Геометрия этики

Когда мы говорим «нравственные ориентиры», то не задумываемся, что смешиваем этику с географией, ведь «ориентирование» связано с определением сторон горизонта, точнее нахождением той стороны, где восходит солнце. Восток по латыни – oriens. Человек – животное социальное, кроме определения своего положения в пространстве, ему необходимо знать и правила поведения в обществе себе подобных созданий. За эту сферу бытия отвечает этика.
Современному человеку трудно представить, что нравственные ценности могут иметь какую-либо пространственную локализацию, ведь эти понятия не материальные. Однако в древности все было с точностью до наоборот. Наши предки еще не выдумали духовного пространства, поэтому формируемые этические критерии размещали как бы в окружающем мире, придавая им даже некие геометрические свойства. Вернее, образы создаваемых понятий черпались из наглядных примеров окружающей действительности.
Внутренняя форма слова в отличие от его семантики меняется сравнительно медленно, поэтому мы можем прикоснуться к тому мировоззрению, каким обладали наши далекие прародители. Иногда понять, какое значение могло быть у некоего слова, довольно легко, иногда к этому приходится прикладывать недюжинные усилия. Если интерес сильнее лени – поехали!
Многие замечали странную схожесть существительного «ложь» и глагола «лежать», в некоторых производных их внешние образы практически совпадают, например «ложь – ложе». Но большинство людей отмахивается от этой близости, потому что не находит семантической связки между такими разными образами, а потому считает их подобие прихотью случая.
Так поступают не только дилетанты, но и профессионалы. Вот что пишет Шанский. «Ложь. Общеславянское. Производное от той же основы, что и «лъгати» – «лгать»; сильный «ъ» (ер) прояснился после падения редуцированных в «о». В другом месте Шанский сообщает: «Ложе. Общеславянское. Суффиксальное производное (суф. -j-) от той же основы, что «лог».
И никакой общности этимологий этих слов! Но ведь в глаголе «лъгати» (с учетом замены краткого гласного в полноценный – «логати») корень тот же – «лог». И это на ранних этапах развития речи, когда такая путаница вряд ли могла возникнуть.
Если принять во внимание, что не только в славянских, но и в других европейских языках мы можем наблюдать ту же самую картину, то закрывать на нее глаза – значит, признавать свою слепоту. Судите сами: в английском «ложь» и «лежать» – внешне одинаковы: lie. В немецком: l;gen – «лгать», а liegen – «лежать». В норвежском: ligge – «лечь», а lygn – «ложь», в голландском можно обнаружить полное совпадение: liegen – liegen. И так во всех языках германской группы.
Единичный курьез можно было бы допустить, но как такое могло случиться на столь обширной территории, разделенной культурными и государственными границами? Ответ только один: это произошло в глубокой древности, до формирования национальных языков. Однако, как мы уже отметили, это представляется маловероятным.
Попробуем поискать другое объяснение. Сегодня мы не видим семантической общности слов «ложь» и «ложе», но между ними существуют промежуточные звенья, протягивающие ниточки смысла к обоим полюсам. Например, «сложность». Этимологически она трактуется как «сложенность», то есть «предмет сложен из нескольких частей и может быть разделен на элементы». Таким образом, форма лексического понятия «сложность» также восходит к корню «лож» (лог, лаг, лег, леж), то есть родственна гнезду: «ложе, положить, слагать, пологий и т.д». Сравните слова «слагать» и «складывать» – некогда в математике они были синонимами, а если вдуматься в их смысл, то пересечение их значений охватывает и более широкие области знания (о некоторых мы писали в статье «Склады-лады», где рассматривали значения слов «слоги» и «склады»). «Складывать» (арифметически) изначально понималось как «складывать в одну кучку».
