Оба-на

    Муха

    Единственное преимущество хлопушки для мух – в ее названии кратком: мухобойка. Их можно бить, чем угодно. Изготовление данного орудия убийства не требует настойчивых доработок и усовершенствований, однако, и самодельные, и покупные – ломаются после определенного времени. Ресурс у них ограничен. Хотя сама муха живет еще меньше. Спрос и потребление этих предметов не первой и не последней необходимости возможно и не нуждается в глубоком изучении, но всякий раз, когда всего лишь одна муха способна убить, если не самого человека, но что-нибудь важное в нем, все человечество стоит на грани уничтожения.
                …
    Планета

    Представьте себе планету, где каждый может сам для себя создавать любые, необходимые ему, условия жизни. На один день или для определенного цикла. А может быть, всего на час или на миг. Прекрасная планета! На поиск ее пора отправить экспедицию, чтобы найти прибежище для тех, которым  невыносимо, а здесь уже накосячили…
                …

     Банальная трепотня может стать образцом изящной словесности, если расставить знаки препинания и все записать без грамматических ошибок.
                …

Здесь будут лишними стихи –
На чистом, белоснежном
Листе бумажном, что вполне
Сгодится для чего-то!

Письмо, рисуночек какой,
Кораблик или роза,
Пусть росчерк тонкого пера
Портрет напишет ловкий.

Но не стихи! Но никогда!
А, может, белый стих?
             О, да!!!
              …

Ремарка прекраснее текста порой,
Торжественнее и приметней,
Как будто речушка бежит под горой,
Нам свежесть, даря в полдень летний.
                …

Угол зрения. Сюда можно загнать провинившееся в чем-то пространство. 

          Абзац

      Утреннюю пробежку по крышам домов совершали первые лучи, выделяя трубы и голые верхушки деревьев. В далеких и близких облаках пряталось ноябрьское дымчатое небо. Ни звуков, ни красок. Только ожидание и тревога. Куда подевались теплые деньки? Где недавние мысли о прошлом и будущем? Только настоящее, оно застыло в неподвижной части земли, называемой степью. Степь никуда не спешит в любое время года. Пусть ветер оборвет последнее препятствие на своем пути – колючие сухие травы и заставит их дрожать, придавленными и растерянными в редких неровностях. Без дождя и снега пылью покроется продрогшее, ставшее жалким тело земли, но время никуда не сдвинется с места.
    Вечер ничем не удивит. Стемнеет, и крыши домов вместе с трубами и верхушками деревьев унесет в пустоту…
       ….

          В поисках сюжета

    … Рабыня стирала белье своей прекрасной хозяйки. Стройной, женственной, манящей взгляды, имевшей успех у всех мужчин округи. Тайком принюхиваясь к нежным деталям туалета, она пыталась представить себе те мгновения… Осязая влажную, прохладную ткань своими натруженными, но такими же белыми, как у хозяйки руками, она то с силой сжимая, то слегка встряхивая белье, смотрела на медленно текущую воду, на отражавшиеся в ней облака, такие же легкие и прозрачные… Ее отражение в дрожащей воде повторяло воображаемое ею действо в этих одеяниях, с этими неведомыми мужчинами… Ей так хотелось любви…
      Уже сухое, легкое, душистое, обветренное и согретое солнцем и завистливым взглядом  рабыни, белье хозяйки дожидалось вечера, когда Донна станет королевой балла. Рабыня растирала ее тело чем-то очень ароматным и приятным для рук.
    - Ты сегодня опять задержалась у реки?..
    Рабыня молчала, а Донна смеялась всем телом и дышала им, напрягая и расслабляя грациозные линии. Рабыня подавала ей части одежды и вздыхала, глядя, как изящна и красива обласканная ею тонкая, воздушная ткань, которую еще недавно она прижимала к своему лицу, представляя себя женщиной в руках мужчины…   
     …

         Оба-на

    Вечером пятницы происходят чудеса. Заглядывает луна, освещает зевающего человека и предлагает ему соавторство. «Только не пиши обо мне, - говорит, - про все, что угодно, только не про меня! Сегодня мы с тобой, быть может, начнем роман или маленькую повесть, или рассказ, или…»
    И так…
    Поезд отправляется ближе к утру. Еще не так и поздно, но вокзал был почти пустым. В зале ожидания вдруг появился мужичок в темно-сером пальто, в черной кепке и с таким чемоданом в правой руке, с которым обычно киношные зеки возвращаются из мест не столь отдаленных. Этот был невысок ростом, неприметен и, если бы не неожиданно громкий, характерный звук,  который издал ночной пассажир и при этом не притопнул ножкой и не сказал «оба-на», слегка озираясь, но не смущенно, а скорее по-хозяйски глядя на весь окружающий мир, никто бы на него не обратил внимания.
   Сверху эта живописная картина выглядела еще интереснее, а «красавчик оба-на», так его окрестил рассказчик, и не думал, что за ним наблюдают. В левой его руке возникла дымящаяся папироса. Сделав затяжку, выпустив невидимый дым, «оба-на» танцующей походкой прошелся взад-вперед и присел на скамейку. Откинулся на спинку, прижал коленями свой чемоданчик, задумался. Щетина угадывалась на худом лице, издалека отливавшем синевой. Манил этот человек, приковывал взгляд. Стоя на втором этаже, облокотившись о перила, рассказчик глядел на единственного актера импровизированного театра. Декорации были привычными. Буфет, закрытый до утра. Тускло сверкающие своими изгибами отполированные диванчики дожидались пассажиров. Стены, окрашенные в темно-зеленый цвет, играли роль здания вокзала, с не промытыми окнами и запахами, не выветривающимися годами, в городе из российской глубинки. 
     Куда и откуда ехал этот, видимо, прожженный и много повидавший в жизни, какой-то очень неприметный и узнаваемый одновременно образ уходящей эпохи социализма?.. Кто и где, да и ждет ли вообще его? Подойти, спросить? Уж больно интересным был герой на сцене. Пошлет куда подальше. В кино все было бы проще. А тут театр.
    Вышел откуда-то милиционер. Проходя мимо мужичка, оглядел его. Тот привычно напрягся и расслабился одновременно, с достоинством выдержал оценивающий взгляд. Показал билет, вытащив из кармана пальто кучу бумаг, завернутых в газету. Засунул обратно, поправил пальто на груди, застегнул каким-то ловким движением пальцев неестественно большие пуговицы. Все эти детали бросались в глаза, словно приближенные с помощью искусства.
     Пора было уйти, присесть где-нибудь, но не отпускало действо, хотелось увидеть еще что-то необычное. Представлялось, будто сейчас появятся еще такие же яркие типажи, завяжется конфликт или нечто другое, случится, быть может, драка, или какой-никакой шум, милиция будет их хватать. Этого точно повяжут… Но тихо стучали где-то высоко над головой часы, отбивая время ожидания поезда, они прозвонили час ночи или уже два…
     Чтобы не уснуть, рассказчик прошелся по вокзалу, вернулся к своему театру. Мужичка не оказалось на месте. Еще раз прошелся, уже по всему вокзалу. Нигде не было. Оба-на! Был ли тот пассажиром? Может просто вокзальный воришка? Куда он исчез? Да. Ни кино и ни театр, это жизнь. 
   Но, что же еще было особенного в том человеке с чемоданчиком и историей?.. Вспомнил. Сапоги. Какие-то очень легкие, ладные, чистые, аккуратно собранные в гармошку. В таких – любая погода нипочем. И походочка – соответственная, с притопом. Оба-на!.. 
    

02.11.18.


Рецензии