В войну. 28 глава

             28 глава.
Вечером того же дня, выйдя вновь подышать свежим воздухом перед ужином на свою любимою скамейку, Васильев застал на ней двух своих соседей, по госпитальному этажу, Фирсова Игната и Хорпенко Леонида Аристарховича. Они о чём-то, оживлённо спорили. « Ну, нашёл Игнатка очередные уши» – подумал Анисим, собираясь пройти мимо, в поисках свободного места. Хотелось побыть одному. Но едва он с ними поравнялся, Фирсов, соскочив со скамейки, преградил ему дорогу, приглашая присоединиться к ним.
– Емельяныч, друг, постой не проходи мимо. Разреши наш спор дорогой, ты же тоже деревенский, насколько я помню?   
– Есть такое дело, – отозвался Анисим, жалея, что не свернул раньше и попал в их поле зрения. – В чём, спор-то ваш?
– Сейчас, присаживайся вот. Я постою, нога уже затекла, пока этого Аристарховича убедишь, и вовсе боюсь, откажет. – Подмигнул он подошедшему. – Вцепились мы тут, ни на жизнь, а на смерть просто.  Раскритиковал вот этот самый товарищ, понимаешь, – кивнул он на Хорпенко, как на пустое место, будто его и не было вовсе рядом, – Деревню. Серость говорит сплошная, безграмотность, упадничество. Представляешь? Как тебе это нравится. Только говорит, в городах люди живут, а вы, так прозябаете в неведенье жизни.
– Да перестань Игнатка, что ты завёлся, в самом деле. Не слушай его Анисим Емельянович, я совсем не так говорил. Вечно всё переврёт, перевернёт с ног на голову, как не совестно?   
– Не так? А как? Нет, ты не отворачивайся, как ты только что театрами, да музеями своими кичился. Есть куда пойти, досуг скрасить. – Передразнил Фирсов, собеседника.
– Правильно, именно об этом и рассказывал, но заметь не без хвастовства какого либо, а как констатация факта. Согласись, из глухой деревушки, не наездишься, ни по тем же музеям, ни по выставкам. Вот ты в своей Сибири, задашься целью, скажем в театр сходить. Сколько тебе времени и сил нужно потратить? То-то же. – Что я в нём не видел? К нам в деревню перед войной, каждое второе воскресение, фильмы привозили. Ни темнее вас городских жили. Будто ты в своём Минске, каждый день по музеям расхаживал.
– Ну, нет, конечно, чудак человек, я в целом, про возможности. Про разницу в этом плане, сельского жителя, от городского. Где кругозор легче расширять? Познавая прошлое житиё, иметь возможность заглянуть в будущее, не изведанное пока?  Согласись, в городе несколько веселее, что ли. От того, что всё рядом. До любой душевной радости рукой дотянуться можно.
- Это смотря что тебя радует. Вот у мамани моей, было семь кур, все разные, ни одна на другую не похожи. Имена им по придумывала, как за детьми ухаживала, все крохи со стола им носила. Про каждую по двое суток могла байки, истории всякие рассказывать, не умолкая. Только выйдет за порог, они со всех ног к ней со двора сбегались. А тут, перед самой войной, пригорюнилась вдруг шибко. Что случилось спрашиваю, плачет. Хохлатка говорит, пропала. Лиса не иначе унесла. Всю округу с ней перешерстили. Как сквозь землю провалилась. Три недели она сама не своя ходила. Убивалась всё. И вот однажды, рублю дрова в воскресное утро во дворе. Она мимо в курятник воду понесла. Зашла туда и вдруг, как завизжит, не пойми, от радости или от испуга какого. Я туда за ней. Она стоит, двух цыплят махоньких в руках держит и мне под крышу сарая показывает, смеясь сквозь слёзы.  Говорит, Хохлатка моя нашлась, горемычная. Голову поднимаю и правда на балке перекрытия из соломы голова куриная торчит. Притаилась тихоня. Подставил лестницу, залез за ней, а там под курицей ещё восемь цыплят. Спустил всех, чтоб не зашиблись. Ладно эти двое мамане прямо на руки можно сказать свалились. Вот где радость была. А ты Аристархович говоришь в городе до любой душевной радости рукой можно дотянуться, а до такой? Разве только в зоопарке и то лишь через сетку, глазами. Матушка после, неделю, чуть не ночевала в курятнике, улыбка с лица не сходила. А в аккурат в следующее воскресенье, война, - погрустнев, закончил Игнат. Хорпенко прикурив, протянул ему папироску.
