Даниил Долинский. Посреди столетья

ДАНИИЛ ДОЛИНСКИЙ: «ПОСРЕДИ СТОЛЕТЬЯ»
(1925–2009)

Жизнь преподносит иногда невероятные сюрпризы, так выстраивает систему координат твоих встреч и разлук, твоих отношений с людьми и отношения к людям, что порою только диву даёшься!
Могла ли я думать когда-нибудь, что увижу его вживую, что буду редактором его поэтических книг, что мы будем созваниваться в любое время по поводу и без – просто чтобы почитать друг другу новые стихи? Да мне бы такое и в голову не пришло!
А поди ж ты, так оно всё и вышло…
А вначале мне, 16-летней и дерзкой, попалась на глаза публикация со стихами Даниила Долинского. Я тогда жила в Воркуте, но знала, что это известный автор из моего родного города Ростова-на-Дону, где у меня остались друзья и близкие родственники. Читала придирчиво, как говорится, «с пристрастием». И нашла, как мне казалось, ляпы. И на одном дыхании накатала пародию:

ЧТО ПОДЕЛАЕШЬ?

Я всё гляжу на купол звёздный,
И так шаги мои легки…
(А пло́хи или же плохи́ –
Какая разница – стихи!..)
Даниил Долинский

Что захочу, то напишу:
Хочу – роман, хочу – сонет.
А пи́шу грамотно иль нет,
Какая разница – поэт!

Быть может, я с рифмо́й в ладах –
Она в годах, и я в годах.
А пи́шу грамотно иль нет,
Какая разница – поэт!

Пусть даже сти́хи – ерунда,
Но их не денешь никуда.
Пишу уже не первый лет…
А что поделаешь? Поэт!

О, это был тот самый возраст, когда никакие авторитеты не признавались таковыми, если я сама не посчитаю достаточными аргументы в пользу кого-то. Ни Цветаева, ни Пушкин, ни Шекспир не могли быть для меня великими априори – всё познавалось только эмпирически! Впрочем, во многом это осталось в моём характере и сегодня. Обычно я не обращаю внимания ни на общественное признание, ни на обилие званий, а сужу о человеке исключительно по делам его, по трудам его да по таланту.
И вот после этой пародии прошли годы и годы. Я уже вернулась в Ростов, работала в литературно-художественном журнале «Дон» заведующей редакционно-издательским отделом. К тому моменту мы с Долинским состояли в разных писательских организациях – он после разделения Союза писателей перешёл в Союз российских писателей, я же предпочла Союз писателей России. Впрочем, мы с ним оба выпускники Литературного института, а это братство великое, не поддающееся никаким общественным разломам и политическим расколам.
Летом 2007 года Даниил Маркович принимает решение печатать свою книгу стихов в издательстве «Дониздат» при журнале «Дон». Так я стала редактором его книги «Седое время», выпущенной в ноябре того же года. Началась работа по составлению книги, отбору стихов, затем уже более конкретная – над самими стихами. Долинский к тому времени уже был нездоров, выходил на улицу редко, и общались мы исключительно по телефону. Он был человеком лёгким в общении, дружелюбным, оптимистичным несмотря на тяжёлую судьбу, которая выпала и на его долю лично, и на долю всего военного поколения.
Когда началась Великая Отечественная война, он был ещё молод. Только в январе 1943 года Долинского призвали в ряды РККА и направили в Серпуховское авиатехническое училище. Окончив его, он воюет на 3-м Украинском фронте механиком, стрелком-радистом, затем – военным корреспондентом. За различные боевые заслуги он был награждён боевыми медалями. В 1944 году в армейской газете были опубликованы его первые стихи.

* * *
Ну, хватит, музыка, постой – хотя бы сбой,
или отбой, или простой возьми с собой
и отойди глубо́ко в тишь, передохни…

А то и день и ночь звучишь: не колыхни
пчелиной лапкою цветка, не шевельни
причёски лёгкой ветерка, чтобы – ни-ни.

