вас сильней? Да как такое может быть? Да как это возможно?
А я вам говорю правду: ребёнок вас сильней!
        И он достойнее встречает известие о смерти - на уровне человека вообще, на уровне философа - ну только, конечно, если вы уже и ребёнка своего не угробили - уже не воспитали его как "вам положено".
      Ребёнок, пока он воистину ребёнок - сильнее нас в вопросе смерти.
    Знаете ли, это даже наглядно видно, как то, что он сильнее нас в своей жизни - наша жизнь по сравнению с его жизнью - дохлая.

      Вообще, встречать движением чтобы то ни было - несомненный успех!
Лучшие из лучших сынов человеческих встречали движением абсолютно всё - "мыслили на ходу"(Ницше), "поднимались в гору, чтобы написать самые сокровенные стихи" (Петрарка), "отправлялись за тридевять земель, чтобы найти родину и себя" (Одиссей) и в том оставались и пребывали вечными детьми.
      Гераклит пишет: "необходимо много скитаться тому, кто стать добронравным взыскует" - странное утверждение, не правда ли?
Однако мы знаем, что Сиддхартха Гаутама не ведал жизни, пока жил в своём дворце, но как только он вышел за его пределы и увидел жизнь, он превратился в известного нам Будду, собственной жизнью доказав справедливость изречений Гераклита.
      Дети также воспринимают всю жизнь и всё, что есть в жизни "на ногах".
И нашим философам не помешало бы иногда пристальней присматриваться к детям и их характерному поведению - много догадок тогда бы могло осенить этих философов!
      Ещё читаем у Гераклита: "Души, павшие в бою, чище тех, что в болезнях". То есть павшие в самый разгар движения, борьбы, противостояния - даже не заметившие смерти, как она пришла. Вот такие по Гераклиту получают гораздо более лучший жребий после смерти.
      И тут подмывает поставить вопрос ещё более жёстким, радикальным образом: а можно ли вообще хоть что-нибудь встретить, не находясь в движении, то есть не через своё собственное движение? Даже в самой обычной нашей эмпирической жизни, встречая близкого человека, для нас естественно бывает не подойти к нему, а вдруг побежать - подбежать, и чем сильнее значим для нас человек, тем порыв этот проявляется резче и внезапнее - встретить на бегу - самое то, самое счастье! Не на бегу мимо и в суете, в движняке - "нашенском",заколдобленном, а в движении к... Почему так?
       Почему на ходу здоровее, плотнее, веселее думается? Казалось бы излишняя трата энергии должна была бы помешать вдумчивой сконцентрированности мыслителя, но наоборот, мысли у него "выскакивают", а не "тужатся". Почему все вот эти стихи - на клочочках, обрывках, бумажках, салфетках - написанные на улицах, в ресторанах, в метро, в самых неподходящих для того местах - не за тяжёлым дубовым академическим столом в письменном кабинете? Почему все великие как роем мотыльков окружены ими - всем, что казалось бы "впопыхах" и "между делом"?
       Встречая смерть дети повышают уровень движения... Повышают до чего? - До решимости - отвечает Хайдеггер. Дети принимают вызов и готовят ответ, который, быть может, придёт ещё не скоро - не скоро созреет, не скоро проявится, но решимость на него нужна уже прямо сейчас. И когда ребёнок впадёт в то состояние, которое может быть обозначено как "боюсь смерти" или же хочу понять "что это такое" - не та же ли самая решимость будет вести его подспудно и придавать силы разрешить как-то этот вопрос жизненно важным для него способом. Впервые встречаясь со смертью, дети решаются на встречу с ней. Или не решаются... И это суть важно...
       Родители, обманывающие своих детей оставляют этих детей неподготовленными и без решимости. Никакие родители не смогут сделать за ребёнка то, что он должен сделать сам - встреч вместо не бывает - ребёнок начинает своё движение к смерти с самого раннего возраста, и если он не совершает такого движения, он отстаёт. Он безнадёжно отдаляется, чтобы в будущем пополнить ряды тех "уверенных в себе взрослых", которые некогда оставили без возможности и его. Порочный круг замыкается. Мы невольно делаем из детей то, во что сами имели несчастье однажды превратиться. И.т.д.
Кто же будет выходить, встречать смерть? И когда же не начинать - как не с самого начала?
       Каким может быть ответ жизни, если вызов вообще не был принят?
Подвижный ребёнок, узнавший о смерти близких людей - это ребёнок, принявший вызов. Само принятие вызова ТАК и должно выглядеть.
       Коль скоро Хайдеггер говорит о расхожем понимании, то я напишу: расхожее понимание подсовывает нам обратное - мы считаем, что радостное известие должно вызывать у нас бурную реакцию - прыжки, галоп, весёлые движения, оживление; а вот плохие известия должны наоборот нас убивать - мы никнем, замыкаемся, тухнем, печалимся. Между тем перед нами какая-то несообразная реакция: дети встречают плохую новость усилением подвижности, и выглядит это, словно бы, нехорошо. Но что если плохая новость в данном случае настолько плоха, что нет никакой возможности, приняв её в себя, держать её в себе сидя и поникнув на стуле? Какое-то горе ещё можно, оно где-то умещается, а вот это нельзя, немыслимо просто - потому что тебя не будет, совсем не будет, оно полностью раздавит, изничтожит тебя. И что как дети это всё интуитивно чувствуют и отвечают не по расхожему мнению - "как бывает" или "как мы привыкли", а странной противоположной реакцией. Тут ведь что-то одно из двух - либо ты сам это вселенское горе в себя как следует не впустишь - ну так себе впустишь, на половинку скажем, на четвертинку, допустим, а чего же совсем печалиться - тут же ничего не изменить??? Либо, если ты впустишь его таким, каким оно и является - неизбывным, как мы говорим, то как же избыть, как уравновесить?
        Вот почему, я думаю, подобная реакция детей говорит об их честности - они впускают как раз на полную катушку, а чтобы и самим не пойти во след - включают все моторы и рвут вверх, в противоположную сторону, а мы видим это со стороны как то, что описал Бибихин.