- Сам кури. У меня свои имеются. Не подмазывайся.  Слыхал его, Емельяныч? Сидит весь из себя, в очках ещё. У нас в деревне, каждый день что-то новое случается. И выставки свои тоже бывают. Да ещё какие, вам горожанам и не снилось такое. Вот тоже перед войной, года за два, помню случилось, вся деревня месяц укатывалась. Поругались две кумы, крепко так, повздорили, чуть не в волоса друг дружке вцепились. Ну, разняли их, развели в разные стороны, по их огородам. Так они и там не угомонятся никак. Слали и слали через плетень проклятья, пока не запалились. Потом одна, выдохшись видно совсем, скидывает с себя что под юбкой, было, задирает её и голым задом поворачивается к противнице. Вот, мол, тебе, мои последние аргументы. Вторая, не уступает, делает тоже самое. Так и стояли, молча, больше часа, с голыми задами, в небо нацеленными, не обращая на собравшихся внимания. Никто не хотел уступать, надеясь переспорить энтим способом.
Тут мужик одной из них, подходит к своей и домой её загнать хочет. Иди, говорит, ребёнок сиську просит, кормить пора. Та отвечает, не могу, если уйду, значит, она выиграет, правда за ней останется. Ни в какую, не уступлю, говорит. Тот думал, думал и предлагает ей, давай, я за тебя тут постою, а ты пока сходи малого накорми. На том и порешили. Скинул дядя портки, и встал на место супружницы, пока та в доме скрылась. Стоят дальше молчком. Тут, видимо вторая баба совсем обессилила, не разгибаясь оборачивается к врагу и видя некоторые изменения в оборонительной линии противника, падает на землю и давай гоготать, что сил осталось. Кричит, – Люди добрые, посмотрите на неё, вот ведь вредная какая кума у меня. Уже кишка из одного места полезла, а всё не уступит. Ой, держите меня семеро, не могу, сейчас рожу не запланировано. Во как. Бывали у вас в городе такие выставки, показы? – Закончив рассказ, спросил Фирсов, у укатывающихся со смеха собеседников. – То-то, что нет. Вот, замолч тогда и не вякай.
– Сильна земля Сибирская, народом, ни чего, не скажешь, – утирая слёзы от смеха, откашливаясь, сказал Васильев. – И впрямь, весело живёт деревня, грех тебе Лёня не согласиться.  Чем парировать будешь, а, друг?
– Воздержусь, пожалуй, тут и крыть мне похоже не чем. – Вытирая глаза платочком, отозвался Хорпенко. – Повалил, на обе лопатки повалил злодей. Ну и пустомеля же ты Игнат, тебе бы сказки писать, такой талант пропадает.
– Сказки? Это всё из жизни. Ничего– то вы в своих городах и не знаете, об ней. Кто вас кормит всех, если не мы деревня? Она как раз и живёт полной жизнью, насыщенной, как ты говоришь. Ты, хоть один скворечник сделал?  Хоть одно потомство скворцов вывелось благодаря твоей помощи? Нет? А яблоньку хоть какую или грушу, вырастил? Плоды от своего труда отведать довелось, с гордостью за себя? Тоже нет? Да о чём с тобой спорить? Да ну вас. – Игнат развернулся и побрёл по аллеи вглубь сквера. 
– Весёлый парень, Игнат. Простой такой, добрый. Только упёртый, очень, лучше с ним в споре не сходиться. Как те барышни из его рассказа, не уступит. – Глядя ему в след, сказал, уже успокоившись от смеха, Хорпенко. – Трижды орденоносец, медалей полная грудь. Герой. А так и не подумаешь.
– Герои, они ведь из таких простых людей и получаются, как наш Игнат, обидели мы с тобой парня, недоверием.
– Ничего, он отходчивый, к завтрему, позабудет всё. Снова, душа человек будет. Завидую ему, легко таким живётся.
– Потому может и легко, что лишнего себе, не требуют. Что есть на столе и хорошо. Рубаха сменная имеется и слава богу. Пришёл враг в дом, берётся за оружие и бьёт его, не щадя самого себя. Война закончится и работать станет также у себя в деревне. Детей растить в своей крестьянской правде, опираясь на дедову и отцову смекалку. Это разве плохо?
– Да, нет, конечно. Вся наша Россия, на таких как раз ребятах и держится. Потому из века в век и остаётся, не посильной, ни для какого ворога. От того, что нет в запредельных землях, в основной людской массе, таких крепких духом граждан, как у нас. Однако, пойдём Анисим Емельянович, ужин скоро, загулялись мы с вами.
– Ты иди, я что-то не хочу пока, позже подойду. Побуду тут ещё. Ступай, приятного тебе аппетита.
– Ну, как знаешь, я шепну Эльвире, чтоб оставила на тебя. Отдыхай дорогой…


---22.10.2018 г.--- Продолжение следует…