Шаравин

Любит Высоцкого, танкистом,
Возможно, стать мечтал, когда играл.
Но, возмужал, стал машинистом,
Составы водит на Урал.

Не каждый сможет сдвинуть поезд,
Поднять любой локомотив.
Тут, в пору примерять штангиста пояс,
Иль вспоминать Высоцкого мотив.

Эх, раз и раз - пошла машина
И девять тысяч по горам.
Пусть у движенцев скиснет мина,
Тут сто вагонов – не сто грамм!

Нет. Не святой. Кто без греха?
Тот первым пусть бросает камень,
С гнили слетает прочь труха,
Сталь закаляет только пламень.

Простой мужик, не сажень вширь,
«Нитки» не режет безучастно.
В движенцев график вставит штырь,
Доставив груз за три участка.

«Шаравин! – вновь диспетчер просит, –
Давай от скорого, дружок!»
И вновь кулонов гору косит,
Не нажимая на песок.

Вован не раз учил “сопливых”, –
«Песок для хилой мелюзги»
И усмирял квадрат строптивых,
Впрягая в поезд, лишь, мозги.

Потомственный. Из машинистов.
Каким другим он должен быть?
Не многословен, не речистый.
Трудягой просто будет слыть!