Оно не верит и не ждет

«Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут;
В домашних трудностях утеха
И в дальних странствах не помеха.
Науки пользуют везде:
Среди народов и в пустыне,
В градском шуму и наедине,
В покое сладки и в труде.»

Михаил Ломоносов


Надежду юноши пытают,
Отрадой старческой поют,
По-взрослому лишь слов не знают,
А лишь имеют чести труд.
Сердца лихие бражат мыслью
О том что день не пройден зря,
Игра есть тайной смелой вестью
О том, что алчет смысла «Я».
Какого смысла? Он любовен,
Задраен только мукой снов.
И мир для пыток сих огромен;
Искать чтоб знахарку любовь
Излечит что от сирой муки,
Да возведет очами ввысь.
На сердце тайна, устами звуки
Посвиста легкого, кажись.
Идет себе, терзая пламя
Души, что норовит скорбеть
Хотя томлений и желанья
В нем будто сыромятна плеть.
Стегая больно чувства, оком
Пытливо ждет младых очей:
Она пройдет и тайным сроком
Она его уж... Но — скорей:
Чуть обернувшись тешит муку;
Идет себе, не зная слов
О нем и только так — и там же руку
Ему протянет, чтоб любовь
Взяла обоих за запястья,
Скрепляя их сердца навек...
Поник главою, взор ненастья
Под ноги сполз, и человек
Уже взрослеющий в нем тайно
Постиг моментом суть веков:
Любовь безумственно нечаянна,
И для нее не надо слов,
Которые хранил задушливо
Идя по парку весь в мечтах,
Смотря тенями меж — как счастливо
Играет солнце и в кустах,
И на тропинке поисхоженной,
На кончиках ветвей и лап
Тех воробьиных, и скукоженный
От яблока огрызок... Стоп.
Прекрасно все. И все нечаянно.
И вот она на свет идет.
И смотрит: время неприкаянно;
Оно не верит и не ждет.
Течет себе тропинкой избранной,
Ползя по стоптанным следам.
И вот он стал; и думой тайной
Прочел «привет» ей по губам.

«Науки юношей питают,
Отраду старым подают,
В счастливой жизни украшают,
В несчастный случай берегут...»

Капризен случай же свершенья.
Он достает для настроенья
С нагрудного кармана жвачку,
Демонстративно в рот кладет.
Она проходит. Он, взяв тачку
За поручень стальной, везет
И далее часть кладки
Побитых стройкой кирпичей.
И взгляд его как жвачка сладкий.
Хотя... скорее он «ничей».

Но нет! Он цену мышце знает.
И ведает почем груз знаний...
Стремленье ввысь не замирает.
Но тут уж мало лишь мечтаний.
Рука набита силой стойкой,
Умением, и вера — прежде.
От мыслей пышет не помойкой,
Там вес ума в лихой надежде...

— Постойте! Девушка... Я с вами. —
И не успел понять себя...
— Со мной!? — Влечет покой губами,
По челке пальцем теребя,
Потом запрятав руку в свитер...
Он ей кивает, подходя.
От грязи об рукав отер
Ладонь, глаза на ней сведя,
Чуть растерялся, обмер мигом,
Но тут же светом тем легчая...
— Я, то есть... буду вашим другом... —
Осекся, деланно моргая,
А может и взаправду тесно
В очах предвосхищенно взору,
И он его пихает — в тесто,
Непроизвольно, и кору
Предчувствия содрав от сердца,
Ей руку тянет — сам не свой.
Она смеется. Но с лица
Не сходит окрик: «ты — чужой!».

Науки юношей прельщают.
Девицы часто забавляют.
Душа разметливо чудит.
И сказки сердцу говорит
Пред сном, что давит темнотою,
И меж тенями сумрак стыл,
И образ скученной мольбою
Средь губ его блаженством крыл
Взметается в сиянье неба,
И манит солнце, ветер пьян.
И он становится кем не был.
И счастье как души капкан.