Её страницы

Откройте для меня свои страницы.
Прошу позвольте мне вас всех прочесть.
Омоют волны пусть мои глазницы.
О сколько горя, боли, что не счесть.

Я вижу потрепалась как обложка.
И переплёт чуть держит хрупкий лист,
А буквы кое где почти, что стёрлись.
И уголок надорванный висит.

Я вижу как вам холодно и страшно.
Я вижу сколько видели глаза.
И все ж под слоем пыли, столь прекрасны.
Все ваши одинокие сердца.

Я в буквах слышу о любви признания.
И в них же вижу звонкий детский смех.
А между строк забытые мечтания.
И то, что вы укрыли ото всех.

За слоем слой и вот душа нагая.
Прикрыла грудь дрожащею рукой.
Со злостью прямо мне в глаза взирая.
Встречается ладонь с моей щекой.

За то, что глубоко я так забрался.
Взглянул на то, что прочим не дано.
За то, что не пытаясь постесняться,
Я распахнул закрытое окно.

Так смущена душа ее краснея.
И все ж за гневом чётко виден стыд.
А я молчу и звук издать не смея.
Зачем дурак скажи ее открыл?

И что теперь? Так взять и развернуться?
Картину не закончив все стереть?
И как всегда на утро вновь проснуться.
С одной лишь только мыслью? - Ну уж нет!

Всего лишь шаг, один лишь шаг навстречу.
И вот уже напротив пара глаз.
Нет больше смысла в прекрывании чресел.
И смысла нет в фарфоре старых маск.

Она как нерв, к ней страшно прикоснуться.
Неловкое движение - сразу боль.
Дрожит и дышит ускоряя пульс мой.
Быстрее гонит по сосудам кровь.

Ну вот уже остался миллиметр.
Всего один, до нежных алых уст.
Но для меня как будто километр.
Его пройти ужасно я боюсь.

Она уже не смотрит ненавидя.
Ее глаза закрыты шелком век.
Как хорошо, она мой страх не видит.
Не видит, что я просто человек.

А воздух как сироп, ужасно вязкий.
Мне альвеолы в лёгких залепил.
Я задыхаюсь, дайте мою маску,
Пока ещё себя я не открыл.

Но поздно, прогремел набат церковный.
И разум уж не властен надо мной.
Лишь сердце, что гремит неугомонно.
Душевный нарушает мой покой.

И вот уж я стою словно младенец.
И в темноте сверкают две души.
Слились в одну, а рядом мое тело
Царапает пером свои стихи.