А то я переполнен весь тобой одной:
во мне живут и луг и лес, всегда хмельной,
во мне свистит, как флейта, чиж волненьем крыл…

Ах, Боже, что же ты молчишь? Я ж пошутил.
На миг буквально, на микрон ты отошла –
и только песнь одних ворон…
И все дела…

Работа над книгой очень сблизила нас с Даниилом Марковичем. Мы созванивались, обменивались мнениями по поводу поэзии, читали друг другу стихи, обсуждали все нюансы поэтического мастерства. От моей юношеской заносчивости по отношению к этому автору не осталось и следа, ведь я всё больше углублялась в поэзию Долинского и всё больше понимала, с каким мастером Слова имею дело. При этом он был очень прост, неизменно доброжелателен, открыт для критики. Он очень доверял мне как редактору, увидев во мне истинного собрата по перу, человека, так же страстно влюблённого в поэзию, как и он, с той же неистовостью отдающейся делу, что и он сам.
Работа над книгой была непростой и осложнялась ещё и тем, что Долинский всю жизнь очень много переделывал свои стихотворения, улучшал их, дорабатывал и оттачивал. Поэтому у него накопилось множество редакций одних и тех же стихов. Приходилось отслеживать повторы, а затем выбирать лучший вариант. Надо сказать, что поэт очень трепетно прислушивался к моему мнению несмотря на возрастную разницу в сорок лет. Это доверие, во-первых, окрыляло меня как редактора, а во-вторых, характеризовало самого Долинского как человека лишённого звёздной болезни и напыщенности, характерных, увы, для многих поэтов его статуса и возраста. Он сохранил в себе ту непередаваемую детскость, которая очень отличала его от других, не давала воспринимать его убелённым сединами старцем – наоборот, иногда мне казалось, что я разговариваю с совершенно молодым человеком! Он даже немного флиртовал со мной по телефону, любил шутить, заразительно смеялся – словом, вёл себя так, что я совершенно забывала о его преклонном возрасте.
Посмеялся он и над моей пародией, когда я решилась всё-таки ему её прочитать, – от души, искренне, так, что и меня вовлёк в своё веселье. Простил мне мою дерзость. И я была счастлива, что могу поделиться с ним своей маленькой юношеской тайной.
Долинский открылся для меня и как совершенно непревзойдённый, блестящий переводчик. Равного ему в этом сложнейшем искусстве я не знаю, разве что гений отечественного перевода Самуил Яковлевич Маршак. Более всего он делал поэтические переводы с языков народов Северного Кавказа и Калмыкии. Многие произведения Кайсына Кулиева, Давида Кугультинова, Адама Шогенцукова и других поэтов стали известны русскому читателю именно благодаря Даниилу Долинскому. Как он точно чувствовал язык подлинника и дух другого народа! Сколько образов, оттенков, синонимов находил в стремлении к детальной точности, как перевоплощался в другого поэта! Его оригинальные стихи, написанные, казалось бы, той же рукой, с тем же мастерством, тем не менее разительно отличаются от его переводов. В них он сумел передать всю цветистость восточной речи, весь колорит её и удивительную певучесть, перенося на русскую почву переводимый материал с такой любовью, трепетом и осторожностью, на которые способен только величайший художник слова.

* * *
«Река Любви!.. Банально?.. Но она,
Я верю, существует!» – мне призналась
Девчонка, что была, как показалось,
В кого-то безответно влюблена.
Ответь ей счастьем кто-то и приди,
Явись, отправься в поиск дерзновенный:
Она – твоя Вселенная! Найди
Её средь бесконечных звёзд Вселенной!
(Салих Гуртуев. Из восьмистиший. С балкарского)

Даниил Долинский был поэтом, пишущим много. Он писал постоянно. Он писал как дышал – в самом прямом смысле. В его голове бесконечно возникали образы, словосочетания, обрывки сюжетов, неясные картины будущих стихов. Иногда он звонил, чтобы прочитать стихотворение, написанное буквально минуту назад. И мы тут же включали его в готовящуюся книгу – так сказать, с пылу, с жару. Если я замечала какой-нибудь огрех в звучании или в смысле, он с готовностью дорабатывал, правил, с радостью принимая замечания и редакторские поправки, нисколько не кичась ни своей славой, ни опытом, ни возрастом.

