Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Письмо 124

О разуме и благе

«Я много могу передать наставлений,
Оставшихся в древнем горниле,
Коль ты о заботах печешься без лени» –
Писал нам в Георгиках Публий Вергилий.

Но ты не бежишь от мельчайших вещей,
И в тонкостях всех ты исследуешь пользу,
Не терпишь, когда всё без пользы вообще.
А я порадею, чтоб путь был не скользок.

Вопрос в этот раз возникает такой:
Рассудком иль чувством взимается благо?
Таится ль в младенцах душевный покой,
И есть ли у тварей такая вот тяга?

Кто ставит превыше всего наслаждение,
О благе тот думает как сибарит;
Но благо находит в душе воплощение,
И разум в себе это благо хранит.

Если о благе судили бы чувства,
Не отвергали бы мы наслаждений:
Это ведь есть притягательный сгусток
Разных услад, без сомнений и тени, –

Иначе, не шли б мы добром на страданье,
Поскольку страданье для чувств тяжело.
Усладам привержено наше сознание,
Мы боли боимся, уж так повелось.

Но мы порицаем обжор и пьянчуг,
И тех, кто без похоти жить уж не может.
Мы тех презираем, кто в боли от мук
Лишается мужества, – жизнь им дороже.

Но в чем же их грех, коли скоро они
Всегда повинуются движущим чувствам,
Которым вы отдали право хранить
Идеи о благе на ложе Прокруста.

Лишь разум выносит всегда приговор
О жизни и честности, злобе  и благе.
Поэтому, знаешь, неуместен здесь спор
Подобно судилищу в Ареопаге.

Они же вверяют о лучшем судить
Одной из способностей самой топорной,
О благе вердикт, мол, должно выносить
Какое-то чувство, – для нас смехотворно.

Когда б кто-нибудь захотел различить
Какой-то пустяк не глазами, – на ощупь?
Но лучше всего надо здесь применить
Способности к зрению – это попроще.

Из всех наших чувств оно самое первое
По тонкости и остроте восприятия,
Как раз подходящее, я в это верую,
Чтоб благо и зло различить – два понятия.

Вот видишь, в каком неведении истины
Низводит на землю высокое тот,
Кто судит о благе и зле так неистово,
Пытаясь на ощупь достичь всех высот.

«Но как же искусство и даже наука
Растут из чего-то, доступного чувствам,
Так и блаженная жизнь – эта штука
Начало берет в очевидном, как сгусток?».

Но мы называем блаженною жизнь,
Которая ладится вместе с природой;
А то, что согласно с природой без лжи,
То всё совершенно, как наша свобода.

Однако все то, что согласно с природой
Дается тотчас после первого «шага»,
Иначе сказать, после тягостных родов,
Зову я не благом, – преддверием блага.

Ты ж даришь младенчеству высшее благо,
Чтобы малыш испытал наслаждение,
Чтоб он начинал свою жизнь, бедолага,
С того, что для взрослого есть достижение.

Когда бы мне кто-то сказал, будто плод,
Сокрытый в святой материнской утробе,
Ко благу уже приобщён без забот,
Мне стало бы ясно, – он мне неудобен.

А разве есть разница между младенцем
И тем, кто сокрыто таится в утробе?
Оба они предстоят перед дверцей,
Что открывается к благу и злобе.

Младенец не больше способен впитать
Понятия зла и добра, чем способны
Деревья и звери. Нам надо понять, –
Нет разума в древе и в теле утробном.

Младенец тогда лишь ко благу придёт,
В отличие от бессловесных животных,
Когда он в свой разум однажды войдёт.
Пока же все думы его беззаботны.

Не может быть блага во всяческом теле
И в возрасте всяком, – сие не пристало.
Оно от ребенка не близко на деле,
Как смысл совершенства от мига начала.

«Есть благо в деревьях и неких посевах» –
Ты мне возражаешь довольно упрямо.
Отвечу тебе без излишнего гнева,
Что благо во флоре совсем не то самое.

Есть благо в пшенице, ячмене и овсе –
Не в полных молочного сока стеблях,
Не в мягких колосьях без зерен совсем,
Из листика вылезших, будто с нуля;

То благо возникнет лишь только тогда,
Когда в тех колосьях созреет зерно,
Когда летним днем наступает страда,
И в хлеб превратиться ему суждено.

