На родине меня почти забыли...

         *   *   *
На родине меня почти забыли,
давно все чувства прежние остыли.
И поколенья новые родились,
и, вглядываясь, сразу не признать
в чертах их юных, кто отец и мать.

Уже потом подсказывает память,
в сопоставленье взгляда и словца,
что в дочке виден юный образ мамин,
а в сыне образ юного отца –
так связь тонка порой меж временами.

И много незнакомых лиц приезжих,
и я для них приезжий и чужой…
С годами мы встречаемся все реже,
мы изменились, хоть как будто те же,
легко соприкасаемся душой.

Вдруг вспыхнет память стародавним, милым,
такое вдруг припомнится, что враз
прольется словом радостным, умильным,
слезою проблеснет из грустных глаз.
И время уж не разделяет нас.

Но иногда такая виноватость
сожмет вдруг сердце и лишит всех слов.
Разъехались – из всех сторон, углов
уж никогда нас не вернуть обратно,
жизнь на исходе, время истекло.

Нас разнесло, как сорванные листья,
и с каждым годом гуще листопад.
Давно по разным кладбищам лежат
те, чьи дороги в мире разошлися,
и не сойтись им вместе даже в мыслях…

Здесь все не так, через поля дороги
проходят по-иному, и тревоги
мне не сдержать, что минули года,
и там, где проходили наши ноги,
теперь не видно стало и следа.

Там бугорок, а там пенек, там яма,
там только пыль взвивает вихрь упрямо,
и все тропинки скрыла мурава,
и мною все потеряны права,
какими наделила в детстве мама.

Хожу, гляжу, задумчиво вздыхаю
и истину простую постигаю,
что, может быть, последний раз хожу,
и, может быть, в последний раз гляжу –
простить вину мне родину прошу.