Коньяк и верлибрист

Я шёл один печальный и вельветовый, Высокомерный, словно верлибрист,
На лысину ложился жёлтый лист,
Но люди в переходе пели Летова,
А лето на скамейке у ларька
Курортником раскинувшись лениво
Лакало сидр, но мне хотелось пива,
И вовсе не хотелось коньяка,
Который был в кармане пиджака
И булькал в ритме белого стиха,
Что пиво де вульгарно и не чисто,
Что лишь коньяк достоин верлибриста...
Я выдохнул и сделал два глотка.

Коньяк расцвёл в желудке янтарём, подобным янтарю, что собирают, на побережье Балтики, а после везут в ночи тайком через границу в туманный Гданьск тевтонский и кирпичный. Затем янтарь в подвале возле кирхи шлифует мастер злой и седовласый, наследник ювелиров старой Ганзы. И вот в его иссушенных перстах рождается негаданное солнце. А в нем инклюзом целый мир сокрыт. И там ларек, и лето на скамейке, и я стою задумчиво-вельветов. Гляди! Гляди же, вечный Уроборос! Янтарь во мне и сам я в янтаре!