СЧАСТЬЕ
Какое счастье – солнце всходит а́ло!
Какое счастье – мне опять дано
Из синего небесного бокала
Пить свежих зорь прохладное вино!

Какое счастье – склоны гор блистают!
Какое счастье – в серебринках рос,
Как розовые бабочки, слетают
На плечи лепесточки с абрикос!

Какое счастье – ветерок, играя,
Летит… Какое счастье – с каждым днём
Весь белый свет, от края и до края,
Всё больше в сердце умещать своём!

Какое счастье, о, какое счастье –
Уметь добро, как солнце, излучать
И чувствовать
Людских сердец участье,
И самому участьем отвечать…

И видеть: улыбаются другие…
Улыбки их, как счастье, берегу!..
О, улыбайтесь, люди дорогие,
Без вас я улыбаться не могу!
(Гирихан Гагиев. С ингушского)

Когда книга наконец вышла, Даниил Маркович был очень доволен результатом и просил меня быть редактором его следующей книги, которую он уже к тому моменту задумал. Но силы его убывали. К сожалению, лично мы с ним встречались только в Союзе писателей на большом празднике, а принять его приглашение прийти в гости я так и не смогла по ряду причин. И побывала у него дома уже только после того, как его не стало. Тогда же и написала песни на несколько его стихотворений, отдав дань его поэтическому таланту и мастерству.
Помню, какая отвратительная погода была в тот день, когда ростовские писатели пришли проститься с замечательным поэтом. Ветер рассвирепел не на шутку, дождь ледяными пальцами лез за шиворот, и ни у кого не было сомнений, что само небо оплакивает уход такого светлого человека, каким был Даниил Маркович.
А новую книгу Даниила Долинского мы всё-таки сделали в том виде, в каком он завещал. Только теперь уже все переговоры мы вели с его вдовой, которая прекрасно разбиралась в его рукописях и оказывала неоценимую помощь в составлении книги и отборе стихотворений. Называется эта книга, вышедшая в «Дониздате» в 2010 году, «Голос из хора» и включает в себя только оригинальные стихи поэта, лучшее, избранное. В том числе и его потрясающие, непревзойдённые стихотворения, посвящённые Великой Отечественной войне.

* * *
Я к алому полотнищу губами
приник на поле брани. И тогда
гвардейцы всех времён, тряхнув чубами,
взглянули удивлённо: «Ты куда?..
Безус… И узкоплеч… Один лишь чубчик…
Глянь – чуть не весь влезаешь в кирзачи…
Ну что в тебе гвардейского, голубчик?!»

И мнилось:
хохотали усачи…

Но посреди столетья мне досталось
не раз, когда под огненным бичом
дрожа, земля с оси своей срывалась,
в окопах подпирать её плечом!

Долинский писал буквально до последнего своего вздоха. Уже в больнице, в тяжелейшем состоянии, чувствуя, что уходит, затухающим сознанием пытался удержать приходящие к нему свыше строчки и надиктовывал их медсестре. Так, со стихами на губах, и окончил он свой земной путь – настоящий поэт, удивительный человек, светлый, чистый, молодой душой, бесконечно щедрый к другим поэтам всех рангов и способностей.
То, что имя Долинского сегодня не известно широкой общественности, говорит не о нём как о малоизвестном поэте, а о состоянии дел на сегодняшний день в нашей культуре. Плохое оно, это состояние, если имена поэтов уровня Долинского мало что говорят современному любителю поэзии. И когда придёт их время, одному Богу ведомо!
Но я очень верю, что время это всё-таки настанет. И вот такие стихи будут известны каждому школьнику:

* * *
– А сколько стоит птичья трель? –
спросил февраль у марта.
Март – у апреля… И апрель,
уставший от азарта
разбрасывать по купам крон
для голосов и глоток
за миллионом миллион
различных нот и ноток,
сказал: – Нет кассы у весны
и нет в ней места торгам,
ведь ликованью – нет цены
и меры нет восторгам,
как нет определенья, в чём
причастны мы к участью:
живём, и плачем, и поём –
кто знает цену счастью?!

Валерия САЛТАНОВА

1 ноября 2018
Ростов-на-Дону

Фото автора: Даниил Долинский, 2008