Однако в понятии «сложность» при желании можно разглядеть и коннотацию лживости. Например, Лев Толстой говорил: «Величайшие истины – самые простые». Та же суть отражена и в народных выражениях: «Ложь – красноречива, правда – проста» или «Правда не речиста». Почти тот же смысл – в поговорке: «Лжи много, а правда одна». Таким образом, за сложностью, витиеватостью речи (какая была свойственна представителям власти) народ чувствовал сокрытие некой простой истины. Кстати, в английском языке грамматически «ложь» может иметь множественное число, а «правда» – всегда только одна: the truth.
Идем дальше. В словах «подлог», «подложный» какова семантика корня: «то, что кладут, подкладывают» или все-таки «подложный» – это «неистинный», «ненастоящий»? Ответить на этот вопрос однозначно не получается. Вроде бы морфологически «подложный» состоит из приставки под- и корня «лож» в значении «класть», а семантически мы понимаем слово как «фальшивый», «ложный».
Где-то возле этого ядра находятся и смыслы слов «полагать», «предполагать», «предположение». С одной стороны, это то, что мы кладем в основу наших рассуждений, а с другой – некий «неустановленный факт», который мы не можем считать истинным. Обратите внимание на фигуры речи «факт установлен», «правда восстановлена», «истина состоит». Каждая из них намекает на то, что данные понятия находятся в вертикальном положении, в то время как «ложь» всегда «лежит».
Подводя итог сказанному, еще раз подчеркнем, что, во-первых, в исконном понимании «ложь» не может быть маленькой, она всегда связана с многословием, велеречивостью. Отсюда такие поговорки, как «маленькая ложь за собой большую ведет», «в правде слов немного», «слово – серебро, а молчание – золото» и пр. Ложь представлялась нашим предкам – создателям языка – как некий завал, нагромождение пустых слов, свалка мусора.
Во-вторых, сегодняшняя дуальность «правда – ложь» не может быть исконной. Как мы установили (!), «ложь лежит», значит ей должно быть противопоставлено нечто вертикальное, например, «истина». В этом слове, вернее в его древнем прототипе, можно выделить приставку из- (ис-) и корень «стъ», тот же, что в словах «стоять», «стать» (праславянская реконструкция *sъt-), «ин» – суффикс. То есть «истина» – «из стъ» (того, что стало, состоялось). Ее древнее значение – «то, что есть», «то, что соответствует действительности», «нечто подлинное», «нечто настоящее». Производное от «истый» – «тот же самый», «действительный», «настоящий». В украинском языке «истота» – «существо», «сущность». Однокоренной и более понятный нам синоним – «настоящий».  Древний человек мог понимать двойственность «истинный – ложный» наподобие пары «живой – мертвый». Живой может стоять, становиться, в то время как мертвый – лежит. Позднее эти образы отразились в христианском дискурсе: Бог (возвышающийся до небес) – истина и вечная жизнь, диавол (падший в ад) – ложь и смерть. К этой паре мы еще вернемся, а пока продолжим.
Нечто подобное мы наблюдаем и с антонимами «простота» – «сложность». О том, что «сложность» имеет оттенок значения «ложь» см. выше, а в слове «простота» также слышится корень «стъ». По Крылову, это общеславянское слово, образованно путем сложения «про» и «стъ». Второе имеет тот же корень, что и «стать». «Простый» буквально — «стоящий впереди». То есть «простота» – это нечто стоящее (в обоих смыслах), в то время как «ложь» – то, что и выбросить не жалко.
Теперь посмотрим на внутреннюю форму слова «правда». Какая бы ей подошла дуалистическая пара? В древности этому понятию противопоставлялась «кривда», из чего следует, что «правда» это не только то, что «справа», но и нечто «прямое», о чем также имеется немало свидетельств. Сегодня эти понятия нередко смешиваются в языке. Так, мы можем сказать: «право не знаю», а можем и так: «прямо не знаю». Правдивый человек – человек прямой, который не юлит, не изворачивается ужом, а говорит, как есть, прямо, напрямоту.
То же самое мы наблюдаем при сравнении русского и английского языков. Там, где наш человек, употребил бы наречие «прямо», житель туманного Альбиона скажет right. Например, right here – прямо здесь, right now – прямо сейчас. Однако, как известно, в английском right – это не «прямо», а «право».