Как благо во всём нам являет природа,
Лишь только тогда, как взрастёт до конца,
Так благо для нас, человечьего рода,
Придет к совершенству по воле Творца.

А как же назвать это благо для нас?
Тебе откровенно могу я сказать,
Что это –  душа, как прозрачный алмаз,
Который имеет твердейшую стать.

Душа ведь возвышенна и посему
Себе подчиняющая всё и сама,
Не подчиненная никогда никому
И не выносит любого ярма.

Младенчеству благо сие недоступно,
И детству нельзя на него полагаться,
Для юности тоже оно неприступно,
Пока не исполнилось юноше двадцать.

И хорошо, коль добиться его удалось
На старости лет, что приходит незримо,
Ценою упорных стараний, не вскользь,
Поэтому благо умом постижимо.

Есть благо в деревьях, и есть у травы;
Выходит, что благо дано и младенцу?
Нет истова блага у этих, увы!
Без разума блага нет – тут без сентенций.

Среди всех существ есть четыре семейства:
Деревья, животные, люди и боги.
Природа одна лишь у двух из семейства,
Есть разум у них. Ну и что же в итоге?

А разница тут существует одна:
Бессмертны лишь боги, а люди ведь смертны.
Богам это благо даётся сполна,
А людям дано во стараниях усердных.

Другие всецелы лишь в собственном роде,
Но то совершенство не подлинно есть;
Оно соответствует общей природе,
Природа разумна. Ты всё это взвесь!

Не может у них быть и жизни блаженной,
И, несомненно, того, что её создаёт;
А создаёт её благо, и это бесценно,
Оттоль у животных нет блага. Так вот,

Лишь чувством животное может понять
Своё настоящее, прошлое  вспомнит тогда,
Коль скоро оно возвращается вспять
К уже пережитому. Вот в чём беда!

Так лошадь припомнит былую дорогу,
Когда подведут её к шляха началу,
А в стойле она и не вспомнит убого
О том, где она незадолго бежала.

Животным дано только самое краткое
И быстро летящее – настоящее;
Воспоминанья о прошлом – это утрата,
И вызываются видимым вящим.

Все то, что лежит в совершенной природе,
Не может быть в том, что несовершенно;
И оттого нету блага в животном отродье,
Его нет в посевах – сие, несомненно.

К чему же ведут эти все рассуждения,
Чем могут они быть полезны душе?
Они сберегут её от искушения
Впасть в лоно не очень хороших вещей.

Но более пользы тебе принесу я,
Когда покажу тебе, в чём твоё благо,
Не говоря о Создателе всуе,
Отправив тебя к Пантеону в полшага.

Зачем упражняешь ты плотские силы?
Природа дала их щедрее зверям.
Зачем ты холишь себя, чтобы быть милым?
Животным уступишь, не будь так упрям.

Зачем ты свой волос лелеешь игриво,
Распустишь его, иль уложишь плотней, –
Когда у коня замечательней грива,
Какого-то льва – красивее твоей.

Зачем упражняешь себя в беге быстром,
Ведь заяц быстрее тебя во сто крат.
В сравнении с ним ты всегда неказистый,
Да и гепард тебе в беге не брат.

Не хочешь ли ты, целиком всё оставить,
В чём ты проиграешь другим непременно
И к благу вернуться, а после представить,
Что благу на свете вообще нет замены?

Вернуться к нему? Ну, так в чём же оно?
А в том, чтобы душу очистить для дела,
С тем чтобы играла она, как младое вино,
И поднялась выше всяких пределов.

Ведь ты – человек! Что же есть твоё благо?
Твой разум! Ему расслабляться негоже.
Пусть к цели высокой его будет тяга,
И он до неё дорастёт, сколько сможет.

Блаженным считай себя только тогда,
Как станешь источником радостей всех,
И средь вещей, коих жаждут всегда,
Не предпочтёшь их, а то будет грех.

Я правило дам, что поможет тебе
Себя оценить и достичь совершенства,
Себя ощущать неподвластным судьбе,
В душе пребывать на вершине блаженства.

Ты будешь владеть своим благом тогда,
Когда ты поймёшь, что среди всех пиров
Счастливцы несчастнее всех – их среда!
Её избегай – не забудь! Будь здоров.

5 ноября 2018