Сказка про Свет Любви

   Девчонок не принято называть плохо. Во всех сказках, например, только Иванушка всегда поначалу «дурачок», а Марии, Елены, Варвары – все искусницы распремудрые, да распрекрасные.
   Сказка у меня рождается прямо сейчас. Хоть выдумкой назову, хоть на быль сошлюсь!
   Жили-были старик со старухой. И была у них дочка – и дурочка, и лентяйка – Любонька. Лентяйка – потому что худюсенькая, да хрупенькая, – к тяжелой работе не приспособленная: ни воды принести, ни горшок из печки ухватом вынуть. А дурочка – потому, как думала все фантазиями какими-то: ни логики, ни смекалки житейской. Шешнадцать годков, а все как маленькая! – Другие дети с хитрецой, своего не упустят, а Любонька последнюю рубашку отдаст, всему поверит.
   Вот и держали ее дома, под присмотром, чтобы нажитое добро не разбазарила.
   Сидела она в своем уголке под иконами, то куколку из кухонной занавески смастерит, то в обеденной кастрюле из каши красивую фигурку слепит, то песенку сочинит. Какой толк в деревне от этого мастерства?
   Ну, да что с ней поделать-то? Чем бы дитя ни тешилось…
   Домовой ее уж очень любил. Странной любовью. Видать, такой же дурачок был. Покажется ей в обличье несусветном, прижмется, – она с перепугу вздохнуть не может, сознание теряет. Так и дружили.
   Однажды дед с бабой уехали, то ли на дальнее поле, то ли на ярмарку – кто знает? На несколько дней Любоньке картохи сварили, лепи, чего хочешь, с голоду только не помри.
   Да куда там! В кои-то веки, выпал девчоночке шанс из дома выбраться! По рассказам знала, однако, что мир большой и надо бы успеть затемно весь его обежать. И так захотелось ей на Свет Белый полюбоваться, что не стала она медлить, вышла из огородной калитки, да сразу во чистом поле оказалась. Васильки, ромашки всякие, красота кругом! Двинулась напрямки, а домовой – следом. Присмотр-то нужен, куда без него некузявую отпускать? Был домовой – стал полевой!
   А за цветочным полем – лес угрюмый еловой прохладой манит. Любонька и заверни туда! В лесу долго ли заблудиться? Домовой за голову схватился: как глупышку домой вернуть? Чего только не делал: и просил, и плакал, и обнимал, да все без толку. Бежит Любонька дальше, словно ее на веревке тянут. Не зря ж в народе говорят: охота пуще неволи!
   Ладно, решил домовой:
   – Был полевой – стану лесной! Не брошу девоньку, авось, кривая вывезет! – Кривая и вывезла.
   Сумерки незаметные опустились – в лесу быстро темнеет. Куда дальше идти – неведомо. Сели они на поваленное дерево, сидят. Чего теперь делать – не знают.
   Вдруг, откуда ни возьмись маленький старичок появился. Нос – до земли, бородища седая, на голове шляпища, в руке – змея живая, а он на нее, как на посох опирается. Поманил их крючковатым пальцем и направился вглубь леса. Они – за ним. Выбирать-то не приходится! Старичок быстрый: ноги у него земли не касаются, летит будто, – травинки не заденет.
   Тут послышался звук, тягучий, низкий. То ли эхо, то ли рог охотничий – неопытному уху не различить. Глядь, а дедок, как сквозь землю провалился! Привел, знать-то, куда надобно. Только ничегошеньки пока не изменилось. Темнее только стало.
   Ой-ой! Чего ждать – не известно! Страшно.
Присмотрелись, а на краю полянки – силуэт. Мужской вроде. Любоньке уже не до условностей, она и закричи:
   – Эй, вы кто? Помогите!
   Домовой аж за голову схватился, разве можно девулечке-красотулечке первой с мужчиной разговоры зачинать: вдруг он аспид какой-нибудь?
   Ан, не аспид вроде. Стоит в синих сумерках красивый стройный юноша, с Любоньки глаз не сводит. Кому-кому, а домовому не впервой за жизнь свою столетнюю, взоры такие наблюдать. Тут и к гадалке не ходи! А Любонька преобразилась вся: щечки зарделись, губки заалели, глазоньки потупила и дрожит вся, словно лист осиновый.