Таким образом, «правый», «правдивый», «праведный», «справедливый», «исправный» вышли из семантики «прямоты», «честности», «простоты», «истинности».
Иногда слова устаревают и выходят из употребления, но сами понятия продолжают жить в языке на более глубинном уровне. Сегодня мы не пользуемся словом «кривда», но свое отношение к некоторым предметам и явлениям, тем не менее, выражаем с использованием все того же смысла. Например, «кривотолки», «кривить душой», «кривляться» (ср. также родственные «лукавить», «лукавый», «лукавство», который более характерны для церковно-славянского языка). Если, что-то работает неправильно с ошибками, скажем, компьютерная программа, то мы назовем ее – «кривая». То же самое: «кривые руки», «кривые мозги».
Вполне возможно, что образы «прямой – кривой» восходят к архетипу (символу) пути: прямоезжая дорога быстрее ведет к цели, тогда как извилистая петляет, не доводя до места назначения. Подтверждение этому находим во фразеологии. «Мы всё ходим вокруг да около и никак не договоримся до настоящей сути. Вся суть в том, что вы ошиблись и не хотите в этом сознаться вслух» (Чехов. «Рассказ неизвестного человека»). «Да нет, живу не возле "Сокола", в Париж пока что не проник. Да что вы все вокруг да около – да спрашивайте напрямик! (Высоцкий «Интервью»).
Теперь вернемся к народному представлению о Боге и диаволе. Всем известно, что их пространственное положение представляло вертикаль: Бог – верх, наивысшая точка (небо, небеса, рай), диавол – низ (подземелье, преисподняя, ад, бездна и пр.). Отсюда и образы «грехопадения», «низвержения в ад», а также «вознесения на небо», «восшествия на небеса». Эти представления в народной вере и народном сознании живы и по сей день, поэтому воспринимается достаточно органично и не требует пояснений. Обратим внимание на то, чего теперь мы обычно не замечаем. 
Бог в языке, как правило, «даёт», даже если «воздаёт», а диавол – «берёт». Примеров, каждый может подобрать в достатке. Люди просят у Бога подаяния, милостыни, Он дарует и потому – благ, добр, щедр. Мы говорим: «Дай ему бог», «даст бог» (и это случится), «подай нам, Боже, по великой милости Твоей». Даже воздавая за грехи, то есть наказывая, Бог даёт. Он ничего не забирает, не отнимает, по крайней мере, так отражает народную веру язык.
Дьявол (в русской речи – чёрт), напротив, инстанция поглощающая. Об этом свидетельствуют выражения, типа «черт возьми», «черт побери», «черт бы тебя побрал», «черти завладели душой», «черти уволокли в ад» и др.
Добавим, что поговорка «Бог дал – Бог взял» – не наша, не свойственная русскому менталитету. По-русски было бы: «Бог дал, да чёрт забрал». В действительности говорили: «Послал Бог работу, до отнял чёрт охоту», «Бог даст денежку, а чёрт – дырочку, и пойдет божья денежка в чёртову дырочку».
Конечно, поговорки бывали всякие, но приведенные примеры образовали некое множество, характерное правило, в то время как другие являются, скорее, исключениями.
Итак, мы выделили некоторые внешние (геометрические) приметы таких абстрактных понятий, как «истина», «ложь», «правда», «кривда». Сегодня рассматривать их подобным образом можно только в исторической перспективе, потому что смыслы данных этических концептов далеко ушли от своего первообраза. Можно добавить, что язык пестрит «поэтическими» метафорами, эпитетами, сравнениями, олицетворениями и пр., которые мы уже не воспринимаем таковыми. Вернее сказать, он весь из них и состоит, ведь определить что-либо мы можем только, сопоставив это с чем-то другим, с тем, что уже знаем. Если попытаться понять некоторые фигуры речи буквально, то можно сделать немало интересных открытий о мировоззрении наших предков.