Сказка про курочку-дурочку, собачку-кусачку и кошк

IV часть
Кусачка
              После пропажи кошки в Надькиной усадьбе жизнь совсем разладилась. Старую церкву, в которой Серега крутил кино, поставили на реставрацию, а Серегу уволили. В кино в деревне совсем перестали ходить. Кто победнее, у того на развлечения денег нет, а кто побогаче, накупили себе телевизоров да видиков, тарелок навешали, и к Сереге в клуб ни ногой. Серега поначалу совсем загрустил, даже запил, а потом в город рванул на заработки, так жить там  и остался. За Серегой Нюшка в город подалась, в Кулинарный техникум определилась, так что Надежда осталась одна.
       Тяжело в деревне бабе в одиночку с хозяйством справляться, но Надька не сдавалась, от своего не отступалась. Правда, огород подсократила, да с живностью распрощалась, только корову оставила. Опустевший двор зорко сторожила тщедушная собачонка, на которую Надька, поглощенная своими заботами и переживаниями, почти не обращала внимания, даже кормить порой забывала. А когда в доме был мир да лад, еще до пропажи Хромоножки, спальное место которой было на печке, собачонка спала тут же у подпечья, под лавкой, всегда была в тепле и накормлена и кошку никогда не обижала. Кусачка, так прозвала Надежда своего маленького сторожа, хорошо помнила, как была любима прежде своей хозяйкой. Помнила она и о Хромоножке и очень боялась Надькиной немилости, поэтому служила ей изо всех своих собачьих сил: лаяла и кусалась по чем зря.
       А Надежда, хоть виду не подавала,  после того, как сбежал муж, не жила, а мыкала свою долю брошенки. Не в ее характере было слезы лить и мужа хулить. Вид она по-прежнему держала бойкий, за словом в карман не лезла, но порой, особенно по вечерам, хотелось ей завыть по-собачьи, а то и по-волчьи. Выросла она в большой семье и свою семью по-своему любила. Может, ее домочадцам хотелось иного проявления чувств с ее стороны, но Надька любила своих как умела, по-простому: с тычком и крепким словцом. В словах, обращенных к дочке Нюшке, часто соседствовали «принцесса моя», «королевна», «дура ты дура». Ну что тут скажешь? А заботиться о ком-нибудь ей хотелось то ли по привычке, то ли по зову души.
       После того как малые деревеньки в один колхоз определили, в правлении появился скромный счетовод Мишка Сапожок. Откуда он взялся, никто не знал. Поговаривали, что после ранней смерти жены один сына растил. А как тот в армию ушел, переселился в деревню. Был он человек тихий, незаметный, жил одиноко. Бабы деревенские не раз к нему подкатывали, да как-то быстро и откатывались. Женским полом Мишка  не интересовался, поговаривали, что попивает он втихую, только пьяным его в деревне никто не видел. После своей нехитрой работы Мишка часами пропадал в лесу, а в плохую погоду чинил бесплатно обувь почитай всей деревне. За это  и прозвали его деревенские Сапожком, да и фамилия была у него подходящая Сапожников.
      Вот и Надька, желая излить на кого-нибудь свою нерастраченную заботу, не раз приглашала Мишку зайти вечерком к ней поесть домашнего. На свои приглашения неизменно слышала один и тот же ответ: «Отчего ж не зайти, можно и зайти». Только этим Мишка и ограничивался, но к Надежде так и не шел. Что случилось с Сапожком? Да только как-то постепенно стал он захаживать на Надькин двор. Надежда его и накормит, и рюмку нальет, и сама с ним выпьет, и на жизнь ему пожалуется. А Мишка только сидит, внимательно смотрит на нее сквозь очки и слушает ее бабьи речи, а то и до утра останется.
       Надежда Мишкины визиты от всех тщательно скрывала. Зачем в деревне лишние разговоры да сплетни, дочки стеснялась и в тайне надеялась, что муж к ней вернется.  Но к приходу Сапожка готовилась: дом в чистоте держала, на кухне крутилась, на крыльце самовар ставила.
       Вот из-за этого самовара все и случилось. Ведерный самовар был старинный, медный и очень тяжелый, топился по-бывалошному деревянными чурочками,  носик-крантик у него подкапывал, поэтому-то  Надька и ставила его на крыльце, чтобы в доме угару да навару не было.  Заранее запирала в сарай свою Кусачку, которая почему-то люто невзлюбила Мишку Сапожка. Собака всегда громко извещала свою хозяйку о приходе званых, а тем более незваных гостей. Звонким лаем  встречала и провожала каждого проходящего мимо Надькиного двора, много штанин порвала и столько же щиколоток покусала. Дело свое знала хорошо.
       В этот день Надежда получила от своей товарки, ездившей в город, известие, что ее Серега в Питере себе зазнобу завел. Была она не то что расстроена, а из рук все целый день валилось, но свидания с Сапожком отменять не стала. Думая о своем, совсем забыла запереть Кусачку в сарай, а та смирно сидела возле будки у крыльца, привязанная на длинную старую веревку. Стемнело, самовар тонким свистом извещал, что закипает. Надька, поглощенная своими мыслями, свет не зажигала, сумерничала. Мишка, уже привыкший захаживать к своей подруге в сумерки, тихонько понялся на крыльцо. Тут Кусачка, честно исполняя свой долг, выскочила из своей будки с громким лаем с намерением вцепиться если ни в щиколотку, то в штанину Мишки обязательно. Вечерний гость, спасаясь от собаки, прыгнул на последнюю ступеньку крыльца, налетел в темноте на самовар (был он близорук), самовар с грохотом опрокинулся на Надькину клумбу, в одночасье сварив весь ее цветник.
        Надька, когда включила свет, глазам не поверила: помятый самовар возле клумбы валяется, на самой клумбе живого не то что цветка, места нет. Мишки и след простыл, а Кусачка сидит и хвостом виляет. Надька, не помня себя, схватила веник и давай Кусачку охаживать. Благо веревка, на которой была привязана собака,старая была, почти перетерлась. Кусачка рванулась, веревка оборвалась, и несчастная понеслась по улице на самый конец деревни. Она сразу  и не заметила, что часть хвоста у нее обварена кипятком из самовара. Страдая от боли, она прибежала к известному мостику через речку, села на берегу, а хвост в воду опустила. Мокрая, избитая, раненная, решила она, что домой возвращаться не станет. Еле протиснулась Кусачка в узкую щель под старой лодкой, легла  и жалобно заскулила.
       Вот так прибилась Кусачка к Дурочке и Хромоножке и осталась жить с ними под  брошенной рассохшейся лодкой.