   – Мать честная, не было печали, да черти любовь накачали! Эх, ладно, – думает домовой, – Нам бы из лесу выбраться, а там, глядишь, все как раньше будет: песенки, куколки, города из каши…
   Протянул юноша Любоньке руку свою и пошла она за ним, молча, словно язык проглотила. Даже как звать-величать не спросит. И с кого потом спрос держать?
   Так и заблудились вместе. Устали. Темно. Только вдвоем-то теперь не страшно. Прижались они друг к дружке, под дерево присели, оно их лапами еловыми и укрыло. А домовой снаружи сторожить остался. От нечисти всякой. Да и к чему теперь Любоньку обнимать, если без него – есть кому?
   Наутро совсем уж невероятное стало происходить. Открыли глаза, а вокруг войско стоит. Прынца Волшебного Заморского потеряли, а теперь, выходит, нашли! Весь лес ночью прочесывали, пока об домового не запнулись.
   Посадили они своего красавца на коня и увезли силой! Никого не спросили! – Власть у них была.
   Остался у Любоньки в руке сверточек малюсенький, в голубенькой тряпице, любимым подаренный. По счастью, на нее и на сверточек этот никто из свиты внимания не обратил. Кому она нужна, глупая? Ускакали, как – не было.
   Заплакала Любонька. Впервые в жизни. До того, по доброте душевной, всех понимала, да прощала, а тут не стерпела душа девичья, не сдержала муки сердечной:
   – Ненаглядный мой! Лучик Лунный! Где тебя искать? А и найду, разве допустят меня к тебе?
   Домовой тоже плакал, глядя на нее. То ли радовался, что при нем осталась, то ли горевал. Говорят, домовые будущее знают. Только тут и так все было ясно. Не пара Любоньке Прынц Заморский, ой, не пара!
   Как из лесу выбрались и сами не поняли.
   Дома еще никого не было, никто их отсутствия не заметил.
   С тех пор произошла с Любонькой странная перемена. И то сказать, дело молодое, полюбовное приключилось. Отяжелела она дитем малым. А что вышло такое – никому не сказала, хоть пытай! Дед с бабой только диву давались, откуда что взялось? И так, и этак думали. Как теперь людям в глаза смотреть? Хотели будущего ребятенка за свое дитя выдать, да от людей правды не скроешь.
   Пошли к сыну местного кузнеца на поклон, мол, выручи от позора, возьми за себя дурочку. Он и взял. Любонька похорошела от любви своей тайной, да ожидания материнства. Зажегся в ней небывалый внутренний свет, и стала она от этого такой красавицей писаной, что ни в сказке сказать, ни пером описать. – Как не взять такую? А что «не от мира сего», так это даже и хорошо, пуще мужа слушаться будет. Без вины виноватая. Как ни умоляла она оставить ее незамужнею, ничего не вышло.
   Недолго пожили вместе. Не смогла Любонька допустить до себя нелюбимого. Расстались по-хорошему. Побыла замужем и ладно. Позор после этого не так страшен.
   А вскоре родился на свет мальчик. Удивительный – да и только! Стоило взглянуть на него, и даже деревенскому глазу ясно было, что кровей он не просто знатных, а и волшебных. Кудри золотые светятся, по плечам вьются. Глаза, словно озера синие, завораживают, да зовут в тайну неведомую. Улыбка радостная с ангельского личика не сходит. Забывал все горести и наполнялся всякий человек возле малыша такой силушкой неодолимой, что мир готов был перевернуть, не то, что поле вспахать или огород засадить. Так и назвали его Лучезаром. А Любонька по-своему звать стала: Лучиком Лунным, на память о любимом, значит!
   Деревня процветать стала. В каждой семье достаток появился, дети – здоровы, родители – счастливы.
   Малыш рос, на удивление. День – за месяц, а то и – за два. Быстро повзрослел. К чему не прикоснется, все как по волшебству преображается. Словно невидимые силы его желания исполняют. Всю работу по дому на себя взял. Дед с бабой нарадоваться не могли. Был – позор, а стало – утешение.
   Только Любонька потихоньку гаснуть стала. Тосковала очень. Не мог сынок заменить ей любимого. Слегла. Кушать почти перестала. Один домовой ее и понимал. По головушке гладил, как маленькую, утешал. Первая любовь, что последняя – ни забыть, ни вылечить. Тут и умные-то люди сдаются, а что с дурочки взять?
   Думал-думал домовой и рассказал всю правду повзрослевшему Лучезару: про лес еловый, про Прынца Заморского, про ночь темную, про войско странное. Напоследок добавил:
   – Потому и зовет тебя Любонька Лунным Лучиком, поскольку ты от него и родился. Иди, Лучезар, найди отца своего. Может, смилуется, повидается с Любонькой, выздоровеет она. Сила волшебства в тебе удивительная, она и поможет. А я тут останусь, за домом присмотрю. – Не успел последние слова сказать, а уж дверь захлопнулась, – пошел сын на поиски.
   Вышел из калитки: вроде поздняя осень была, а вокруг – цветочное летнее поле! Ромашки, васильки ему машут, показывают направление. Недалече лес еловый прохладой манит. Все, как домовой рассказывал.
   Не ведал еще Лучезар, как использовать свою силу волшебную. Она сама вела его, чудеса дарила, а он только радовался, точь-в-точь, как Любонька! На вид ему ноне стало, как и ей тогда, годков шешнадцать. Высок, скроен ладно, косая сажень в плечах. Тот красив, кто красоты своей не осознает. А он и в зеркале-то себя отродясь не видывал. В трудах по хозяйству, да хлопотах не до того было.
   Глядь, откуда ни возьмись, маленький старичок появился. Нос – до земли, бородища седая, на голове шляпища, в руке – змея живая, а он на нее, как на посох опирается. Поманил его дед крючковатым пальцем и направился вглубь леса – Лучик за ним. Старичок – летит будто, травинки не заденет. Лучезар же, от деда ни на шаг не отстает, словно его на крыльях несет кто-то. Тут послышался звук, тягучий, низкий. То ли эхо, то ли рог охотничий – неопытному уху не различить. Дедок, как сквозь землю провалился! Привел, знать-то, куда надобно.
   Чуть перевел дух, а на краю полянки – чудо-чудное, диво-дивное! Стоит красна девица, на него смотрит, косоньку русую теребит. Обомлел Лучезар, сердце в пятки ушло. Видать, по наследству ему Любонька талант любви передала: выбирать с полувздоха – да на всю жизнь. Протянула руку девица и повела. Куда – неведомо. Да и не все ли равно?
   Привела ко дворцу лесному. Красоты такой у них в деревне придумать не могли. Башенки в небо упираются, светом золотым горят, вокруг деревья, цветы неведомые. А в воздухе ароматы сада поют неслыханную музыку, не ушами, а только душой слышимую.
   Оглянулся Лучик и показалось ему все это до боли знакомым, словно бывал он здесь. И ворота тесовые, что сами собой в сад отворяются, видел и по дороженьке, гравием усыпанной, пробегал. И музыка эта, вместо нот, из цветочной радуги сотканная, давно звучит в его сердце. Девица его дальше не повела. Рукой взмахнула, улыбнулась, молча, и растворилась в воздухе. Вот так да!
   Растерялся Лучезар, впервые познав разлуку.
   Даже имени не спросил. Кого теперь искать? Делать нечего, вошел во дворец. Видит, огромный зал, в зеркалах весь. Кресло высокое на постаменте, бархатом красным обитое. Ноги сами к нему подвели и сел в него юноша. Был сын крестьянский – стал князь дворянский! Одежда на нем обновилась, к ногам тигры ручные прижались, на груди – герб, в руке – скипетр – символ власти над миром.
   – Да не то все это! – воскликнул Лучезар. – Матушка моя умирает, и я свою суженую потерял! Как же можно сему радоваться, когда не выполнил я задачи своей? Кто поможет мне? Где же эта сила чудесная?
   Посыпались тут зеркала осколками звонкими, будто землетрясение началось, зашатался трон, скипетр птицей вспорхнул. Исчезли стены дворца. Сидит герой наш в том же саду, на огромном валуне, посреди пруда. А в пруду золотые рыбы плавают, лилии покачиваются. Возле камня водоросли голубые. – Да это и не водоросли вовсе, а волосы русалочьи! Вынырнула из пруда красотка, села рядом, голову ему на колени положила. Ох, неведомое существо! Берегись, Лучезарушка! Переливается каждая чешуечка светом небесным, пряди волос ручьями стекают по плечам, белая кожа нежна, словно водная гладь… Но нет. «Не то, не то, – думается влюбленному. – Выбрало мое сердце другую».
   Встал он и решил на берег перебраться. А рыбки золотые и не рыбки совсем – в зубастых крокодильчиков вдруг превратились! Только и ждут, когда он воды коснется. Русалка снова водорослями стала. Обман все. Колдовство, одним словом. Растерялся Лунный Лучик. Помочь некому. Но решение его твердое, надо идти дальше, из камня-то, как из яйца, не высидишь птенца. И опять припомнил, что и камень этот, и прудик давно ему знакомы, даже будто купался он с рыбками: они в превращения разные играют, только бояться их не надо! Подумал – тут же перед ним мостик появился. По нему и перешел.
   Исчез пруд, словно не было его. Стоит он опять в саду, с поющими ароматами, а перед ним – милая избранница. Обняла его и говорит:
   – Зовут меня Манефою. Спасибо, тебе, любимый мой, что прошел ты все испытания. Не позарился на власть, на красоту приворотную, страхам не поддался. Вижу я, что подарила тебе матушка свою чистоту. Горит в душах ваших, словно свеча, огонечек ВЕРЫ В ЛЮБОВЬ. Это и есть главное человеческое чудо. За него свыше испытания назначены и награда положена. Сила твоя волшебная так и зовется – Светом Любви. Она чудеса творит. Не печалься за матушку. Веди меня домой. Там сам увидишь, что будет.
   Обрадовался наш герой. Схватил возлюбленную на руки и сказал:
   – Не коснется больше ножка твоя земли, на руках тебя всю жизнь носить буду! Беречь и заботиться стану.
   Засмеялась девица:
   – Руки тебе, любимый мой, понадобятся для светлых дел, а ногам моим ничего не сделается! Я – внучка того старичка со змеей в руке, что привел вас с матушкой к настоящей любви. Летаем мы над землей, чтобы ни единой травинушки не примять, ни одной букашке вреда не причинить. Ты и сам волшебного роду-племени: идешь – земли не касаешься. Аль, не приметил еще?
   В ответ прижал он ее крепче к сердцу. Так и принес домой.
   Видит, у калитки Любонька стоит. Хоть и слаба, но встречает сыночка. Обняла обоих детушек и заплакала второй раз в жизни.
   Манефа поклонилась ей в пояс и молвила:
   – Спасибо за жертву твою, что до поры, до времени не воспользовалась тайным подарочком в голубой тряпочке от Прынца Заморского. Знаю я, что в ней перстенек чудесный. Ты его на белу рученьку не надевала, берегла, как и просил тебя твой возлюбленный, когда в тот самый день, наутро колечко подарил в залог любви и верности. Потому и сынок твой Лучезар свою любовь обрел. Ему тоже особая помощь от кольца была. А теперь надень же его скорее!
   Достала Любонька из-за пазухи сверточек заветный, тряпицу голубенькую развернула, а в ней – колечко тоненькое с камушком, светом играет, переливается, словно дворец в лучах. И вспомнил тут Лучезар, что нашел он однажды колечко это на завалинке, видно, матушка выронила! На пальчик надел, а оно ему будто впору, играть начал, словно бы очутившись в том самом саду возле дворца волшебного! Вот почему так знакомо все было: и тропинка, и рыбки в пруду… Заранее предупредил его отец об испытаниях! А как матушка вскорости из дома вышла, да увидела свое пропавшее колечко на детской ручке, испугалась почему-то и скорее спрятала перстенек! Оказалось, не следовало его до поры никому надевать. Нарушенным стало главное условие, пусть и ненароком. Оттого и заболела тогда Любонька, решив, что больше никогда не увидит любимого.
   – Иишшшь тыыы! – вдруг закричал домовой. Он как раз в кустах за соседской кошкой охотился, в намереньях проучить за безобразия разные. – Да кабы знать, что кольцо волшебное у тебя, Любонька, разве б послал я Лучезарушку в лес дремучий за помощью для тебя – дитятко возлюбленное испытаниям подвергать? Али нельзя, что ль было проверить-то кольцо накануне? Я тут с любовью вашей сам чуть не рехнулся! Моей-то, что ль, любви мало вам было?! Мою-то любовь кто разделит?!
   В первый раз домовой кричал. Да чего там, орал, словно резаный, домашнюю, понимаешь ли, сцену устроил. И что на него нашло? Вдруг выхватил он кольцо из ее рук и напялил себе на большой палец для ускорения радостных событий. Намучился, видите ли, в долгих ожиданиях. Решил героем стать и главное чудо для семьи самостоятельно совершить, чтобы молочка тепленького не забывали ему подливать, а то кошка соседская повадилась кормиться из его личной миски… Вон опять в кустах затаилась! Муськой зовут.
   Чудо и случилось!
   Мало было семье одного домового-полевого-лесного, а тут вместо Муськи соседской… преображенная домовая-полевая-лесная Матильда из кустов вылезла! И опять произошла в семье любовь с первого полувздоха! Только уже у домовых! Напасть, да и только! Засмеялись все радостно. Обнялись, счастливы! Особенно, влюбленные домовые!
   И вдруг все на Любоньку посмотрели. Стоит она – ни жива, ни мертва, белее снега первого. Не плачет и не ждет уже никого. Дважды кольцо на руку надето, и каждый раз в размерах уменьшалось. Много ли силы в нем? Сказано ведь было: схоронить от всех! Попыталась она надеть колечко! Ан, нет! Малым-мало оно стало. Даже на мизинчик не лезет, только камешком сверкает. Какой теперь с него прок? Память только, что сердце в клочья рвет!
   Вышли тут дед с бабой. Пока выясняли в чем суть, да дело, – вечер наступил. В дом пошли, вечерять, да решение принимать, как дальше быть.
   Осталась на крыльце одна Любонька. Нет ей утешения. Отворила она, как когда-то, калитку и повели ее ноженьки, куда глаза глядят. Было поле ромашковым, да васильковым, а стало осенним, с острой стернею. Птички не поют, ветер холодный. Вошла наша красавица в лес, а он мрачен и глух. Совы только ухают, глазищами сверкают. Грозен лес, но боль в сердце так сильна, что не страшно ей. Увидела родник ледяной, в свете лунном светящийся. Села на землю, опустила ноги в купель, хотела холодом горюшко свое утишить. Сколько так просидела – не знает. А боль в груди все не утихает.
   Вдруг, послышался звук тягучий, низкий. То ли эхо, то ли рог охотничий – неопытному уху не различить. Смотрит, возле нее дедок знакомый стоит, на посох-змею опирается. А Любонька слово вымолвить не может. Протянула ему молча кольцо. Поднял старец клюку, выгнулась в ответ посох-змея, подхватила языком перстенек и просунула сквозь него узкую голову. Увеличилось кольцо в размерах, скользнуло через змеиное тело и упало, скатившись в родник. Стукнулось о камушек на дне, постучалось в радостный день, зазвенело, запело и превратилось в того, кого так любила и ждала Любонька. Стоит он перед ней краше прежнего, живой и здоровый! В миг весь лес проснулся, зачирикал, зашелестел! Будто и не поздняя осень вовсе, а утро теплого Бабьего лета!
   Приподнял любимый Любоньку над землей, словно маленькую девочку, и сказал:
   – Будь моей женой, родная моя. Я всегда был рядом с тобой, в перстеньке, на груди спрятанном. Все слезы и горести делил с тобой. Однажды, не утерпел, выкатился колечком на завалинку с сыном поиграть, да научить уму-разуму. Уж очень скучал по обоим, обнять хотел вот так, как сейчас. Не мог раскрыться раньше времени. То войско темное – погубить меня хотело, чтобы меньше было света и радости на земле. Не заметили злые силы, что я от них в колечко заветное переместился, укрыла и спасла ты меня Светом своей Любви, победила злые чары терпением и верностью! Не расстанемся никогда. Всю жизнь вместе проживем, и никто больше не посмеет разрушить нашу любовь!
   Подняла глаза наша Красавица и Умница, прижалась к сильной груди своего суженого и заплакала в третий раз. От радости!
   Поклонились они до земли деду с посохом волшебным и домой пошли все вместе. Чай, родственниками стали, а впереди сразу три свадебки!
   Все теперь счастливы.
   Ну, вот и сказку пора заканчивать. Хотя, может, это и не сказка вовсе?
   Испытания не так просто людям даны: жизненным выбором своим силен человек, тем и судьбу обретает.
   А ты сказ мой про Свет Любви в сердце у себя сохрани, словно колечко!


Иллюстрация автора Л.Лагутенковой